У Алины тряслись руки, когда она набирала код на подъездной двери. Это не страх, это организм так реагировал на очередное воскресенье. Синдром Нины Васильевны. Медики такого не диагностировали, но Алина могла бы открыть НИИ, защитить кандидатскую и запатентовать способ борьбы. Хотя нет, бороться было бесполезно. Победить Нину Васильевну — всё равно что выгнать таракана из подъезда: он уйдёт, но с ощущением, что это он тебя отпустил.
Квартиру на Щёлковской они с Игорем купили полтора года назад. Точнее, Алина вложила свой материнский капитал, пятилетнюю ипотеку и нервы, а Игорь внёс «неоценимый вклад»: он дал фамилию. За это его мать была ему очень благодарна и вслух регулярно напоминала:
— Надо было тебе, Игорёчек, жениться на Таньке с третьего этажа. Она и готовит, и не умничает, и мама у неё не с Сахалина, а из Видного. А ты вот женился... на карьеристке.
Алина в такие моменты улыбалась. Не потому что терпеливая — потому что держала во рту язык. Чтобы случайно не высказать всё, что накопилось.
Вдох. Выдох. Здравствуйте, котлеты.
Она открыла дверь ключом — Нина Васильевна всегда приходила с утра, ставила пакеты на стол и по-хозяйски убирала обувь в шкаф, будто жила тут. И, по её ощущениям, действительно жила. У неё была прописка, временная, но с амбициями на постоянную. И даже шкафчик в ванной, куда Алина уже давно не заглядывала — её кремы там не выживали.
— О, ты дома! — раздался голос из кухни. — А то я думала, опять на этих своих... как их... програмистах засядешь.
— Я программистка, — спокойно сказала Алина, снимая куртку. — Не вирус. Работаю, как и все.
— А кто ж у нас работает? Сидит за компьютером и делает вид, что занята. Кстати, я тут борщ сварила. Только нормальный, не этот ваш, без мяса.
На кухне уже стоял Игорь. В тапочках с надписью «Best Dad» — подарок от коллег, хотя детей у них не было. Он задумчиво ел котлету, как будто она могла дать ответы на все вопросы мироздания.
— Привет, — кивнул он. — Мама рано пришла. Опять.
— Это ты рано встал, — буркнула Алина и поставила сумку на табурет.
— Кстати, — вставила Нина Васильевна, присаживаясь. — Я тут подумала. У меня пенсия не ахти, а квартплата растёт. Может, я пока поживу у вас? Всё равно у меня старая хрущёвка, зимой дует, как в тундре. А тут — семья, тепло, уют.
Алина чуть не выронила чашку. Кофе плеснуло на руку.
— Простите, что? — она подняла глаза.
— Ну что ты, я ж не насовсем. Просто пока холода. Игорёчек не против, он сказал, ему всё равно.
Игорёчек промолчал. Точнее, он промямлил:
— Ну... я думал, обсудим...
— Обсудим? — Алина встала. — Мы с тобой вчера полтора часа обсуждали, какого цвета занавески на кухне — и ты выдержал это мужественно. А тут ты «подумал» и решил? Вместе? С кем? С котлетой?
Нина Васильевна издала вздох обиды. Типа как у актрисы в театре, когда её роль урезали до одного слова.
— Я, между прочим, мать. А не гостья тут. Мой сын здесь живёт. И ты — тоже пока с ним, а не наоборот. Квартира на нём оформлена, кстати.
Алина смотрела на неё, как на выключатель, который не работает, но бесит.
— Квартира оформлена на нас двоих. В равных долях. У нотариуса, помните?
— Ну, бумаги — это одно, а семья — другое, — усмехнулась Нина Васильевна. — Бумаги могут сгореть. А семья — она навсегда.
И тут у Алины щёлкнуло. Не громко, без фанфар, но гулко внутри. Как когда понимаешь: человек напротив не шутит, не играет, не подсказывает. Он просто пришёл. И решил жить.
Она встала. Спокойно. Без истерики.
— Я на работу. Вы тут сами.
— В воскресенье?! — вскрикнула Нина Васильевна. — Ты работаешь в воскресенье?! Это что ж за фирма у вас такая — людей не жалеют!
— Это не фирма. Это я себя не жалею, — бросила Алина, захлопывая дверь.
В лифте она смотрела на своё отражение. Чуть растрёпанная, в куртке, которую обещала сменить ещё год назад. На лице — не ярость, не злость. Принятие.
Эта квартира — моя. Половина. Но жизнь — целиком моя. И вот с этим мы будем разбираться.
Алина не приходила домой два дня. То есть технически приходила — переодеться, принять душ и сменить носки, — но так, чтобы прийти — сесть на диван, снять лифчик и почувствовать себя в своей крепости — нет. В квартире было... неуютно. Слишком много людей. А конкретно — один. Женщина в возрасте, с сильным характером и пирогом в духовке.
На третий день, когда у Алины закончились чистые футболки, она решила: хватит бегать. Это её квартира. Половина, но всё же.
Она зашла, как в офис, где с утра уже не в духе — не снимать верхнюю одежду, не говорить «привет» и ни с кем не встречаться взглядом. Но даже её боевой настрой не подготовил к тому, что ждало на кухне.
— Мы тут с Игорем посоветовались, — начала Нина Васильевна, не дожидаясь, пока Алина даже снимет ботинки. — И решили: надо продавать квартиру.
— Прошу? — Алина застыла с одним сапогом в руке.
— Ну ты посмотри сама! — Нина Васильевна кивнула на кухонное окно. — Первый этаж. Холодно. Темно. В подвале тараканы, сверху — дети бегают. Игорёчку тяжело, тебе тяжело. А так — продадим, купим попроще в Подмосковье, а разницу вложим в дом. Будем жить спокойно. В своём. Без соседей. Без городского шума.
— Без меня, видимо, — пробормотала Алина, опускаясь на табурет.
— Ну ты же программистка! — всплеснула руками Нина Васильевна. — Снимешь себе студию рядом с офисом. Молодёжь вся так живёт. Вот у нас в доме внук соседки снимает, так он счастлив! Свобода!
— Мама, — вмешался Игорь, — ты всё опять переворачиваешь...
— А ты всё молчишь, как чучело в клетке! — сорвалась Алина, вставая. — Вы с мамой уже всё решили? Продать квартиру, которую мы оба купили? Деньги с маткапитала, между прочим, мои. Пять лет на эту ипотеку пахала — день и ночь. А теперь вы хотите мне объяснить, что без тараканов мне будет лучше?
— Это просто идея! — защищался Игорь. — Мы ж не продали ещё ничего!
— Алина, ну не кипятись ты, — включилась Нина Васильевна, накрывая на стол. — Я тебе котлет подогрела, садись.
— Да вы издеваетесь, что ли?! — она уже почти кричала. — У вас тут семейный совет, пирожки, переезд в мечту, а я кто? Инвестор? Спонсор? Или просто та, кто посуду моет?
— Никто тебя не выгоняет, — вздохнул Игорь. — Просто ты вечно на работе, с нами тебя нет. Мы подумали, что, может, так тебе легче будет. Комфортнее.
— Комфортнее? — Алина села обратно. — Давайте я вам расскажу, как будет мне комфортно. Вот вы, например, съедете. А я останусь. И будет уютно, тепло и... безопасно. Знаете почему? Потому что никто не предложит продать мою же квартиру, чтобы построить себе счастье где-то в Жуковском.
— Знаешь, — холодно сказала Нина Васильевна, — я сначала думала, ты просто... резкая. А теперь вижу — ты эгоистка. Всё про себя. «Моя работа, моя квартира, мои планы». А семья — это не «моё». Это «наше».
— А семья — это ещё и уважение, — парировала Алина. — А у вас тут просто чужой устав, принесённый в мой монастырь. Игорь, у нас был договор. Мы оба работаем, делим всё пополам, не вмешиваем родителей. Или я что-то путаю?
— Ты много чего путаешь, — тихо ответил он. — У тебя всегда работа важнее. Дома тебя нет. Я один. Мама — единственный человек, кто вообще обо мне заботится.
— Заботится?! Она убрала мой крем из ванной, потому что он "воняет химией"! Она прячет мои контейнеры с едой и кормит тебя своим холестерином!
— Ну хоть она готовит, — буркнул он.
Повисла тишина.
Глубокая. Как в шахте. И ровно такая же опасная.
— Что ты сказал? — переспросила Алина, вставая медленно.
— А то, — Нина Васильевна с победной улыбкой подняла бровь. — Он мужчина. Он не может питаться лапшой из микроволновки и кофе с семечками. Ему нужен обед. Суп, второе. А ты его превращаешь в офисного зомби!
— Ты правда так считаешь? — тихо спросила Алина, смотря в глаза мужу.
Он молчал. Потом пожал плечами.
— Может быть...
Алина повернулась. Пошла в комнату. Вынесла чемодан. Сложила туда вещи — молча. Ни одной истерики. Ни одной слезы.
— Ты что, уезжаешь?! — Игорь вскинулся.
— Нет. Я освобождаю тебе пространство. Раз тебе здесь неудобно. С мамой останешься. Посмотришь, как без лапши в микроволновке живётся.
— Ты ведёшь себя, как капризная девочка.
— А ты — как сынок своей мамочки. Даже не муж.
Она застегнула чемодан.
— Где ты будешь жить?
— У подруги. А потом — сниму. У меня, в отличие от вас, есть голова. И работа. И принципы.
Нина Васильевна подошла к двери и тихо сказала:
— Иди. Всё равно ты бы ушла. Карьеристки долго не задерживаются. Они всегда бегут к себе, к своим экселям и вай-фаям.
Алина не ответила. Она просто ушла.
Прошло два месяца. За это время Алина:
— Сняла однушку у метро «Каховская» — с жуткими обоями, но приличным интернетом.
— Сменила работу — ушла из серой конторы, где начальник говорил «девочкам — девочковые задачи», в приличную фирму с прозрачной зарплатой и проектом, где её наконец слушали.
— Купила себе кофемашину. Настоящую. Не эту пластмассовую свистелку, что у них с Игорем была. А полноценную, с режимом капучино и даже функцией «латификация молока» (что бы это ни значило — звучало внушительно).
— И перестала плакать по ночам. Почти.
Игорь не звонил. Один раз написал:
«Ты там как?»
Алина ответила:
«Как? Без гречки с подливой – шикарно»
Он не оценил.
Нина Васильевна тоже не звонила. Она вообще сделала вид, что никакой Алины никогда не было. Ни в их доме, ни в их семье. Только «Игорёчек» — её мальчик — остался.
Алина привыкала к жизни без оглядки. Просыпалась, когда хотела. Заказывала роллы в два ночи. Мыла посуду, когда вспоминала. Или не мыла. И это тоже было свобода.
Но тут пришло письмо.
Из МФЦ.
Уведомление о продаже доли.
Игорь решил продать свою половину квартиры. Без предупреждения. Без разговора. Просто бумага на белом фоне: «в связи с изменившимися обстоятельствами, владелец доли сообщает…»
— Ах ты ж... — Алина прикусила губу. — Привет, война.
Она нашла, куда он хочет «переоформить» долю. Имя — некое ООО «Быстрый квадрат». Телефон — глухо. По адресу — офис из трёх человек и девушка в худи, chewing gum.
— У нас всё по закону, — сказала та. — Хотите выкупить — пожалуйста. Миллион двести, и всё ваше.
— Это доля в квартире на первом этаже! С тараканами! — Алина почти вскрикнула.
— Ну да. Но мы же знаем, что вы в ней живёте. Вам ведь надо?
Алина вышла оттуда с дрожащими руками.
Через час она стояла у знакомой двери. У той самой, с ковриком «Добро пожаловать» и знакомым запахом — смесь котлет и «Санита-геля».
Открыла Нина Васильевна.
— Алина? Ты? Ты зачем?.. Мы вроде...
— Где Игорь? — спокойно спросила Алина. — Мне надо с ним поговорить.
— Он в комнате. Только не кричите, ладно? У него давление.
— А у меня ипотека. Два года. Давайте как взрослые.
Игорь был дома. В трениках. С пивом. С сериалом про следствие и любовную линию с актрисой, похожей на Анастасию Заворотнюк.
— Алина... Ты что, решила вернуться?
— Нет. Я решила поговорить. Как с человеком. До суда.
Он поставил бутылку на стол.
— Я же не выгоняю тебя из квартиры. Просто мне деньги нужны. Мы тут с мамой подумали: может, купить участок в Егорьевске. Начать с нуля. Без конфликтов, без обид...
— С нуля? — переспросила она. — Ты сейчас серьёзно? Мы жили в этой квартире. Мы её купили вместе. Я вкладывалась. Я ремонт делала. Я плитку выбирала, чтобы не «слишком розовая», как тебе не нравилось. А теперь ты просто… переписываешь свою долю на каких-то аферистов?
— Это рынок, Алина. Ты же в ИТ. Ну? Понимаешь, как работает рынок. Спрос, предложение...
— Иди ты в жопу со своим спросом, — спокойно сказала она. — Ты не рынок, ты крыса. Извините, Нина Васильевна. Но это факт.
Нина Васильевна, сидевшая в коридоре и якобы «не подслушивавшая», громко кашлянула и исчезла на кухне.
— Я тебе предлагал договориться. Ты ушла.
— Я ушла, потому что у меня была альтернатива: остаться и потерять самоуважение или уйти с чемоданом, но с собой. А теперь ты хочешь сделать вид, что это — просто «переоформление»?
— Не хочешь — не выкупай. Тогда придётся жить с новым сособственником.
— Ты уверен, что у меня нет денег?
Он пожал плечами.
— Ты ведь сама говорила — зарплата, проекты. Значит, купишь.
— Куплю. — Она посмотрела ему в глаза. — Но не у тебя. И не за миллион двести. Увидимся в суде. Там, где придётся объяснять, почему ты не уведомил меня официально. Почему не предложил мне первой. Почему работаешь с «ООО-шкой», у которой нет ни офиса, ни сотрудников, ни сайта.
Он побледнел.
— Откуда ты это узнала?
— У меня теперь работа такая. Я не только кнопки жму. Я умею проверять людей. Понимаешь, Игорь? Ты недооценил меня. Опять.
— Алина...
— Не перебивай. Ты мог просто поговорить. Но ты выбрал схему. Думал, я струшу. Я не струшу. Я войду в эту квартиру с приставом, если понадобится. Я не боюсь. Ни тебя, ни маму, ни этой вашей «начать с нуля».
Он молчал. В глазах — смесь злости и страха.
А она встала.
Огляделась.
И сказала:
— А знаешь, что самое обидное? Я бы тебя простила. Если бы ты пришёл и сказал: «Да, я идиот. Помоги». Я бы помогла. Мы бы продали вместе, купили по отдельности. Как взрослые. Но ты выбрал сыграть в игру. А я в игры больше не играю. Особенно когда на кону — моя жизнь.
И ушла.
Через две недели он пришёл сам.
С цветами.
Без мамы.
— Я всё отменил, — сказал он. — Никаких продаж. Хочу поговорить.
— Уже поздно, — спокойно ответила Алина. — Я подписала документы на выкуп. У меня теперь больше половины. Так что ты теперь живёшь — у меня. А не наоборот.
— Но это же... это наша квартира.
— НЕТ. — Она смотрела прямо в глаза. — Это МОЯ квартира. Твоя доля — в аренде. Можешь остаться. По договору. С фиксированной оплатой. Или уходи.
— Ты правда готова вот так всё перечеркнуть?
— Я ничего не перечёркиваю. Я просто начинаю с себя. Без маминых пирогов. Без предательства. Без «мы решили».
Игорь опустил взгляд. Повернулся. Ушёл.
И всё было правильно.
***
А через месяц у неё появился сосед сверху. Разведён. Без мамы. Инженер.
Любит кофе. И ненавидит котлеты.
Иногда всё действительно начинается с чистого листа. Даже если на этом листе — ипотека, суд и одна неприлично дорогая кофемашина.
Конец.