Долги старого контракта
(Москва, 1993 год. Ранняя весна. Посольство США)
Он стоял у чёрных ворот с пуленепробиваемым стеклом, сжимая в кармане, полученный по справке об освобождении, новый паспорт. Ему казалось, что на пропускном пункте пахло страхом — чужим, тех, кто приходил сюда в последний раз. На нём был дешёвый плащ, потёртые ботинки и лицо человека, пережившего не одно тревожное утро, прежде чем придти сюда.
— Цель визита? — спросил морпех за стеклом, не поднимая глаз.
Филатов подал листок. На нём было всего два слова:
"Consultation required."
Ждал долго. Час, может, полтора. Потом — проводили внутрь. Конечно, после тщательного досмотра, только с папкой. Внутри пахло кофе и кондиционером. Где-то на верхнем этаже его встретил человек с абсолютно гладким лицом. Такой мог работать в банке или в морге, всё равно.
— Вы утверждаете, что сотрудничали с нами в Алжире, 1973–1975, а потом в Москве? Что предоставляли информацию военного характера. Что отсидели за это пятнадцать лет в Пермской колонии строгого режима. Мы проверили — имя фигурирует, но доступа к основной части архива у нас нет. Что вы хотите?
Филатов усмехнулся — коротко, в сторону.
— Что я хочу? Компенсацию, господин куратор. Деньги, мани. Или, если хотите, дайте мне второй шанс. У вас теперь вся Восточная Европа на подряде. Почему бы и меня не пристроить?
Молчание. Американец повернул голову к окну. Снизу ещё виднелся снег на асфальте, люди стояли в очереди у продуктового ларька. Россия загнивала — это чувствовалось в воздухе.
— А вы не думаете, что уже слишком поздно? Что вы — отработанный материал?
Филатов кивнул. Медленно, будто сам себе отвечал.
— Да. Я отработанный. Но опытный. Я знаю, как думают эти люди. Я знаю, что у них на душе. Я прожил с ними полжизни. Я сидел за них. Я вас не уговариваю. Я вам напоминаю — у вас передо мной старый долг. Мне тогда говорили, что на моё имя открыт счёт в швейцарском банке.
Пауза. Американец вздохнул. Щёлкнул ручкой. Потом встал:
— Мы передадим ваше требование в Вашингтон. Ответ будет не раньше, чем через два месяца.
Филатов вышел так же спокойно, как и вошёл. На улице уже накрапывал дождь — редкий, ранний. Он поднял воротник, поправил плащ и пошёл вниз по переулку, мимо старой подстанции, где ещё висел облезлый лозунг про дружбу народов.
Он не знал, позвонят ли. Впрочем не стоит тешить себя надеждой.
***
Весна выдалась холодной и неспокойной. Радиоперехваты улавливали загадочные сигналы — короткие, точные, словно пульс чужой воли. Агент был где-то рядом. Возможно, уже действовал, возможно — только готовился. Информация поступала обрывками. Сначала — лишь радиосигнал, потом — конверт, задержанный при досмотре почты. С виду — обычное письмо, внутри — странный текст. После специальной обработки проступило единственное слово: «конец».
Оно и стало началом. Началом охоты.
Полковник Николаев, руководивший операцией, сделал ставку на тех, кто недавно вернулся из зарубежных командировок. Искали долго, почти год. Архивы, автобиографии, анкеты. День за днём. Месяц за месяцем. И, наконец, подозрение упало на сотрудника закрытого оборонного института — Анатолия Николаевича Филатова.
Пыль и зелень
( Алжир, 1973 год)
Жара стояла такая, что даже песок казался вязким. Солнце поджаривало улицы с утра до вечера. В тени колыхались пальмы, вдоль стен ползли ящерицы. Алжир напоминал декорации к фильму о войне, только без стрельбы — всё было тихо, вязко и непривычно.
Анатолий Филатов приехал как специалист — советский инженер по линии оборонного ВПК. Отрабатывал контракт на одном из стратегических объектов. В местном ресторане на набережной официанты шептались, когда он заходил: "инженер из Союза". А французский он понимал гораздо лучше, чем это показывал.
Именно там он впервые увидел Поля.
Тот сидел за дальним столиком в белоснежной рубашке. Пол, кажется, вообще не смотрел на Филатова. Просто сидел, пил кофе, иногда бросал пару фраз по-арабски официанту. Но на следующий день они столкнулись снова — уже в книжной лавке, у полки с Жюлем Верном.
— Вы ведь из Союза? — спросил Пол на хорошем русском, разглядывая обложку «Таинственного острова».
— А вы — очевидно, из Франции, — парировал Филатов.
— Когда-то, да. Теперь я — из многих мест. Промышленник. Работаю с китайцами, с египтянами. Интересный мир, да?
Они встретились ещё пару раз — случайно, как это водится в чужих странах. Говорили о музыке, о погоде, о женщинах, которые носят паранджу и пахнут специями. Потом — о политике. Об идеологии. О цене, которую платит человек за убеждения.
На третей встрече Пол принес с собой сигары и сказал:
— Знаете, Толик... вы не похожи на партийного.
— Я — инженер, — ответил тот сухо.
— Вот именно. Вам ближе точность, расчёт. Не лозунги. А знаете, что самое ценное сегодня? Не нефть. Информация.
Филатов тогда только усмехнулся. Но потом — начал задумываться. Работа была скучна, оплата — средняя, а за границей он чувствовал странную лёгкость, как будто был чуть свободнее, чем дома. На следующий день он получил записку — без подписи, но с приглашением на виллу в районе Бузарея, в верхней части города, где жили европейцы.
На вилле был бассейн. Вокруг — кусты жасмина. Пол встретил его как старого друга.
— В Советском Союзе, говорят, вас недооценивают. А у нас — вы могли бы зарабатывать, жить на берегу моря, ездить в Париж. Делиться информацией — это просто. Вы ведь не предаёте Родину, вы просто даёте ей шанс меняться. Через вас. Через правду.
Пауза.
Филатов посмотрел на гладь воды. Тонкий луч солнца резал глаза. Он вспомнил серый кабинет, очереди за талонами, пустые глаза партийных руководителей. И вдруг сказал:
— Я подумаю.
Пол не стал торопить. Только налил ему вина. И сказал:
— Не спешите. Только знайте: дверь открывается один раз.
Через неделю Филатов сделал первый шаг. Незаметный. Он просто передал чертёж элемента новой системы охлаждения. Потом — параметры опытного образца. А дальше пошло по накатанной: инструкции, приемы, тайники.
Каждый раз — как игра. До тех пор, пока игра не кончилась.
Преступление и наказание
Филатов не нервничал. Наоборот — демонстрировал эталонную дисциплину. Всегда точен, всегда собран, всегда готов и предан. Его поведение было почти театральным — ни единой критики, ни единого неверного шага. Он даже стал секретарём парторганизации. А дома — устроил тайник. В шкафу, за фанерной панелью.
Ему надо было действовать. Американцы ждали. В одной из радиограмм Филатов получил указание: новый тайник, позывной «Река», на Костомаровской набережной. Координаты, инструкция, сумма — всё было рассчитано до миллиметра.
Но, получив новую квартиру, которую ему предоставили от института, он неожиданно столкнулся с проблемой — радиопомехи. Сигналы проходили плохо. Приёмник не справлялся. Тогда он передал просьбу о новом оборудовании. Ответ пришёл быстро — деньги, инструкции, и приказ уничтожить старые кассеты, шифры и батарейки.
Но он уже начал терять уверенность. Казалось, за ним следят. Тень падала длиннее, чем обычно, взгляд прохожего — цеплялся. Втайне от семьи он перепрятывал радиокомплект, проверялся на наличие прослушки, слежки, спал «с одним открытым глазом». Изводился.
2 сентября 1977 года.
Вечер. На Москве сгущались сумерки. По набережной шла чёрная «Волга». Внутри — Винсент и Бекки Крокетт, сотрудники посольства США. Официально — дипломаты. Неофициально — связные.
Сумочка Бекки лежала на коленях. Внутри — целлофановый пакет, а в нём — контейнер, сделанный под обрезок толстого кабеля, завёрнутый в промасленную тряпку, чтобы никто не подобрал. Внутри — 3000 рублей, шифроблокнот, подставные конверты, ручка для тайнописью, новая инструкция.
Уличные фонари только начали мерцать. Машина сбавила ход, проезжая вдоль бетонного забора. Бекки быстро открыла окно, выбросила пакет — и мазнула по себе пропиткой из промасленной тряпки. Запах машинного масла заполнил салон. Винсент резко дал газу.
Но уход не удался.
Из-за поворота, как по команде, вырулила машина ГАИ. В лоб. За ней — ещё три легковушки с включёнными фарами. Американцы вжались в сиденья. Двери заблокированы. Винсент потребовал вызова представителя посольства.
Но это был финал. Спокойный, холодный голос советского офицера за окном:
— Прошу выйти. Вам придётся проехать с нами. Настоятельно рекомендую.
Сопротивления почти не было. Только упрямое молчание и вдруг — Бекки вцепилась зубами в руку нашей оперативнице, которая помогала ей выйти из машины. Последняя мужественно стерпела. Вскоре супружескую пару уже сопровождали в здание на Лубянке.
Поздно ночью в приёмной КГБ американке помогли привести одежду в порядок. Консул подписал документы без лишних вопросов — пойманы с поличным. Через несколько дней Крокеттов выслали из страны, объявив персонами нон грата.
А Филатов?
Филатов ждал. Радио молчало. Вместо ответного сигнала — тишина. Потом — стук в дверь. Обвинение в государственной измене. Следствие. Суд. В 1978 году Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его к высшей мере наказания. Но, впоследствии, расстрел заменили пятнадцатью годами лишения свободы.
Он вернулся. Старый, исхудавший. Купил домик в Саратовской глубинке. Говорил, что живёт с огорода. Каждый день — по 10 километров пешком, чай с травами для сохранения здоровья. Телевизионщикам говорил тихо:
— Американцы… жадные. А наши — своё дело делали. Я на них не обижаюсь.
Прошлое он делил на два цвета — чёрный и белый. В каком из них сейчас он был он сам — сказать не решился.
Не забудьте подписаться на канал, чтобы не пропустить новые истории. Понравился рассказ? Можно поблагодарить автора 👇👇👇👇👇👇👇