- «Я тебе верю». Глава 115
Зина нехотя открыла глаза. Гноящиеся, с опухшими веками, они сильно чесались. Женщина начала тереть их указательными пальцами, но от боли тут же пришла в себя. Пальцы были покрыты трещинами, ногти обрамляли кровоточащие заусеницы. В подъезде было холодно и мрачно. Она не чувствовала вони испражнений, давно пропитавшей её тело и одежду. Открылась дверь квартиры напротив. В подъезд вышла женщина, пытаясь вытащить за собой мальчика лет пяти.
- Не пойду, она воняет! - ребёнок упирался ногами, цепляясь свободной левой рукой за косяк.
- Давай, сынок, сейчас выйдем на улицу, там уже не пахнет...
- Мама, я боюсь её. Не пойду-у-у, - завывал ребёнок.
Зина с трудом села, подоткнув под себя сырую полу бурого цвета пальто. Она криво ухмыльнулась беззубым ртом, и протянула к мальчику трясущуюся грязную руку.
- Не бойся, Андрюша, у меня тоже сыночек есть. Только он сердится на меня, и домой не пускает...
Ребёнок возопил, пытаясь по-обезьяньи добраться до шеи матери.
- Зина, помолчи минуту, мы сейчас уйдём, - женщина с сыном на руках шагнула в подъезд, и начала закрывать квартиру на ключ.
Зина встала на четвереньки и снова протянула руку, пытаясь на этот раз поймать край соседкиного плаща.
- Леночка, ты бы мне дала десятку, а? Мне бы только опохмелиться? Леночка...
Соседка прижала ребёнка к себе, и выбежала из подъезда. Зина, собравшись с силами, встала на ноги, и начала тихонько скоблиться отросшими заскорузлыми ногтями.
- Женя-я-а, сыноче-е-ек, пустил бы мать домой... Женя-я-а, перед людьми стыдно, - гноящиеся глаза наполнялись слезами от жалости к себе. - Всё равно ведь пустишь, сердце -то доброе у тебя...
На втором этаже хлопнула дверь, и в подъезде раздались шаркающие шаги деда. Пожилой мужчина был глуховат и слеповат, но время от времени мог дать «десятку», которую хватало, чтобы купить чутка «наразлив». Женщина, опираясь на стену, хромая, сделала пару шагов, чтобы оказаться ближе к лестнице. Такой манёвр увеличивал её мизерный шанс, и попробовать стоило.
- Здра-а-асте, Николай Ефремыч, - она изобразила поклон. - Как здоровье, как спали-почивали?
Судя по насупленным седым бровям, сосед был нестроен пессимистично.
- А хотите, я Вам стихи почитаю? - Зина пыталась заглянуть в лицо деда.
Но тот, хоть и утратил былую остроту обоняния, не мог не заметить характерное амбре, исходящее от бурого пальто.
- Идите, Зина, куда шли. Мне сегодня не до Вас совершенно, - дед, пошатнувшись, прибавил скорости утеплённым калошам, чтобы не задерживаясь в подъезде, застегнуть утеплённую куртку на улице.
Разочарованно покряхтев, женщина вернулась к осаде собственной квартиры. Силы были неравны. Сын Женя явно превосходил свою мать, и с некоторых пор не пускал её домой, если она возвращалась с моциона без бутылки.
Дверь внезапно открылась, и Зина с неожиданным проворством палубной крысы попыталась прошмыгнуть домой. Сынок, давным-давно изучивший все манёвры старой алког олички, выкинул вперёд кулак правой руки. Зина тонко взвизгнула, и отлетела назад.
- Чё надо? - спросил худой мужчина с пропитым лицом, не вынимая папиросу из беззубого рта.
- Женечка, соколик мой, пусти мамку домой. Спасть хочу, замёрзла , холодно тут, - запричитала она.
- Пропуск есть? - хохотнул он. - Пузырь где? Не вижу че-то?
- Так ведь утро ещё, магазины не работают, - она жалостливо протянула руку к распахнутой настежь подъездной двери. В осеннем дворе под мерзким моросящим дождём суетились зыбкие фигуры. - Народ только на работу пошёл...
- Во-о-от, видишь, мать, люди-то на работу ходят, деньги получают. А ты чего тунеядствуешь? Вали давай, и без пузыря не возвращайся. Да, и это, пожрать тоже чтоб было. У меня от твоих пустых харчей уже живот к спине прирос, - дверь закрылась, щёлкнув изнутри на задвижку.
Свет от тусклой лапочки, болтавшейся в прихожей, тоже исчез, и лицо женщины стало выглядеть ещё мрачнее. Зина пару секунд помедлила, раздумывая, не попытать ли ей удачу ещё раз. Но не решилась, и побрела по мокрой улице, как старая больная собака, выкинутая подыхать на улицу безжалостным хозяином.
Клянчить деньги с утра было бесполезно. Люди спешили на работу, по делам, отводить детей в школу или садик. На угрюмых лицах крупными буквами было написано «Не подходи», и Зина, не глядя по сторонам, вошла в магазин. Между стеклянных дверей дул тёплый ветер, и пожилая женщина, привалившись к стенке, стала погружаться в сладкую дрёму. Она слышала шаги торопливо проходящих мимо неё ног. Слышала, как кто-то уронил железную монетку.
- Потом подберу, - подумала Зина, грея ладони в рукавах, соединённых наподобие муфты.
- Зинка, - громогласный, полный раздражения, голос мог принадлежать только охраннику, - иди давай отсюда, подобру - поздорову, пока полицию не вызвал.
- Что же Вы сразу ругаетесь, гражданин? У человека с таким интеллигентным лицом обязательно должно быть мягкое и доброе сердце, -она подхалимски улыбнулась. - Вызовешь наряд - так я тебе в ножки поклонюсь, мил человек. У них и поесть, и поспать можно. Все условия для достойного содержания хомосапиенса имеются.
- Иди, говорю тебе, Зина. Я и так молчал, пока покупатели жаловаться на стали, - мужчина с опаской оглядывался по сторонам, как бы не заметили, что он «любезничает» с алкашнёй.
- Всё-всё, - женщина раскинула руки, подойдя к раздвижным дверям, и запела, выходя в моросящий колючими каплями, дождь:
- Вдоль да по речке, вдоль да по Казанке
Серый селезень плывё-ё-ёт...
После тёплого магазинного тамбура её злило всё: дождь, сговорившийся с холодным ветром; лужи, вползающие ледяной змеёй в худые башмаки; пальто, становящееся всё тяжелее и тяжелее с каждой минутой. Зина с отчаянием обречённого человека разрезала торопливую толпу:
- Помогите, чем можете... На хлебушек не хватает... Три дня не евши брожу... Помогите, люди добрые...
Около неё остановился молодой мужчина, одетый во всё чёрное, и державший огромный чёрный зонт над головой. Он пошарил свободной рукой в кармане. Не найдя мелочи, сунул руку во внутренний карман куртки и нащупал бумажник. Нужно было или сложить зонт, или дать его подержать просящей женщине. Он не был готов ни к первому, ни ко второму. Встрепенувшись, как воробей, искупавшийся в пыли, мужчина сделал умное озабоченное лицо, и двинул дальше, аккуратно обходя лужи. Зина ядовито улыбнулась и с трудом сдержала яростное желание плюнуть ему во след. Так стояла она, жалкая и несчастная, под холодным октябрьским дождём, провожая угасающий лучик мелькнувшей надежды.
Женщина вернулась домой под вечер. Изрядно набравшись, она покачивалась на ветру, поддерживая невидимыми, но крепкими нитями насмешливого ангела - хранителя.
- Надралась уже? - радостно приветствовал её сын.
Из квартиры пахнуло кислым запахом несвежей пищи, табака, и неистребимого алког оля. На кухне сидела пара незнакомых мужиков. Ни их лиц, ни одежды, Зина не распознала. Хотя, чего там гадать, майки-алкоголички и треники с вытянутыми коленками - вот спортивная форма команды профессионалов по литрболу.
- Принесла? - фигура сына грозно надвигалась в коридоре.
Зина выразительно икнула, затем хмыкнула, и вытащила за узкое горлышко добычу. Женя быстро выхватил «беленькую» из рук матери, опасаясь, что та может не удержать «полкило счастья». Из кухни раздались дружные радостные вопли, будто Московский стадион прощался с Олимпийским Мишкой в 1980 году.
- Вот тее и ага, - согласилась Зина. Она пошаркала в зал, скинула замызганное пальто на пол. Упала на диван, с первой попытки угодив в его пролежни, хранившие отпечаток её давно немытого тела. Стащила вологлую вязаную шапку с головы, покрытой колтунами, и сладко задремала, сунув её под розовую щёку.
Зина проснулась от тычков в грудь.
- Вставай, к тебе пришли, - кулак сына искал слабое место в её грудной клетке.
- Да кто там? - женщина чувствовала, как тягучая слюна сползала из её полуоткрытого во сне рта.
- Соседи твои малахольные опять припёрлись. Когда им надоест уже... Иди, блин, мать, - раздражение Жени начало передаваться и матери.
Она появилась в подъезде, подбоченившись, и глядя исподлобья.
- Ну-у-у? - обычно миролюбивая, она была иногда подвержена вспышкам злобной агрессии. - Я пришла, говорите, чё хотели?
Толпа, встретившая Зину в подъезде, была сейчас для неё так же безразлична, как мужики, недавно сидевшие на кухне.
- Мы - собственники жилья, собрали собрание... Вот... - женщина возмущённо начала рассказывать Зине, как весь подъезд страдает от её чудовищной болезни под названием алкоголизм. Что из Зининой квартиры ползут по всему дому огромные тараканы и наглые мыши. Что это недопустимо, справлять свои естественные нужды в подъезде. И что Зина обязана подписать протокол, в котором их возмущение зафиксировано.
Похмельная женщина равнодушно пожала плечами, и приняла из руки секретаря собрания гладкую розовую ручку. Поставив скромный автограф, Зина с улыбкой протянула ручку обратно, заранее зная реакцию собеседницы, которая смущённо покачала головой.
- Мы снова пойдём жаловаться, это безобразие должно когда-то прекратиться! - горячо заявила секретарь, и это мнение поддержали стоявшие за её широкой спиной, соседи.
- Да, конечно, - Зина равнодушно кивала головой, отвесив нижнюю губу, - конечно.
Сколько прошло времени, она сказать не могла. Но однажды приехал мужчина серьёзного вида, и сказал:
-Вас вызывают в администрацию для беседы. Распишитесь здесь, что получили уведомление.
- Хар-рашо, - улыбнулась женщина бессмысленной улыбкой.
- Если не придёте, Вас наряд полиции привезёт, - равнодушно сказал немолодой бугай.
- Хар-рашо, - подтвердила Зина, которой сейчас было очень «хар-рашо».
Как ни странно, она не забыла о предстоящем посещении, и накануне обратилась к сыну:
- Жень, а Жень, пошли вместе? Мы всё-таки вдвоём живём, чё я одна-то там буду...
- Иди давай, и не дрейфь, всё будет нормалёк, - мужчина вытер нож, которым вспорол банку кильки в томатном соусе, о грязные штаны.
- Нормалёк, - повторила Зина, сунув в красноватое консервное месиво сухую ржаную корку, чтобы размягчить её.
На собрании выступал неуверенный заикающийся человек, очередной Глава города. Он говорил о гражданской ответственности, и о значении каждого отдельно взятого гражданина для нашей многострадальной Родины. Затем выступила соседка, с выражением прочитав по протоколу все тяготы и лишения, которые терпят они, собственники квартир, проживая в одном с Зиной подъезде.
С каждой минутой ядовитый запах проникал в ноздри присутствующих всё глубже. Некоторые не стесняясь сдерживали рвотные позывы, поднося руки с зажатыми в них предварительно надушенными носовыми платочками.
Зине скоро захотелось плакать. Глядя со стороны на свою ужасную жизнь, женщина пожалела себя всеми уместными словами. Под конец собрания её вдруг осенила мысль, и Зина «взяла слово».
- Товарищи! Или господа...
Не знаю, как вас всех назвать после случившегося, -она откинулась на спинку стула и распахнула пальто, в котором начала потеть. Волна срамной вони ударила в глаза и ноздри присутствующих. Зина же, набравшись смелости, продолжила: - Квартира ведомственная, мне на неё документы вот в этом самом кабинете давали, - она для убедительности топнула башмаком, который уже давно «просил каши». - А ремонта не было ни разу! Обои отклеиваются, - Зина, выкинув вперёд руку с загнутыми внутрь, как у старой ведьмы, ногтями, начала загибать их по очереди. - Потолки не белены, унитаз бежит. Хоть бы лампочки поменяли! Ни стыда у вас, люди, ни совести! Ещё меня же упрекаете!
Заика вступил в полемику:
- Подождите, уважаемая, - начал Глава, - квартира «городская», и мы все знаем об этом, - он обвёл глазами зал, вдоль стен которого сидели верящие в силу справедливости, наивные люди. - Вам её предоставило Государство в лице Администрации. Вы собственноручно подписывали договор, в котором чёрным по белому написано, что расходы по содержанию жилья несёте Вы! - на его лысом черепе выступила испарина. На шее и щеках от волнения выступили предательские красные пятна. - Вы обязаны привести своё жильё в порядок, иначе мы будем вынуждены принять самые строгие меры. Понимаете меня?
- Конечно, - горячо заверила его женщина. - Если надо - мы тоже.. примем... меры.. Всё будет, как надо, можете не сомневаться, - она поднялась и задержалась около стула, переминаясь с ноги на ногу. - Можно идти домой? - как воспитанница старшей группы детского сада, спросила она.
- Сейчас, подождите. Вот, распишитесь, - Глава брезгливо подвинул Зине листочек. - И помните, самые строгие меры! - он погрозил тонким холёным пальчиком с розовым бабьим ноготком.
Когда за женщиной закрылась дверь, сразу несколько человек подошли к окнам, чтобы открыть форточки.
- Сделайте же что-нибудь! Ну как же так? Это невозможно терпеть! - гудели люди, поднявшиеся со своих мест, и окружившие Главу.
- Я понимаю, - он в порыве раскаяния прижимал ладони к плоской груди. - Но я и правда ничего не могу сделать.
- Посадите её! Хоть за тунеядство! Квартиру отберите!
- Разделяю Ваше негодование, - Глава мелкими шажками задом пятился к двери, - Нет такой статьи сейчас. И потом, она инвалид, получает пенсию.
- Да сколько можно! - толпа не собиралась успокаиваться.
- Вы меня тоже поймите, я абсолютно бессилен! - попкой, сжавшейся от страха до размеров собственного кулачка, он толкнул дверь и выскочил в коридор. Семенящими шажками выскочил в чёрный ход, во дворе прыгнул в рабочую «Ниву», и шлёпнул водителя по плечу:
- Погнали!
Мужчина уже не помнил, какое это было по счёту собрание. Но он точно знал, что избавить его от проблемы могло только отсутствие проблемы. А Зина, хоть и запах имела отвратительный, однако от частых прогулок на свежем воздухе выглядела розовощёкой и вполне себе бодрой.
- Ну чё там, как? - приветствовал её сын, раздавив в пышной грибнице окурков очередной «бычок».
- Как обычно. Ноют, ноют, как не надоест... - женщина поднимала одну за другой крышки с тесного ряда кастрюль, сковородок, дешёвых пластиковых салатников и тарелок. Серая плесень хмуро приветствовала её, покрыв собой остатки осклизлой картошки, сваренной вместе с кожурой, пригоревших чернобоких макарон, и давно прокисшей яичницы.
- Поесть бы, Женя? - Зина заглянула в лицо сына.
- Да, мать, пожрать бы не мешало... - мужчина встал за её спиной, заглядывая через плечо. - Ладно, сёдня так перебьюсь, - он торжественно водрузил бу тылку на грязную скатерть.
- Да, так перебьёмся, - женщина потёрла ладони друг о друга, будто согревая их.
- Э-э, я не понял? А тебе -то за какие заслуги? Ты кашу не варила, выпить не приносила, - щербато ухмыльнулся Женя. - Иди отсюда, не мешай праздновать очередную победу над быдлом, - он поднял глаза в потолок, будто мог увидеть наиболее активных соседей со второго этажа. - Или помочь? - мужчина начал закатывать рукава клетчатой фланелевой, как у отца, рубахи.
- Нет, я сама, - Зина виновато опустила голову, и побрела к выходу.
Ночью были заморозки. В узкое окно заглядывали грустные недосягаемые звёзды. Подвывал ветер, запутавшийся в опорах и перекладинах дворовой детской площадки. Спать на полу было холодно и неудобно, и Зина терпеливо ожидала момент, когда усталое тело возьмёт верх над разумом, и провалится в бездонную пучину сна, отключив, как сломанную новогоднюю гирлянду, никчёмный мозг.
Женщина проснулась от странного воя и шипения. Она не успела полностью прийти в себя, когда её с двух сторон под мышки выволокли на улицу и посадили в холодную песочницу. Во дворе стояли машины с мигалками, бегали люди в касках и бушлатах, лилась пена из длинных рукавов, как в детской книжке, где собака вытащила из пожара ребёнка, а вслед за ним - огромную куклу.
Из окон их квартиры валил густой дым, устремляясь в чёрное небо. Из подъезда, тяжело шагая, вышли пожарные с носилками. Зина не отрывая взгляда, провожала тяжёлые клубы дыма, не зная, что в машину «Скорой помощи» сейчас грузят бездыханное тело её сына Жени. Мужчина, пожалевший для матери выпивки, уснул с папиросой в зубах, что и послужило причиной возгорания. Его тело совсем не пострадало, Женя отравился угарным газом.
Про Алю напишу завтра. Её последняя история, видимо, из-за её вредности, в сегодняшнюю статью не поместилась.
- Путеводитель здесь.