Глава 3
Яблоки Варя стащила ночью. Прокралась в погреб, сбила ржавый замок камнем. Схватила два самых красных — для Гришки. На следующий день попалась с поличным.
— Ворюга проклятая! — хозяйка схватила её за косу, аж искры из глаз. — В погреб мой залезла?! По какому такому праву?!
— Брат помирает, — Варя еле на ногах держалась, — чахотка у него...
— Да хоть сдохнет твой брат! — хозяин харкнул под ноги. — Собирай шмотки и чтоб духом твоим к утру не воняло! Ворам тут не место!
— А деньги... — Варя и слова вставить не успела.
— Деньги ей, гляньте-ка! — взвыла хозяйка, будто кипятком ошпаренная. — За яблочки мои золотые — с тебя ещё причитается!
В глазах почернело. Два яблока — только два! — и теперь шиш с маслом вместо заработка. Одна Танька, когда Варя узел собирала, краюху с салом украдкой сунула.
Домой приплелась за полночь. Мать как увидела — в голос завыла:
— Дитятко ж ты моё-ё-ё... Да куда ж нам теперя деваться-то... Чем Гришеньку кормить, чем поить?!... Чтоб им пусто стало, живодёрам зажимистым!
Гришка с лежанки глазищами блестит:
— Варька, это из-за яблок, да? Меня-то ради?
— Неа, братишка, — погладила его по вихрам. — Это из-за их гнилого нутра.
До утра глаз не сомкнули. Судили-рядили, что дальше-то. На рассвете Варя решилась:
— В город подамся. Работёнку сыщу. Хоть горшки чистить, хоть половицы драить. Денежку домой слать буду.
— Кудыть же одна-то?! — мать руки заламывает. — Ни копья за душой, ни родни... Тебе ж тринадцатый только пошёл!
— Дотопаю, — Варя губы поджала. — Не пропаду.
Засветло собралась. Мать лепёшек ей сунула, рукавицы вязаные да папкин шарф. Гришка шапку протянул:
— Носи, мне жарко. Я ж всё лежкой.
Варя над ним склонилась:
— Давай, поправляйся. Я гроши пришлю, микстуру купишь. А там и вас вытащу. В город.
Гришка за руку её цап-царап:
— Ты ж вертайся, слышь? Не как папка, не сгинь.
— Обещаюсь, — поцеловала его в лоб горячущий.
Мать до конца деревни шла следом. В одном платочке, ветер насквозь продувает:
— Варюш, может, всё ж останься? Как-нибудь перекантуемся...
— Как, мам?! На что?! Ты ж сама говоришь — Гришкины снадобья в долг не дают больше.
Мать вздохнула — будто камень с души своротила:
— Иди уж, коли вздумала. Токмо берегись в городе-то. Народ всякий шастает.
...Путь до города — вёрст двадцать. Летом с обозом — полдня пути. Зимой пешком, в стужу — сутки кряду. Варя в сугробы проваливалась по самое не могу. Нос заледенел, валенки отсырели. Рукавицы, слезами да дыханием пропитанные, колом встали.
За плечами Малые Ключи едва скрылись, а впереди — глазу не за что зацепиться, бело-мёртвое царство. Изредка чахлые деревца попадались, скрюченные, недобрые. Лиска раз пробежала — хвост огнём полыхает. Зыркнула на Варю, как на пустое место, и дальше посвистела.
К полудню живот прилип к позвоночнику. Присела на поваленную сосну, лепёшку достала. Жевала замёрзший хлеб, снегом запивала. В глотке дерёт, пить охота — мочи нет.
"Только б до города дотащиться", — твердила себе. — "А там в люди выбьюсь".
Часам к трём, когда уж сумерки подкрадываться начали, сзади скрип послышался. Обернулась — сани! Мужик в тулупе, лошадёнка, инеем обросшая. Тпрукнул:
— Эй, девка! Одна-то куда по пустоши? Аль помирать надумала?
— В город иду, дяденька, — горло перехватило, еле слова нашла. — Работу сыскать.
Мужик оглядел её — тощую, в пальтишке драном, с узелком:
— Эх, деточки-деточки... Ладно, лезь в сани. Подкину.
Варя забралась, ноги калачиком свернула. Мужик из-под сена дерюжку выудил:
— Закутай ноги-то. Не ровён час, отморозишь.
Лошадка дёрнулась, сани заскрипели. Варя в угол забилась, чтоб не мешаться.
— Откудова сама-то? — спросил мужик через плечо.
— Из Малых Ключей.
— А-а-а, — протянул он. — Гиблые края. Народишко бедует.
— Не весь, — буркнула Варя. — Ермолаевы с жиру бесятся.
Мужик хмыкнул:
— Ты, никак, от них дёру дала-то?
Варя аж затряслась:
— Почём знаете?
— Да у их вечно девки не держатся. Жадные, что твои крысы. Чай, и тебя надули?!
— Вышвырнули, да ещё как, — Варя отвернулась, слёзы прячет. — За два яблочка...
Мужик присвистнул:
— Вона как! Ну, не кручинься. Город большой, работёнки завались. Где-нить да притулишься.
Дорога тянулась бесконечно. Варя задремала под скрип полозьев. Очнулась, когда сани встали.
— Приехали, девонька! — мужик тряхнул её. — Вон он, город-то.
Варя выглянула из-под дерюжки — и рот разинула. По улице стоят дома — каменные, в два этажа! Окна светятся. По мостовой телеги громыхают, людишки снуют — одетые чисто, сытые.
— Куда ж мне-то теперь? — она растерянно крутила головой.
Мужик затылок почесал:
— А родня-то в городе имеется?
— Нетути, — вздохнула Варя. — Ни души.
— Ну, тогда... — мужик прищурился. — Дуй-ка ты на ратушную площадь. Там трактир "Три гуся". Хозяйке скажи, мол, от Семёна Косого. Авось возьмёт тебя... горшки драить аль ещё куда.
Варя с саней сползла, ноги как чужие — задубели.
— Спасибо вам, дяденька! Дай вам Бог здоровьица!
— И тебя не оставит, — мужик лошадь стегнул. — Токмо гляди — не нарвись на лихих. Город — он всякий бывает.
Сани за углом скрылись, а Варя одна-одинёшенька на чужой улочке. Прохожие мимо шастают, ни один не глянет, у всех дела свои. Она голову задрала, дома разглядывает — неужто взаправду люди в эдаких хоромах живут?
Трактир "Три гуся" нашла быстро — дом огромадный, на вывеске птицы намалёваны. Из дверей парит, едой пахнет — аж кишки узлом крутит.
Собрала всю храбрость, двери толкнула, вошла. В ноздри шибануло жареным мясом, хлебом свежим, табаком. В зале столы, за ними народ сидит. Девки в передниках еду разносят.
Варя у порога замерла, не знает, куда деваться. Тут к ней баба подвалила, в платье тёмном:
— Ты чего, дитятко? Потерялась, что ль?
— Не-а, — слова застряли в горле, кое-как протолкнула. — Я... я к хозяйке. Меня Семён Косой послал. Работу просить.
Баба её оглядела с макушки до пят — костлявую, в одёжке латанной, щёки красные от мороза.
— Семён, значица... — протянула она. — Ну, пошли до хозяйки.
Провела через зал, за занавеску, в коридорчик. Оттуда — в светёлку, где за столом сидела тётка сухая, в платье синем с кружевами.
— Аграфена Петровна, тута девчонка от Семёна Косого. Работу ищет.
Хозяйка от бумаг оторвалась, на Варю уставилась:
— Звать-то как?!
— Варвара...
— Годков сколько?
— Т-тринадцать, — чуть язык не прикусила от страха.
Хозяйка головой покачала:
— Молода больно. Что робить умеешь?
— Всё! — аж привскочила Варя. — Коров доить, печь топить, полы скрести, бельё стирать. Готовить маленько... Я крепкая, вот те крест! И учусь шибко!
Хозяйка с бабой переглянулась:
— Настя, как мыслишь?
— Ума не приложу, Аграфена Петровна. Тоща, что щепка. Но Косой зазря не пришлёт...
— Хмм, — хозяйка пальцами по столу побарабанила. — Будь по-твоему. Беру на пробу. Месяц отпашешь — там поглядим. Жить станешь при кухне. Три целковых в месяц, жратва, одёжа. По рукам?
Нутро аж затрепетало от радости. Три рубля! Это ж втрое против ермолаевского! Да ещё кормёжка с одёжкой!
— По рукам, — только и вымолвила.
— Ну и лады, — хозяйка кивнула. — Настя, веди её на кухню. Покажь, где спать, дай передник. Пущай сразу в работу впрягается. Посуду мыть сподручно?
— Ага, — кивнула Варя.
— Вот с неё и почнёшь.
Начало -
Предыдущая глава -
Продолжение -