Такси остановилось у подъезда нашего дома. Серая пятиэтажка выглядела точно так же, как и два месяца назад, когда меня увозила скорая с подозрением на инсульт.
— Помочь с чемоданом? — обернулся таксист.
— Сама справлюсь, — улыбнулась я, хотя правая рука все еще плохо слушалась.
Знакомый запах подъезда накрыл меня волной воспоминаний. Кошки соседки Алевтины Петровны, свежая выпечка из квартиры снизу. Сколько раз я поднималась по этим ступенькам, мечтая поскорее обнять Николая, моего мужа.
На третьем этаже пришлось остановиться перевести дыхание. Врачи говорили, что нагрузки нужно увеличивать постепенно, но я так стремилась домой. Представляла, как обрадуется Коля. Он навещал меня в больнице всего несколько раз, все ссылался на работу. У него свое дело, времени действительно мало.
Наконец, я открыла дверь своим ключом.
— Коля? — позвала я, проходя в прихожую.
Тишина. Потом послышались голоса из кабинета. Мужской разговор. Дверь была приоткрыта, и я машинально шагнула к ней, собираясь окликнуть мужа. Но что-то в интонации его голоса заставило меня замереть.
— Если подать документы сейчас, пока она нетрудоспособна, мы сможем провести все максимально выгодно для вас, — произнес незнакомый мужской голос.
— И дачу тоже? — спросил Николай. — Она на нее права имеет?
— Формально имеет, но есть варианты. Главное действовать быстро, пока ситуация с ее здоровьем не изменилась. Госпитализация нам на руку.
Я сжала ручку чемодана так, что побелели костяшки пальцев. Меня будто окатили ледяной водой. Задрожали колени, к горлу подкатил ком. Двадцать три года брака. Мы вместе построили этот дом, завели сад, выплатили ипотеку, вырастили сына. А он... пока я боролась за жизнь, готовил документы на раздел имущества?
Собрав все силы, я медленно отступила от двери. Выкатила чемодан обратно в прихожую и тихо прикрыла входную дверь. А потом громко хлопнула ею, словно только что вошла.
— Коля! Я дома! — крикнула я, и собственный голос показался мне чужим.
В коридор выскочил муж — растрепанный, в домашней футболке. За двадцать три года вместе его русые волосы стали с проседью, но глаза остались теми же — серыми, с хитринкой. Сейчас в них читалось удивление и что-то еще. Страх?
— Валя? Ты чего не предупредила? Я бы встретил!
Из кабинета показался мужчина в строгом костюме, с кожаным портфелем.
— Я уже ухожу, Николай Сергеевич. Созвонимся.
Незнакомец кивнул мне и быстро направился к выходу. Муж натянуто улыбнулся и раскрыл объятия:
— Я так рад, что ты дома, родная!
Осколки прошлого
Не помню, как прошел тот вечер. Как я улыбалась, отвечала на вопросы Николая о самочувствии, о больнице, о врачах. Как ела его любимый борщ, который он, оказывается, сам сварил к моему приезду. Говорила, что устала с дороги, и мне нужно прилечь. Все как в тумане.
Сейчас я сижу на кухне. Третий час ночи. Чашка с чаем давно остыла, но я все держу ее в руках. За окном темень, лишь фонарь освещает пустой двор. Сонная тишина.
И мысли, мысли, мысли...
Может, я ослышалась? Может, все не так поняла? Николай сказал, что это был знакомый юрист, консультировал его по вопросам бизнеса. Но тогда почему эти слова про «пока она нетрудоспособна»? Зачем такая спешка с бумагами, если речь о делах фирмы?
Вспоминаю, как познакомились. Институт, третий курс, я старостой группы. Он перевелся из другого вуза, опоздал на первую пару. Смешной такой, взъерошенный, в свитере, связанном мамой. Попросил конспект. Я отказала сначала — не люблю разгильдяев. Но он весь семестр добивался и конспектов, и моего внимания. А потом мы поженились.
Сын родился через год. Коля на руках носил нас обоих. Ремонты, переезды, проблемы с деньгами, болезни — мы все преодолевали вместе. Я верила, что он самый надежный человек на свете.
Когда у меня обнаружили опухоль, он держал меня за руку и обещал, что все будет хорошо. Говорил, что вытащит меня с того света, если понадобится. Заложил машину, чтобы оплатить операцию в частной клинике. Нашел лучших врачей.
А теперь... Что изменилось? Неужели это все было притворством? Или его что-то надломило?
Помню, после операции он казался странным. Осунувшимся, нервным. Я думала — переживает за меня. А может, считал убытки? Возможно, его забота была лишь чувством долга. А теперь, когда я выкарабкалась, он понял, что устал быть привязанным к больной жене. Решил начать новую жизнь.
Я вздрогнула от этой мысли. Так вот в чем дело. Другая женщина? За эти два месяца, что я в больнице... Имеет смысл. Кольнуло под сердцем. Наш сын живет в другом городе, внуки далеко. Что ему одинокий мужчина в пятьдесят шесть? Молодая любовница? Секретарша из офиса?
Нет, нельзя так думать. Может, я все надумала. Нужно поговорить с ним прямо. Спросить в лоб.
Но тогда придется признаться, что я подслушивала. И если я ошибаюсь, он обидится. А мне сейчас нельзя нервничать. Врачи строго-настрого запретили.
Я вылила холодный чай в раковину. На плите стояла кастрюля с борщом. Тем самым, заботливо приготовленным мужем. Я машинально сняла крышку, заглянула внутрь. И замерла. Он никогда в жизни не готовил борщ. За все годы нашей совместной жизни. Не умел, не любил возиться на кухне.
Значит, купил готовый. В соседнем кафе. Еще одна маленькая ложь.
Я медленно побрела в спальню. Николай спал, отвернувшись к стене. Его дыхание — ровное, спокойное. Я осторожно легла рядом, стараясь не разбудить. И впервые за двадцать три года почувствовала себя чужой в собственной постели.
Поиск доказательств
Николай уехал на работу рано утром. Не разбудил меня, только оставил записку на холодильнике: «Буду поздно, не жди. Отдыхай. Целую».
Обычная записка. Такие он оставлял мне сотни раз. Только раньше я находила в этих коротких сообщениях заботу, а сейчас... сейчас все выглядело иначе.
Я долго сидела на кухне, глядя в окно. Потом решилась. Если я не права — попрошу прощения. Но я должна знать.
В кабинете мужа царил идеальный порядок. Слишком идеальный. Николай никогда не отличался аккуратностью, а тут — все разложено по полочкам, папки подписаны. Будто он знал, что я буду здесь рыться, и заранее все спрятал.
Но я тоже не вчера родилась. Мы прожили вместе больше двух десятков лет, и я знала все его тайники. Выдвинула нижний ящик шкафа, нащупала потайное дно. Там, где он прятал заначку от меня, думая, что я не знаю. Я никогда не лезла туда. Доверяла.
Теперь нащупала защелку, подняла фальшивое дно. И увидела папку. Синюю, с золотым тиснением. Такие дают клиентам в дорогих юридических фирмах.
С бьющимся сердцем я открыла ее.
«Исковое заявление о расторжении брака». Черновик, не подписанный. Дата — две недели назад. Когда я еще лежала в реанимации.
«Соглашение о разделе имущества». Наш дом, дача, машина, счета. Все аккуратно поделено. Точнее, не поделено. Большая часть записана на него.
Справка из банка о состоянии счетов. И еще одна — о задолженности по кредиту, который я не брала.
Выписка из реестра недвижимости. Оказывается, наша дача теперь записана на какую-то фирму. С датой перерегистрации — месяц назад.
Справка из поликлиники. О моем состоянии. С заключением о нетрудоспособности.
Руки дрожали, когда я перебирала бумаги. Перед глазами все плыло — то ли от слез, то ли от нахлынувшей слабости.
Он все продумал. Все рассчитал. Пока я боролась за жизнь на больничной койке, он готовился избавиться от меня. Переписывал имущество. Составлял бумаги. Подделывал мою подпись? Я пригляделась к договору на дачу — да, похоже на мою, но не совсем. А может, это я сама подписывала? В те дни после операции, когда подписывала все, что он приносил в больницу, не вчитываясь? Доверяла же.
Зазвонил телефон. Номер мужа. Я сбросила. Не могу сейчас с ним говорить. Не хватит сил сдержаться.
Внутри все клокотало от гнева. Хотелось кричать, бить посуду, рвать эти проклятые бумаги.
Двадцать три года жизни. Я посвятила ему всю себя. Родила сына. Поддерживала, когда он начинал бизнес. Отказывалась от собственной карьеры ради семьи. Терпела его командировки, авралы на работе, вечно усталый вид по выходным. И вот как он отплатил.
Затрещал мобильный. Сообщение: «Все в порядке? Почему трубку не берешь?»
Еще бы. Волнуется. Боится, что я найду его тайник.
Я медленно сложила все документы обратно. Вернула на место. И набрала номер.
— Алло, Вера? Это Валентина Георгиевна. Да, Валюша. Помнишь, ты оставляла свою визитку? Говорила, если будут проблемы... Да, нужен хороший адвокат. Прямо сейчас.
Луч надежды
Офис Веры Павловны располагался в старом особняке в центре города. Массивная дубовая дверь, скрипучий паркет, запах полироли и кофе. Меня встретила сама хозяйка — невысокая женщина лет шестидесяти с короткой стрижкой и цепким взглядом.
— Валентина, наконец-то! — она крепко обняла меня. — Когда услышала про твою болезнь, места себе не находила. А потом эта твоя дочь кумовой подруги сказала, что все обошлось.
Мы познакомились с Верой случайно — в очереди в поликлинике. Разговорились, обменялись телефонами. Она тогда сказала: «В нашем возрасте каждое новое знакомство — это подарок судьбы». И оказалась права.
Вера усадила меня в кресло, налила чаю с лимоном.
— Рассказывай.
Я выложила ей все. Про подслушанный разговор, про найденные документы, про предательство. Голос срывался, но я держалась. Плакать буду потом, дома. Сейчас нужно быть сильной.
— Вот подлец, — Вера покачала головой. — И давно вы с ним?..
— Двадцать три года.
— Дети?
— Сын. Живет в Новосибирске, своя семья.
— Имущество совместно нажитое?
— Да, все вместе. Дом, дача, машина. Ничего не делили.
Вера что-то записывала в блокнот, кивала, хмурилась.
— А ты уверена, что правильно поняла ситуацию? Может, разговор был не о том?
Я достала телефон, показала фотографии документов, которые успела сделать.
— Да уж... — протянула Вера. — Все серьезно. Но не катастрофично, — она отложила ручку и пристально посмотрела на меня. — Вопрос — чего ты хочешь?
— В каком смысле?
— Ты хочешь сохранить брак? Или готова развестись, но справедливо поделить имущество? Или хочешь наказать его по полной?
Я задумалась. Еще неделю назад я сказала бы, что хочу сохранить семью любой ценой. Но сейчас...
— Он предал меня, Вера. В самый тяжелый момент жизни. Бросил, как ненужную вещь. Как я могу после этого с ним жить?
— Значит, развод, — она кивнула. — И справедливое разделение имущества. Все правильно. А теперь слушай план действий.
Следующий час она говорила, а я слушала и постепенно чувствовала, как возвращаются силы. Оказывается, его махинации с имуществом легко оспорить. Дача, переписанная на фирму во время моей болезни, должна считаться совместно нажитым имуществом. Поддельные подписи — уголовное дело. Справка из поликлиники, полученная без моего согласия, — нарушение врачебной тайны.
У меня были все шансы не только вернуть свое, но и привлечь Николая к ответственности. Если захочу.
— Запомни, милая, — Вера сжала мою руку. — Ты ничего не должна ему прощать. Но месть — плохой советчик. Сейчас тебе нужно думать о себе, о своем здоровье, о своем будущем.
— А как мне вести себя с ним сейчас? Делать вид, что ничего не знаю?
— Именно, — кивнула она. — Пока мы соберем все доказательства, оформим иск. Дадим ему возможность окончательно себя закопать. А потом ударим со всей силы.
Впервые за эти страшные дни я улыбнулась. Не из-за мести, нет. Просто почувствовала, что не одна. Что у меня есть план. Что я смогу защитить себя.
— А как же моя болезнь? Врачи запретили нервничать...
— Валюша, — Вера посмотрела на меня с материнской нежностью. — Все нервы уже позади. Ты выстояла перед болезнью, выстоишь и перед предательством. Только помни: теперь ты должна быть сильной не ради него, не ради кого-то. Ради себя самой.
Я кивнула. Она была права. Всю жизнь я старалась для других — для мужа, для сына, для родителей. Пришло время подумать о себе.
Выходя из кабинета Веры, я почувствовала странное облегчение. Будто сбросила тяжелый рюкзак, который тащила годами. Впереди была неизвестность, но и свобода. Новая жизнь.
Лицом к лицу
Первые дни было трудно притворяться, что все нормально. Встречать Николая с улыбкой, спрашивать о работе, готовить ужин. Внутри все кипело от обиды и гнева, но я держалась. Ради себя. Ради своего будущего.
Николай, казалось, ничего не замечал. Или делал вид. Был заботлив, приносил лекарства, интересовался самочувствием. Временами я даже начинала сомневаться — может, я все неправильно поняла? Может, есть другое объяснение тем документам?
Но потом я вспоминала слова, сказанные им юристу, и сомнения таяли.
На пятый день после моего возвращения домой он задержался на работе. Позвонил, сказал, что будет поздно. Я приготовила его любимый ужин, накрыла на стол. Села ждать. Впервые в жизни мне было все равно, вернется ли он вообще.
Вскоре послышался звук ключа в замке. Николай вошел, как обычно — с портфелем, в костюме, немного усталый.
— Ты еще не спишь? — удивился он, увидев накрытый стол. — Тебе же рано ложиться надо!
— Захотелось сделать тебе сюрприз, — улыбнулась я. — Давай поужинаем вместе.
Он неловко потоптался в прихожей.
— Я... э... я уже перекусил в офисе. Прости, не знал, что ты ждешь.
— Ничего, — я продолжала улыбаться. — Хотя бы чаю выпьешь? Поговорим.
— О чем? — насторожился он.
— О нас. О будущем.
Мы сели за стол. Я разлила чай. Мои руки больше не дрожали. За эти дни я все обдумала, прокрутила разговор в голове десятки раз.
— Коля, — начала я спокойно. — Мы столько лет вместе. Неужели мы не можем быть честными друг с другом?
Он опустил глаза.
— Я всегда был с тобой честен, Валя.
— Правда? — я отпила чай. — Тогда объясни мне, что это?
И положила перед ним фотографии документов, которые сделала в его кабинете.
Он побледнел. Рука с чашкой замерла на полпути ко рту.
— Ты рылась в моих вещах? — только и смог выдавить он.
— Я искала таблетки в твоем столе. И нашла кое-что поинтереснее. Ответь мне, Коля, — я посмотрела ему прямо в глаза, — ты действительно хотел подать на развод, пока я была в больнице?
Он молчал. Отвел взгляд. Потом вздохнул.
— Валя, это все не так просто...
— А по-моему, очень просто. Ты ждал, пока я умру. А когда я выжила, решил избавиться от меня по-другому. Чтобы не делить имущество.
— Ты не понимаешь! — он вскочил, заходил по кухне. — Это были тяжелые времена. Я думал, что потеряю тебя. Не мог спать, не мог есть. А еще эти счета из больницы, кредиты...
— И поэтому ты решил переписать дачу на свою фирму? — я оставалась спокойной, хотя внутри все клокотало. — Подделать мою подпись? Получить справку о моем состоянии без моего ведома?
— Я хотел защитить наше имущество! — воскликнул он. — От банков, от кредиторов!
— А заявление о разводе? Тоже для защиты имущества?
Он замолчал. Потом тяжело опустился на стул.
— Валя, давай все решим мирно. Без скандалов, без судов. Ты же еще не совсем здорова...
— Перестань, — я покачала головой. — Хватит играть в заботливого мужа. Я все знаю. Слышала твой разговор с юристом в тот день, когда вернулась.
Его глаза расширились от удивления. Потом сузились.
— Ты подслушивала?
— Случайно услышала. Открыла дверь своим ключом, а ты был так увлечен, что не заметил.
Он ударил кулаком по столу.
— Черт возьми, Валентина! Ты все не так поняла! Я пытался защитить нас обоих!
— От чего? От счастливой старости вместе? — я горько усмехнулась. — Или от кого? От меня?
Он молчал. Я видела, как работают желваки на его скулах. Как дрожат руки. Когда-то я знала его лучше, чем саму себя. Теперь передо мной был чужой человек.
— Знаешь, что самое обидное? — тихо спросила я. — Не то, что ты решил уйти. А то, что не нашел в себе смелости сказать мне об этом прямо. Предпочел действовать за спиной. У больной жены.
— Валя...
— Не надо, — я подняла руку. — Больше не надо лжи. Я подала на развод. И на раздел имущества. По справедливости, Коля. По закону.
Он побледнел еще сильнее.
— Ты... что?
— Ты слышал. Мой адвокат уже готовит документы. А теперь иди спать. В гостевую комнату. Спокойной ночи.
Судебное слушание
Зал суда оказался совсем не таким, как его показывают в фильмах. Никаких высоких потолков и массивных скамей. Обычная комната с длинным столом, за которым сидела судья — женщина средних лет с усталым лицом. По бокам — секретарь и помощник. Мы с Николаем и нашими адвокатами сидели друг напротив друга.
Вера держала меня за руку под столом. Шептала, что все будет хорошо. Напротив, рядом с Николаем, сидел тот самый юрист, которого я видела в нашем доме в день возвращения из больницы. Холеный мужчина с брезгливой улыбкой.
Процесс начался.
Сначала выступал адвокат Николая. Говорил, что мой муж — заботливый семьянин, который все эти годы обеспечивал семью. Что во время моей болезни он буквально разорился на лечение. Что готов предоставить мне квартиру и содержание, но просит сохранить за ним бизнес и дачу, в которую вложил столько сил и средств.
Я слушала и не верила своим ушам. Неужели это о нас? О нашей жизни? Дача, которую мы с ним построили вместе, своими руками. Роза «Глория Дей», которую я выхаживала три года после морозной зимы. Яблони, посаженные еще моим отцом...
— Валентина Георгиевна, вам слово, — голос судьи вернул меня к реальности.
Я медленно поднялась. Посмотрела на Николая — он сидел, опустив глаза. Ни разу за все заседание не взглянул на меня.
— Я хочу представить документы, — мой голос звучал тверже, чем я ожидала. — Вот справка из банка о состоянии счетов моего мужа, Николая Сергеевича. На момент моей госпитализации на них было достаточно средств для оплаты лечения. Никаких кредитов он не брал.
Я передала папку секретарю.
— Вот заключение почерковедческой экспертизы. Моя подпись на договоре о передаче дачного участка фирме «Кросс-Инвест» является подделкой.
Краем глаза я видела, как побледнел Николай. Как что-то зашептал на ухо своему адвокату.
— Вот выписка из медицинской карты, — продолжала я. — В день подписания этого договора я находилась в реанимации после операции. Физически не могла подписать документ.
С каждым новым доказательством лицо Николая становилось все белее. Он не ожидал, что я буду бороться. Думал, что больная женщина смирится, уйдет по-тихому. Но я больше не была той покорной Валей, какой он меня знал.
— И последнее, — я достала еще одну папку. — Заключение аудитора о реальной стоимости бизнеса моего мужа. Стоимость активов превышает заявленную в исковом заявлении в три раза.
В зале повисла тишина. Судья внимательно изучала документы. Николай что-то яростно шептал своему адвокату. Тот лишь разводил руками.
— Ваша честь, — подала голос Вера. — Моя доверительница не требует ничего сверх положенного по закону. Только справедливого раздела совместно нажитого имущества. И компенсации морального вреда за подделку подписи и попытку лишить ее законной доли в имуществе.
Николай не выдержал — вскочил, стукнул кулаком по столу.
— Она врет! Все это подстава! Я никогда...
— Николай Сергеевич! — строго оборвала его судья. — Сядьте. Вы выступите, когда придет ваше время.
Он рухнул на стул, как подкошенный. Я впервые за все годы видела его таким — растерянным, испуганным. Жалким.
Меня охватило странное чувство. Не злорадство, нет. Скорее, отрешенность. Будто я смотрела кино про чужих людей.
— У меня есть еще одно заявление, — произнесла я тихо. — Прошу суд освободить меня от выплаты судебных издержек в связи с моим состоянием здоровья. Я предоставлю необходимые документы.
Мне было трудно стоять. Слабость, последствие болезни, накатывала волнами. Но я держалась. Должна была довести дело до конца.
— Валя... — вдруг хрипло произнес Николай. — Остановись. Давай поговорим как люди. Зачем весь этот цирк?
Я посмотрела на него — внимательно, спокойно. Ни ненависти, ни любви не осталось. Лишь усталость и легкое удивление — как я могла любить этого человека столько лет?
— Поздно, Коля, — ответила я тихо. — Слишком поздно.
Судья постучала молоточком.
— Объявляется перерыв. Следующее заседание через неделю.
Новая жизнь
Серое здание суда осталось позади. Я стояла на ступеньках, щурясь от яркого весеннего солнца. В руках — папка с документами. Решение суда о разводе. О разделе имущества. О компенсации.
Я победила. По всем статьям. Дом, половина бизнеса, дача — все, что полагалось мне по закону. Николай даже не стал оспаривать решение после того злополучного заседания. Сдался. Согласился на мировую.
Вера спускалась по ступеням, довольно улыбаясь.
— Ну что, Валюша, поедем отмечать? Я знаю отличное место с потрясающими эклерами!
Я покачала головой.
— Не сегодня, Верочка. Мне нужно заехать домой. Забрать кое-что.
Она понимающе кивнула.
— Хочешь, поеду с тобой?
— Нет, это я должна сделать сама.
Мы обнялись. Я пообещала позвонить вечером и направилась к такси.
Дом встретил меня тишиной. Николай съехал еще месяц назад, когда начался бракоразводный процесс. Снял квартиру в центре. Говорил, что так будет лучше для нас обоих.
Я медленно прошлась по комнатам. Спальня, где мы спали бок о бок столько лет. Кухня, где я готовила ему завтраки. Гостиная с фотографиями на стенах — наша свадьба, рождение сына, отпуск на море.
Странно, но я не чувствовала ни грусти, ни ностальгии. Только облегчение. Будто сбросила тяжелый рюкзак после долгого пути.
На столе в прихожей лежало письмо. Конверт с моим именем, написанным знакомым почерком. Я открыла его, развернула листок.
«Валя, прости меня. Я все испортил. Запутался. Испугался. Твоя болезнь... она показала мне, какой я слабый. Недостойный тебя. Я знаю, что непростительно поступил. Не могу просить о прощении. Просто хочу, чтобы ты знала — я любил тебя. По-настоящему. И желаю тебе счастья. Коля».
Я перечитала письмо дважды. Сложила обратно в конверт. Положила на стол.
Может быть, когда-нибудь я смогу его простить. Не сейчас.
В спальне я открыла шкаф. Достала чемодан — тот самый, с которым вернулась из больницы в тот роковой день. Начала складывать вещи. Самое необходимое. Остальное заберу потом.
Фотографию сына в рамке. Книгу, подаренную отцом. Шкатулку, в которой хранила памятные безделушки.
Чемодан защелкнулся с тихим щелчком. Я огляделась в последний раз. Столько лет жизни в этих стенах. Столько воспоминаний.
Но теперь меня ждала новая глава.
Выйдя из дома, я вдохнула полной грудью. Пахло сиренью — она всегда буйно цвела в нашем дворе в мае. Сосед махнул мне рукой с другой стороны улицы. Я помахала в ответ.
Такси уже ждало. Водитель помог мне с чемоданом.
— Куда едем?
— На вокзал, — ответила я, садясь в машину.
Решение уехать пришло внезапно. Еще утром я думала, что останусь в этом городе. В доме, который отсудила. Но теперь поняла — мне нужна полная перемена. Новое место. Новые люди. Новая жизнь.
Я достала телефон, набрала номер.
— Сынок? Это мама. Да, все хорошо. Решение вынесли. Слушай... а что, если я приеду к вам? Ненадолго. Просто повидаться.
Пока он говорил, я смотрела в окно на проплывающие мимо улицы. Город, где прошла большая часть моей жизни. Город, который я полюбила, как родной. И который теперь оставляла позади.
Не навсегда. Я вернусь. Когда боль притупится. Когда обида перестанет жечь сердце. Когда смогу смотреть на этот дом без горечи.
А пока — новая дорога. Новые горизонты. И я сама — новая. Сильнее, чем была. Мудрее. Свободнее.
Такси свернуло к вокзалу. Я увидела здание с колоннами, суетящихся людей, поезда на перронах.
— Приехали, — сказал водитель.
Я расплатилась, взяла чемодан. И пошла навстречу будущему. Своему будущему, которое теперь принадлежало только мне.