Три года совместной жизни со свекровью в одном доме превратили мои дни в бесконечную череду мелких унижений. Каждое утро, заходя на кухню, я натыкалась на неодобрительный взгляд Людмилы Яковлевны. Её тяжёлый вздох преследовал меня, как незримый судья, выносящий мне приговор за каждую крошку на столе, за каждую чашку, оставленную в мойке.
В этот апрельский вечер я возвращалась домой с тяжелым сердцем. Работа психологом в школе высасывала все силы — чужие проблемы, детские травмы, бесконечные родительские собрания.
Мне хотелось только одного: прийти домой, принять душ и свернуться калачиком рядом с мужем. Но уже на подходе к нашему двухэтажному дому с белыми ставнями заметила, что окна ярко освещены, а у забора выстроились незнакомые машины.
Едва переступив порог, я почувствовала запах жареного мяса и услышала громкий смех нескольких человек. Оставив сумку и куртку в прихожей, я на цыпочках прошла в кухню. За столом сидело человек десять — родня Людмилы Яковлевны. Некоторых я смутно помнила по фотографиям, других видела впервые. Все оживлённо разговаривали, передавая друг другу тарелки с едой.
Мой муж Илья сидел между двумя пожилыми женщинами и выглядел непривычно оживлённым. Он поймал мой взгляд и виновато улыбнулся.
— А вот и Танечка пришла, — прощебетала свекровь с такой фальшивой радостью, что меня передёрнуло. — Проходи, дорогая, присаживайся.
Её улыбка не коснулась глаз. Родственники оценивающе смотрели на меня — некоторые с любопытством, другие с едва скрываемым пренебрежением.
— Здравствуйте, — я натянуто улыбнулась. — Не знала, что у нас сегодня гости.
— Как это не знала? — Людмила Яковлевна всплеснула руками. — Илюша должен был тебе сказать. Мы же неделю готовились!
Илья опустил глаза, избегая моего взгляда. Мы оба знали: никто меня не предупреждал. Свекровь специально всё организовала так, чтобы застать меня врасплох. Очередная проверка, которую я, конечно же, не пройду.
Я втиснулась за стол на единственный свободный стул, оказавшись зажатой между полной женщиной, представившейся тётей Валей, и каким-то седовласым мужчиной с красным лицом.
На столе было множество блюд — салаты, запечённое мясо, картошка, грибы, соленья. И всё это готовила Людмила Яковлевна за мой счёт, опустошив наш холодильник, который я заполнила в выходные.
— Таня у нас не очень любит готовить, — громко произнесла свекровь, накладывая мне салат. — Всё некогда ей, работа, видите ли. Хорошо, что я рядом, а то бы Илюшенька мой с голоду умер.
По столу прокатился смешок. Я стиснула зубы, чувствуя, как краска заливает лицо.
— Мама, перестань, — тихо сказал Илья.
— А что такого я сказала? — искренне удивилась Людмила Яковлевна. — Правду! Современные девушки не считают нужным учиться готовить. У них карьера на первом месте.
— Я готовлю каждые выходные на всю неделю, — не выдержала я. — Вчера весь день провела на кухне.
— И где эта еда? — Людмила Яковлевна картинно развела руками. — Сегодня с утра в холодильнике шаром покати было. Вот и пришлось мне, старой, идти в магазин и готовить на всю родню.
Я промолчала. Бессмысленно объяснять, что ещё вчера наш холодильник ломился от контейнеров с едой, которую она явно или выбросила, или съела, или раздала кому-то из своих бесконечных подруг.
— Танечка, а ты когда нам внуков подаришь? — спросила седая женщина с другого конца стола. — Илюша-то у нас уже не мальчик, тридцать пять скоро.
Я поперхнулась вином. За три года совместной жизни родственники задавали этот вопрос при каждой встрече, словно по сценарию.
— Мы пока не планируем, — я постаралась ответить спокойно.
— А чего тянуть-то? — вступила в разговор тётя Валя. — Сейчас самое время, пока молодые.
— У Тани карьера, — с нажимом произнесла свекровь. — Какие тут дети.
— Людмила Яковлевна, — я посмотрела ей прямо в глаза, — мы с Ильёй сами решим, когда заводить детей.
Наступила неловкая тишина. Кто-то откашлялся, кто-то сделал вид, что увлечён содержимым своей тарелки.
— Конечно-конечно, — проговорила свекровь с улыбкой, от которой у меня мурашки побежали по коже. — Вы решите. Вернее, ты решишь. Илюша у нас под каблуком ходит, сам ничего не решает.
Я почувствовала, что ещё немного — и взорвусь. Сделав глубокий вдох, я встала из-за стола:
— Извините, мне нужно переодеться с дороги.
Поднявшись на второй этаж в нашу с Ильёй спальню, я набрала номер Лены, моей лучшей подруги со школьных времён.
— Она опять за своё? — спросила Лена, выслушав мой сбивчивый рассказ.
— Хуже. Созвала всю родню без предупреждения. И каждому рассказывает, какая я плохая жена.
— А Илья? Неужели опять молчит?
Я вздохнула. Мой муж всегда избегал конфликтов. Единственный сын, выросший без отца под гиперопекой матери, он привык подчиняться её воле. Он любил меня — я не сомневалась в этом. Но противостоять своей матери не мог.
— Что там у вас происходит? — вдруг спросила Лена. — Я слышу крики.
Я прислушалась. Снизу доносились громкие голоса.
— Перезвоню потом, — я быстро сбросила вызов и спустилась вниз.
Сцена, которую я застала, заставила меня замереть на последней ступеньке лестницы. Пол в гостиной был усыпан осколками фарфора — моей любимой вазы, которую мы с Ильёй купили в наше первое совместное путешествие.
— Ой, Танечка, прости ради бога, — запричитала Людмила Яковлевна, театрально прижав руки к груди. — Я хотела цветы перед твоим приходом поставить, да рука дрогнула.
Её глаза смотрели на меня с вызовом. Она прекрасно знала, как мне дорога была эта ваза.
— Ничего страшного, — процедила я сквозь зубы. — Всего лишь вещь.
— Вот и правильно, — поддержал кто-то из родственников. — Вещи — это ерунда. Главное — здоровье.
Я молча начала собирать осколки. Никто не предложил помощи. Наоборот, гости словно специально стали топтаться вокруг, рискуя порезаться.
— Осторожнее! — крикнула я, когда тётя Валя чуть не наступила на крупный осколок.
— Ой, какая ты нервная, Танюша, — пропела свекровь. — Мужчины нервных не любят, правда, Илюшенька?
Мой муж стоял у стены с пустым взглядом. Казалось, он был готов провалиться сквозь землю.
— Всё, хватит, — внезапно произнёс он, удивив меня. — Мама, прекрати.
— Что прекратить, сынок? — Людмила Яковлевна изобразила недоумение.
— Ты специально разбила Танину вазу. И гостей позвала, не предупредив нас. И всё это делаешь, чтобы досадить Тане.
Воцарилась гробовая тишина. Родственники переглядывались, явно наслаждаясь развернувшейся драмой.
— Как ты можешь такое говорить, сынок? — свекровь шмыгнула носом, и на её глазах выступили слёзы. — Я стараюсь для вас, готовлю, убираю...
— Ты не убираешь, — перебил Илья. — Ты создаёшь беспорядок, который потом Таня разгребает.
— Неблагодарный! — вскрикнула Людмила Яковлевна, и её голос сорвался на визг. — Я жизнь на тебя положила! А она... она пришла и всё разрушила! Этот дом никогда не будет твоим, — она повернулась ко мне, указывая пальцем. — Слышишь? Никогда! Это мой дом, я его строила, я в нём хозяйка!
— Мама, дом оформлен на меня, — тихо сказал Илья. — Ты сама настояла на этом пять лет назад, чтобы избежать налогов.
— Но это не значит, что какая-то... — свекровь осеклась, не решившись произнести оскорбление при всех, — что она может здесь командовать! Я тридцать лет прожила в этом доме! Тридцать лет!
— И можешь прожить ещё столько же, — неожиданно для самой себя сказала я. — Но при одном условии: ты будешь уважать меня и наше с Ильёй пространство.
На кухне стало так тихо, что можно было услышать, как тикают часы на стене.
— Вы слышали? — обратилась свекровь к родственникам. — Она меня выгоняет из моего же дома!
— Никто тебя не выгоняет, мама, — устало произнёс Илья. — Таня просто просит уважения.
— А я будто не уважаю! — воскликнула Людмила Яковлевна. — Я для неё как для родной дочери... А она...
Неожиданно у меня в сумочке зазвонил телефон. Это была Лена. Я машинально ответила.
— Таня! — раздался её взволнованный голос. — Ты не поверишь! Мне только что позвонили из агентства — твоя заявка одобрена! Та квартира, на Садовой, помнишь? Они согласны на твои условия!
Я замерла. Последние полгода я втайне от всех подрабатывала частными консультациями, чтобы накопить на первый взнос за ипотеку. Только Лена знала об этом.
— Перезвоню, — прошептала я и отключилась.
В кухне все смотрели на меня.
— Что за квартира? — спросил Илья.
Я глубоко вздохнула:
— Нам нужно поговорить. Наедине.
Родственники Людмилы Яковлевны зашумели, кто-то предложил "дать молодым разобраться", кто-то, наоборот, выразил желание "во всём разобраться прямо сейчас". Но я уже тянула Илью за руку на улицу, во двор, подальше от любопытных глаз и ушей.
Апрельский вечер окутал нас прохладой. Мы сели на скамейку под старой яблоней.
— Я подала заявку на ипотеку, — начала я. — Небольшая двушка в новом районе. Подрабатывала по вечерам онлайн-консультациями. Хотела сделать тебе сюрприз, когда всё будет точно.
Илья смотрел на меня широко открытыми глазами.
— Но зачем... без меня?
— Потому что знала — ты не решишься на этот шаг, пока мы живём с твоей мамой. А так жить дальше нельзя, Илья. Я схожу с ума. Она нарочно портит вещи, съедает нашу еду, устраивает сцены.
— Она просто беспокоится обо мне, — начал он привычную защитную речь.
— Нет, — я покачала головой. — Она не беспокоится. Она контролирует. И ненавидит меня просто за то, что я есть в твоей жизни.
Мы долго сидели молча. Где-то в доме громко спорили родственники. Кто-то включил музыку.
— Я знаю, что это тяжёлое решение, — тихо сказала я. — Но я больше не могу так. Либо мы начинаем жить отдельно, либо...
Я не закончила фразу, но Илья понял.
— Дай мне немного времени, — попросил он, взяв меня за руку. — Я поговорю с мамой. Серьёзно поговорю.
— Я люблю тебя, но нам нужно свое жилье — прошептала я.
Мы вернулись в дом. И были в шоке от увиденного. Пьяные родственники пели песни, повсюду валялись грязные тарелки, на полу расплескалось вино. А посреди этого бедлама стояла Людмила Яковлевна и с торжествующей улыбкой наблюдала за моей реакцией.
— Что, Танечка, не нравится? — спросила она, когда я оглядывала разгром. — А придётся тебе убирать. Ведь ты же хозяйка, правда?
— Нет, мама, — твёрдо сказал Илья, и я впервые услышала в его голосе злые нотки. — Убирать будем все вместе. И гости, и ты, и мы. А завтра мы с Таней поедем смотреть квартиру.
Свекровь побледнела:
— Какую... квартиру?
— Нашу. Собственную, — ответил Илья, обнимая меня за плечи. — Этот дом останется твоим, мама. А у нас будет свой.
В тот вечер мы впервые за три года почувствовали себя настоящей семьёй — Илья и я, без тени его матери между нами. Впереди был трудный путь — оформление ипотеки, переезд, новые испытания. Но главное — мы наконец были вместе по-настоящему. И никакие разбитые вазы или испорченные вещи не могли этого изменить.
Пока оформлялись документы на ипотеку, тот апрельский вечер с родственниками стал переломным моментом. Илья словно проснулся от долгого сна, увидев наконец-то истинное лицо своей матери. Людмила Яковлевна стояла на своем. Она закрылась у себя в комнате, ничего не ела и плакала.
— Мне нужно к ней, — встревоженно сказал Илья на третий день осады.
— Это манипуляция, — я взяла его за руку. — Она пытается вызвать у тебя чувство вины.
Но когда спустя сутки рыдания не прекратились, я сама постучалась в её комнату:
— Людмила Яковлевна, мы хотим помочь вам!
Дверь распахнулась и на пороге показалась свекровь с опухшими и злыми глазами.
— Значит, так. Вы хотите своё пространство? Получите. Переезжайте хоть завтра. Этот дом останется мне. Письменно — сказала она.
Мы с Ильёй переглянулись.
А через две недели мы переехали в небольшую квартиру в соседнем квартале. Каждый сантиметр этого пространства принадлежал только нам. Никакого надзирающего взгляда за спиной, никаких нарочито тяжёлых вздохов из соседней комнаты. Спокойствие, о котором я так долго мечтала.
Илья расцвёл, словно растение, вынесенное из тёмного угла на солнечный подоконник. Он начал улыбаться чаще, стал внимательнее и нежнее. Забыв о страхе критики, я готовила всё, что хотела, и как хотела. Мы завели кота — рыжего бандита по имени Апельсин — несмотря на то, что Людмила Яковлевна всю жизнь твердила сыну о своей "смертельной аллергии на этих тварей".
— Как думаешь, может, пригласим маму на новоселье? — спросил Илья через месяц. — Она звонила вчера, говорит, соскучилась.
Я согласилась с неохотой, но понимала: несмотря ни на что, он любил свою мать.
В день визита я приготовила идеальный ужин — запечённый лосось, овощные салаты, фирменный яблочный пирог, о котором Илья всегда вспоминал с тоской.
Людмила Яковлевна прибыла ровно в шесть, с букетом лилий и бутылкой шампанского.
— Какая у вас... квартирка, — произнесла она, оглядывая наше жилище. — Тесновато, конечно, но если не привыкли к простору...
Я прикусила язык, чтобы не ответить колкостью. Вместо этого улыбнулась:
— Проходите, Людмила Яковлевна, мы так рады вас видеть.
За ужином она была непривычно тихой, почти задумчивой. Когда Илья вышел из-за стола, чтобы ответить на звонок с работы, свекровь наклонилась ко мне:
— Я продаю дом, — сказала она тихо. — И уезжаю.
Я не смогла скрыть изумления:
— Куда?
— В Испанию, — она отпила глоток вина. — Помнишь дядю Колю? Он сидел рядом с тобой на том ужине. Мы с ним... в общем, у нас завязались отношения.
Я смотрела на неё, не веря своим ушам.
— Но как же... — я запнулась, — ваш дом? Илья? Вы же говорили, что никогда не оставите его...
— Он уже оставил меня ради тебя, — в её голосе не было привычной горечи, только констатация факта. — И знаешь, что я поняла? У меня тоже может быть жизнь. Своя собственная. Без вечного беспокойства о том, как он там без меня.
Вернувшийся Илья застал нас за странной беседой. Людмила Яковлевна тут же сообщила новость сыну. Я ожидала бурной реакции, слёз, обвинений. Но Илья, к моему удивлению, выслушал мать спокойно.
— Ты точно хочешь этого? — спросил он.
— Конечно, — кивнула она.
После ухода свекрови мы долго сидели молча. Наконец, Илья произнёс:
— Кажется, твоя смелость оказалась заразительной. Сначала я решился на собственную жизнь, теперь и мама.
Наступил день отъезда Людмилы Яковлевны и дяди Коли. Мы провожали их в аэропорту. Свекровь светилась счастьем.
— Берегите друг друга, — сказала она на прощание. — И... Таня, прости меня. За всё.
Мы обнялись — неловко, скованно, но искренне.
Спустя неделю после отъезда свекрови нам позвонил риелтор. Оказалось, Людмила Яковлевна продала дом, но не какому-то постороннему покупателю, а нам. По смехотворно низкой цене. В письме, приложенном к документам, было всего несколько слов: "Это ваш дом. Всегда был и будет вашим".
Мы вернулись в наш двухэтажный дом. Сделали в нем ремонт и полностью заменили мебель. Свекровь часто звонила нам из Испании. Она светилась счастьем и радостью.
А через полгода кое-что произошло. Однажды утром к нам пришел мужчина.
— Татьяна Сергеевна, здравствуйте? Я представляю адвокатскую контору Иванова и партнёры. Могу я войти? — уточнил он.
В гостиной он достал из портфеля файл с документами.
— Две недели назад ушел из жизни Евгений Петрович Курилов, — сказал адвокат. — Согласно его завещанию, вы являетесь наследницей его имущества и компании "Курилов Девелопмент".
Я почувствовала, как у меня закружилась голова:
— Но я не знаю никакого Евгения Петровича!
Адвокат выглядел удивлённым:
— Странно. В завещании указано, что он ваш крёстный отец. Он наблюдал за вашей жизнью издалека, не вмешиваясь. Так он написал в письме, которое я должен вам передать. — Он протянул мне конверт. — Компания занимается строительством и стоит несколько миллионов.
Дрожащими руками я вскрыла конверт. Почерк показался странно знакомым.
"Дорогая Танечка! Прости за такой спектакль с адвокатом. Никакого Евгения Петровича не существует. Это я, твоя свекровь, Людмила Яковлевна. Все эти годы я управляла строительной компанией, основанной ещё моим отцом. Никто не знал — ни родственники, ни даже Илья. Я всегда была не просто домохозяйкой, но и успешной бизнес-леди. И теперь я передаю компанию тебе. Почему? За твою силу. За смелость. За то, что смогла противостоять мне и спасти моего сына от моей же гиперопеки. Я хочу, чтобы ты построила свою империю — такую же сильную, как ты сама. А я начну всё с нуля здесь, в Испании. Так будет честно. P.S. И да, я всегда знала про твою ипотеку и подработки. Я уважала это, хоть и не показывала."
Илья нашёл меня сидящей с письмом на коленях и выражением полного шока на лице.
— Что случилось? — встревоженно спросил он.
Я протянула ему письмо:
— Кажется, твоя мама преподнесла нам ещё один сюрприз.
Через год "Курилов Девелопмент", переименованная в "Новый Дом", стала одной из ведущих строительных компаний города. Под моим руководством мы запустили программу доступного жилья для молодых семей. А когда родилась наша дочь, мы назвали её Людмилой — в честь женщины, которая научила меня главному: иногда нужно потерять дом, чтобы обрести настоящую семью.
Людмила Яковлевна прилетает к нам дважды в год. Теперь мы встречаем её не как грозную свекровь, а как мудрую бабушку. И когда она играет со своей внучкой в саду под старой яблоней, я вспоминаю тот апрельский вечер, который изменил нашу жизнь, и понимаю: иногда для счастья нужно просто набраться смелости и сказать: "Хватит".