Утро началось, как всегда — с запаха кофе и шума за окном. Лидия стояла у плиты, переворачивая глазунью, и думала о том, что надо купить новые шторы в спальню. Старые уже выцвели, да и Коля постоянно жаловался, что солнце мешает спать.
— Лида, садись завтракать, — Николай уже сидел за столом, просматривая что-то в телефоне. Сорок пять лет совместной жизни научили её не задавать лишних вопросов.
Она поставила тарелку перед ним и села напротив. Кофе показался горьким, хотя сахара она положила как обычно.
— Слушай, мне тут пришлось кое-что решить, — начал Николай, не поднимая глаз от экрана. — Взяли кредит. На твоё имя.
Лидия замерла с чашкой у губ. Парк напротив окна вдруг стал казаться нереально зелёным.
— Как это — на моё? — спросила она тихо.
— Ну ты понимаешь, у меня кредитная история не очень. А тебе банки доверяют больше. — Он наконец посмотрел на неё, улыбнулся той самой улыбкой, которая когда-то заставляла её забывать обо всём на свете. — Но я всё контролирую. Не волнуйся.
В животе что-то сжалось. Не от страха — от какого-то непонятного предчувствия.
— Сколько? — спросила она.
— Шестьсот тысяч. Но это мелочи, я быстро верну. У меня есть план.
Шестьсот тысяч. Эта сумма звучала в голове как колокольный звон. Она никогда не подписывала никаких документов. Никогда не была в банке по поводу кредитов.
— Коля, а я когда подписывала? Я не помню...
— Ах да, ты же спала. Я просто расписался за тебя. Мы же семья, в конце концов.
Кофе окончательно остыл. Лидия смотрела на мужа и впервые за много лет не понимала, кто сидит напротив неё. Знакомое лицо, знакомый голос, но что-то изменилось. Или изменилась она сама.
— Ладно, мне на работу пора, — сказал Николай, вставая. Поцеловал её в макушку, как обычно. — Не накручивай себя. Всё под контролем.
После того как дверь закрылась, Лидия так и сидела за столом. Смотрела на недоеденную глазунью, на остывший кофе, на телефон Коли, который он забыл.
Шестьсот тысяч. Она заработает такую сумму только через два года. А может, и больше. В библиотеке платят не ахти как.
Что-то внутри неё сжалось ещё сильнее. Как будто там, где раньше было доверие, образовалась маленькая трещина. Почти незаметная. Но уже необратимая.
Подпись, которой не было
Целый день Лидия не могла сосредоточиться на работе. Читатели приходили, брали книги, а она механически ставила штампы и улыбалась. В голове крутилось одно — шестьсот тысяч. И эта фраза: "расписался за тебя".
После работы она не пошла домой. Остановилась перед отделением банка и минут пять стояла, глядя на вывеску. Просто уточнить. Просто убедиться, что всё в порядке.
— Добрый день, я хотела бы узнать о состоянии моего кредита, — сказала она молодой девушке в синей блузке.
— Конечно, сейчас посмотрим. Фамилия?
— Волкова Лидия Михайловна.
Девушка что-то печатала, потом нахмурилась.
— Да, кредит оформлен месяц назад. Сумма шестьсот тысяч рублей. — Она повернула экран к Лидии. — Вот ваша подпись.
Лидия посмотрела на экран и почувствовала, как земля уходит из-под ног. Это была не её подпись. Даже отдалённо не похожая. Корявая, неуверенная. Её собственную подпись она узнала бы среди тысяч — после стольких лет работы с документами.
— Можно... можно мне распечатку? — еле выговорила она.
Дома было тихо. Николай сидел в кресле, смотрел телевизор. Храпел тихонько — видимо, задремал. Лидия прошла мимо него на кухню, достала из сумки распечатку и долго на неё смотрела.
Телефон Николая лежал на кухонном столе — он так и забыл его утром. Лидия посмотрела на спящего мужа и взяла телефон. Пароль она знала — их годовщина свадьбы.
Сообщения. Контакт "Серёга".
"Оформили на Лидку. Надёжно. Она ничего не поймёт, тихая совсем."
"Молодец. Когда переводить?"
"Завтра. Главное, чтобы не раньше времени спохватилась."
Телефон выпал из рук и грохнулся на пол. Николай даже не шевельнулся.
Лидия опустилась на стул и уставилась в одну точку. Сорок пять лет. Сорок пять лет она верила ему. Дарила ему завтраки, стирала его рубашки, верила каждому слову. А он... он даже не считал нужным скрывать, что обманывает её.
"Тихая совсем". Эти слова отзывались в голове болью. Неужели она правда была такой? Неужели так легко её обманывать?
Какое-то время она просто сидела. Потом встала, подняла телефон и положила на место. Взяла распечатку и спрятала в сумку.
Завтра она пойдёт к Марине. Расскажет дочери. А потом... а потом посмотрим.
Когда дочь становится опорой
Лидия стояла у подъезда Марины и никак не могла решиться подняться. Руки дрожали — от холода или от нервов, она не понимала. В сумке лежала распечатка. Вещественное доказательство того, что её жизнь рухнула.
— Мам, что случилось? Ты выглядишь ужасно, — Марина открыла дверь и сразу обняла её. Тридцать семь лет дочери, а Лидия всё ещё видела в ней маленькую девочку с косичками.
— Маришка, мне нужно с тобой поговорить.
Они сели на кухне. Лидия молча достала распечатку и положила перед дочерью. Рассказала всё — и утренний разговор, и поход в банк, и сообщения в телефоне.
Марина слушала, и лицо её менялось. Сначала удивление, потом недоверие, потом что-то похожее на ярость.
— Мам, ты уверена? Может, это какая-то ошибка? Папа не может... — голос дрожал. — Он же нас любит. Он не мог такое сделать.
— Мариша, я сама видела. Переписку, документ. Это не ошибка.
Дочь встала, прошлась по кухне. Остановилась у окна, смотрела на двор, где играли дети.
— Знаешь, мам, я всё думала, почему папа последнее время такой странный. То денег просит, то говорит про какие-то дела. А на прошлой неделе просил дать ему мои документы для какой-то справки. Я отказалась, и он так разозлился...
Лидия почувствовала, как всё внутри ёжится. Значит, и до Марины он добирался.
— Маришенька, что теперь делать? Я не знаю, как с этим жить.
Марина повернулась к ней. В глазах стояли слёзы, но голос был твёрдым:
— Мам, ты должна идти в полицию. Это мошенничество. Подделка подписи — это преступление.
— Но он же твой отец...
— Он твой муж! И он тебя обманул! — вскрикнула Марина. — Мам, ты всю жизнь за него держалась. А он тебя предал. За деньги.
Они сидели молча. Лидия смотрела на дочь — такую взрослую вдруг, такую решительную. Когда Марина успела вырасти? Когда стала сильнее её?
— Я поеду с тобой, — сказала Марина тихо. — Завтра пойдём в отделение. Я всё проверю, с банком поговорю. Мам, ты не одна. Правда не одна.
Лидия кивнула. Впервые за два дня в груди что-то разжалось. Да, она больше не одна. У неё есть дочь, которая на её стороне. И это уже что-то.
А дома её ждёт Николай. Который будет улыбаться, спрашивать про дела, а потом ляжет спать рядом с ней. И она будет лежать и думать — а что ещё он о ней говорил этому Серёге? И что ещё планирует?
— Мариш, а может, не стоит? Может, как-нибудь разберёмся сами? — последняя попытка.
— Мам, — дочь взяла её за руки. — Ты помнишь, что говорила мне, когда Петя меня бросил? Что нельзя себя унижать ради тех, кто не ценит?
Лидия помнила. И понимала, что дочь права. Но знать это и делать — две большие разности.
Заявление о конце
Отделение полиции пахло хлоркой и страхом. Лидия сидела на пластиковом стуле и заполняла заявление. Марина стояла рядом, время от времени заглядывала через плечо.
"Прошу возбудить уголовное дело по факту мошенничества и подделки документов. Мой супруг, Волков Николай Петрович, оформил на моё имя кредит в размере шестисот тысяч рублей, подделав мою подпись."
Рука дрожала. Буквы получались корявыми. Как будто не она писала, а кто-то другой. Но писала именно она. Лидия Михайловна Волкова, которая сорок пять лет была примерной женой.
— Вы уверены в своём решении? — спросил участковый. — Это ваш муж, в конце концов. Может, стоит сначала поговорить с ним? Решить мирно?
— Мы уже говорили, — соврала Лидия. На самом деле она ещё ни слова не сказала Николаю. Просто не знала как.
Дома было странно тихо. Обычно в такое время Николай смотрел новости, ворчал на политиков. Но сегодня сидел за кухонным столом и что-то считал на калькуляторе. Поднял голову, когда она вошла.
— А, Лидка пришла. Где пропадала? — голос как обычно, ласковый. Как будто ничего не изменилось.
— Была у Марины, — села напротив него. Положила сумку на стул. В ней лежала копия заявления.
— А что это у тебя лицо такое? Заболела? — он отложил калькулятор, посмотрел на неё внимательно. — Может, к врачу сходишь?
Лидия смотрела на него и не могла поверить. Как легко ему врать. Как естественно он притворяется заботливым мужем.
— Коля, я знаю про кредит.
Он замер. Только на секунду, но она заметила. Потом улыбнулся:
— Ну и что? Я же сказал, что всё под контролем.
— Я подпись видела. Это не моя подпись.
Теперь он молчал дольше. Лидия могла слышать, как тикают часы на стене. Как шумит холодильник. Как где-то этажом выше кто-то передвигает мебель.
— Лида, пойми, мне нужны были деньги. Срочно. А ты бы не поняла, стала бы переживать. Я хотел всё вернуть, а потом рассказать.
— Ты мошенник, — сказала она тихо. — Обычный мошенник. И я написала на тебя заявление.
— Что?! — он вскочил так резко, что стул упал. — Ты что наделала, дура?!
— Я не дура, — встала и она. Удивительно, но голос не дрожал. — Дурой была сорок пять лет. А теперь хватит.
— Ты меня сдаёшь? Свою семью сдаёшь? — кричал он. Лицо стало красным, на лбу вздулись вены. — Да кто ты такая без меня? Библиотекарша несчастная! Я тебе дом купил, одеваю тебя, кормлю!
— На мои деньги кормишь, — сказала она спокойно. — И дом этот на мои деньги купил. Я работала, я зарабатывала. А ты только тратил.
Он замахнулся. Лидия не отшатнулась, только смотрела на него. И что-то в её взгляде остановило его.
— Ты сам всё подписал, Коля, — сказала она устало. — Подписал тем, что обманул меня. На мне только твоя ложь. А я эту ложь больше не хочу носить.
Он опустил руку. Стоял и смотрел на неё, как на чужую.
— Лида, ну пойми...
— Я поняла. Наконец поняла. — Она взяла сумку. — Я пойду к Марине. А когда вернусь, собери вещи и уходи. Эта квартира оформлена на меня.
— Лида!
Но она уже шла к двери. И не обернулась.
Когда жизнь начинается заново
Прошло полгода. Библиотека встречала Лидию домашним уютом и тишиной. Здесь она чувствовала себя нужной. Здесь никто не врал и не обманывал.
— Простите, девушка, — к столу подошла пожилая женщина с тремя пакетами. — Мне тут пришло какое-то уведомление. Ничего не понимаю, а внучка в отъезде.
Лидия взяла конверт. Судебная повестка. Дело о наследстве.
— Садитесь, расскажу, — она указала на стул рядом. За полгода к ней приходили с самыми разными проблемами. Оказалось, люди доверяют библиотекарям больше, чем юристам.
— Видите ли, здесь написано про имущество вашего покойного мужа. Вы должны явиться в суд...
— Ой, милая, да я и читать-то толком не умею. Внучка обычно мне объясняет, а её нет. — Женщина достала платок, вытерла глаза. — Боюсь я этих судов. Там же все такие строгие.
— Не переживайте. Это обычная процедура. Сейчас всё разберём.
Лидия объясняла медленно, терпеливо. Записала телефон юристконсультации, нарисовала схему проезда до суда. Женщина слушала внимательно, кивала.
— Спасибо вам большое, — сказала она, собирая документы. — А то я уж думала, всё пропало. Одна ведь, некому помочь.
— Ничего, разберётесь, — улыбнулась Лидия. — Если что ещё будет непонятно, приходите.
Когда женщина ушла, Лидия какое-то время сидела в тишине. Только шуршали страницы — кто-то читал в дальнем углу. На столе лежала её собственная повестка. Дело Николая рассматривали через неделю.
Она не злилась больше. Странно, но злости не было вообще. Было что-то другое — спокойствие. Как будто долгие годы она жила в тумане, а теперь наконец прозрела.
Марина звонила вчера, рассказывала, что Николай пытался с ней связаться. Просил "поговорить с мамой", "объяснить ей". Дочь положила трубку, ничего не объясняя.
— Мам, ты не жалеешь? — спросила она тогда.
— О чём?
— Что подала заявление. Что всё разрушила.
Лидия долго молчала. Потом сказала:
— Мариш, я жалею, что не сделала этого раньше. На десять лет раньше.
И это была правда. За полгода она так и не поняла, за что держалась все эти годы. За привычку? За страх остаться одной? А теперь она была одна — и это оказалось вовсе не страшно.
Дверь в читальный зал скрипнула. Вошёл мужчина лет шестидесяти, растерянно огляделся.
— Простите, вы мне не подскажете? — он подошёл к её столу. — Мне нужна литература по садоводству. Жена ушла, а я на даче один остался. Думаю, огород завести. Только не знаю с чего начать.
— Конечно, — встала Лидия. — Пойдёмте, покажу.
И пока они шли между стеллажами, она думала о том, как это удивительно — начинать жизнь заново в шестьдесят два года. И как хорошо, что она наконец это поняла.