Добрый вечер, уважаемые читатели Дзен!
Сегодня начинаю свой первый большой рассказ. Начало повествования - советское время, основные действия будут происходить в двухтысячных годах. Очень волнуюсь и немного боюсь. Спасибо Вам, мой читатель!
Рыжая худенькая девочка торопливо мыла посуду. Тоненькие локти смешными углами торчали над железной раковиной. Её роста было недостаточно, и поэтому приходилось держать и плечи, и локти в приподнятом состоянии, чтобы вода не капала на пол.
Она недавно вернулась из школы, наскоро перекусила куском подсохшего хлеба, оставленного утром матерью на столе, положив на него отрезанный тоненький кусок копчёного сала. Много есть было нельзя, потому что мать обязательно заметит, и оттаскает из-за этого за косу. Ну, не сразу по возвращению с работы, а вскоре после того, как откроет бутылку «Пшенич_ной». Ещё надо было почистить картошку, потому что мать любила есть её горячей.
- Вот, - Зина, пожевав хлеб с салом, поделилась с таким же, как она, рыжим тощим котёнком, положив немного в пустую банку из-под кильки. – Ешь давай, Мурзик, вырастешь большим и сильным.
Мурзик боком трусливо приблизился к жестянке, готовый в любой момент словить пинка от драного шерстяного носка всегда дурно пахнущей женщины, Зининой матери.
Девочка принялась наскоро подметать пол в кухне и коридоре тщедушным веником, растерявшим значительную часть некогда пышной шевелюры. «Эх раз, ещё раз, ещё много-много раз,» - в такт пляшущему венику негромко под нос напевала она.
- Успела, - подумала девочка Зина. Ей хотелось сесть на табурет, вытянуть спину, прислонившись к окрашенной стене. Но она не могла. Нужно было привести в порядок школьную одежду. На заштопанном рукаве вязаной кофточки снова «пошла» петля.
Она достала пакет с пряжей и стала подбирать похожую. Вот, вроде бы, такая же зелёная. Решив проверить нить на прочность, девочка потянула её хвостик в разные стороны, и он легко порвался.
- Что делать, Мурзик, что делать? – она, будто ища поддержки, смотрела на Мурзика, который боролся с судьбой, отлавливая зубами наглых блох, а заодно и повреждая острыми зубками свою кожу. – Ну и ну, давай, бери скорей иглу!
Девочка рифмовала любые слова, что приходили в её голову. Это так, между делом. Только вечером, когда на кухне стоял звон радостно чокающихся бокалов, перемежающийся пья_ными выкриками, песнями и ожесточёнными спорами, маленькая Зина доставала тетрадь в клеточку, вложенную в такую же тетрадь с зелёной обложкой. Вот и вторая тетрадь скоро будет заполнена кругленькими буквами с неправильным наклоном. Майя Фёдоровна часто ругает Зину за то, что почерк у неё «не как у людей». Но неправильно наклоненные кругловатые буквы упрямо собирались в слова, а слова – в строчки, не доходившие до полей. Зина любила писать стихи. Она не придумывала их нарочно, они, как блохи, шныряющие в жидкой шёрстке котёнка, недавно подобранного на помойке, сами собой как-то выходили. Ложились с левым наклоном, строчка за строчкой, и Зине почему-то становилось радостно на душе. Спокойно. Стихи не давали ей слышать происходящее на кухне.
- Зин-ка! – широко открылась входная дверь, появилась растрёпанная мать в расстёгнутом пальто, воротник от которого был давно поменян на пол_литра быстроусвояемого вечернего счастья. – Ты картоху почистила?
- Да, мама, почистила, - Зина перекусила нитку, оттянув её от кофты.
- Бегом, вариться ставь. Вот хлеб, вот консерва. Я вздремну немного, еле доработала сегодня.
Нина Николаевна, как в прошлой, трезвой, жизни, звали мать Зины, работала уборщицей в конторе. Прежде бухгалтер, она была на хорошем счету у руководства. Но предательство мужа, внезапно сбежавшего из города, поменяло её жизнь раз и навсегда. Он оставил записку, написав наболевшие слова, выдрав их с корнем из своего чахнувшего сердца, и насильно поместив их в сердце Нины.
«Я тебя никогда не любил. Дочь не хотел. Уезжаю с женщиной, которая знает, что такое настоящая любовь. А с тобой я только мучился.»
Нина лежала долгими ночами, молчаливая и тихая. «Только мучился…» - тупым эхом било в виски. А как же всё это? Походы в полупрозрачный осенний лес с друзьями, купание на широкой синей реке с мелким камешником на берегу. Поцелуи, обжигающие душу молодой доверчивой Ниночки. Его жадные требовательные руки. Свадьба, рождение малышки. Всё было ложью? Всё-всё? Нина Николаевна стала пропускать цифры, прежде приручённые и послушные. Стала допускать ошибки, из-за которых приходилось другим бухгалтерам делать дополнительную работу. Подруга-грусть нежно обняла её за плечи, прикрыла глаза в чёрных перчатках горя на её жизнь, на жизнь дочери, давая смотреть только назад. Ниночка покупала горькие настоечки, такие же горькие, как её жизнь. Сначала украдкой, дождавшись, пока в магазине останется только она и понимающая продавщица.
- Женщина, я за Вами? – услужливо поинтересовался мужчина в поношенной ханориковой шапке.
- Берите, берите, я ещё смотрю, - и Нина ходила от прилавка к прилавку, ожидая только хлопок двери, закрывшейся за внимательным товарищем.
Заслышав его, женщина с облегчением вздыхала, плечи её опускались.
- Мне как обычно, - кивала Нина на витрину с бу_тылками с нарисованными на них абсолютно невинными ягодами рябины и клюквы.
- Ага, - неспешно шагая варикозными ногами, с насмешливым стуком ставила та на прилавок заветную бу_тылку.
Нина торопливо прятала её в довольно объёмную женскую сумку со сломанной молнией, прикрыв сверху покупку коричневой авоськой.
От месяца к месяцу налив_ки и настой_ки всё меньше помогали заглушать голос, настойчивый и дерзкий. Однажды Нина по обыкновению дожидалась, пока все покупатели исчезнут. Дверь хлопнула с привычным Нине звуком. Только, оглянувшись, она увидела, что в магазине стоит военный. Невысокого роста, в форме, с усами. Его глаза не смотрели на прилавок, они смотрели на неё.
- Что-то потеряла? - безошибочно определив ищущий взгляд женщины, спросил уверенный мужчина.
- Нет, я не.. – Нина напрочь потеряла свою женскую привлекательность, как её казалось, после побега мужа. Она перестала наносить макияж, не гладила одежду и не следила особенно за её чистотой. – Я просто выпить хотела! – она надеялась оттолкнуть незнакомца, хотела увидеть замешательство в его наглых глазах.
- Ну надо же! – искренне удивился незнакомец, подходя вплотную к растерянной женщине и неотрывно глядя в её глаза. – Какое приятное совпадение! У меня были такие же планы на сегодняшний вечер.
Нина была сама не рада своей дерзости, и подумывала, как теперь вывернуться из неловкой ситуации.
- До свидания, - женщина решительно повернулась и сделала несколько быстрых шагов по направлению к двери, чем вызвала громкую усмешку продавщицы.
Военный моментально оценил ситуацию в магазине специфического направления, окинув взглядом немного неряшливую одежду женщины и скошенное в усмешке лицо по другую сторону прилавка.
- Простите, я Вас, похоже, напугал, - военный, неожиданно мягко ступая, перекатываясь с пятки на носок, продолжил. - Может быть, Вы составите мне компанию? Можем в ресторане посидеть. Я угощаю, - он достал из кармана набитый кошелёк.
Повернувшаяся к нему лицом Нина не осознавала опасности.
- Я не могу в ресторан, у меня дочка дома, - её затылок чувствовал свербящий любопытный взгляд продавщицы, от которого краснели уши.
- Что возьмём? – запросто перешёл к действию военный. – К тебе тогда пойдём, ты же не против?
В этот миг нерешительность Нины замкнула невидимое кольцо, очертив убогий круг её дальнейшей жизни.
Квартира Нины была на окраине города, где двухэтажки соседствовали со своебышными домами частного сектора. И многие жители квартир, будучи прежде жителями деревенскими, помнили свежесть тела и души, когда выходишь из хорошо протопленной бани, напаренный берёзовым или дубовым веником. Поэтому у всех были крохотные огородики, у многих - небольшие баньки, а кое у кого и сараюшки для содержания куриц с весны до осени. Муж Нины, приехавший незадолго до их знакомства из далёкой деревни, пришёл в восторг при виде полученной от комбината однокомнатной квартиры. Из окна были видны ровные зелёные квадратики внутри обнесённого для видимости забором земельного участка. Пара грядок с луком, парнички с огурцами, пять – десять кустов помидор да грядка с морковкой объединяли соседей обещанным урожаем. Ровные трубы аккуратненьких банек так вдохновили супруга, что он раньше ремонта в квартире принялся за строительство бани. А после завершения строительства, проводил там по три, а то и четыре часа по субботам. Только место для бани было не очень удачное, на самом краю; дальше шёл глубокий овраг, будто ограничивающий жилую зону от протянувшейся дальше нежилой.
- Ну и ладно, пусть с краю, зато своя. Что за мытьё в ванной, ни толку, ни проку. Пошоркаться даже не знаешь как, тут стена, и тут стена.
Нина даже вдохнуть в бане не могла, обжигающий воздух проникал в лёгкие, вызывая головокружение и прилив тошноты.
- Слабачка, - снисходительно хлопал по плечу её муж, сидевшую, согнувшись, в предбаннике. Нина не оставляла попыток привыкнуть к страшному увлечению мужа. На его спину было невозможно смотреть после возвращения из бани: красная, в багровеющих следах веника. Лицо тоже пылало, с него всего тёк пот. Спать с ним в ночь с субботы на воскресенье было, что ночевать с лягушкой: влажная простыня настойчиво подбиралась к Нине, отодвигающейся на край кровати.
- Иди, я тебя обниму покрепче, банщица ты моя! – муж прижимал её, тайком вытирая потное лицо о плечо её халата. – Ты уж завтра иди, в воскресенье. Глядишь, баня остынет, - довольно подмигивал он.
- Я вообще-то помылась уже. В ванной. Пока ты в баню ходил, - Нина нерешительно высвободилась из его объятий.
- Ну, насмешила, не могу. Сказал пойдёшь в баню завтра, значит пойдёшь, - снова обнимал её муж, потираясь своей влажной шеей о её нежную розовую шею, покрытую перед сном кремом.
И она ходила. Мылась, как наказанная ученица, что позабыла выучить урок. Эта процедура ей казалась глупой и пустой. Ведь Нина выросла в городе. Мама купала её в тёплой ванне, напевая песенки и пуская кораблики от одной белой стены к другой. И теперь поход в баню ограничивался тем, что она сливала воду, в которой ждало её пыточное орудие с множеством берёзовых листочков, в тазик. Этой водой она смачивала волосы, шею, подмышки и ещё некоторые места, стояла какое-то время, ожидая, когда веничный запах проникнет в её кожу.
- Ну вот, совсем другое дело, - горделивый муж обнимал её, обнюхивая, как ищейка. – Я же говорил, тебе понравится!
- Да, да, - говорила Нина, обнимая его в ответ.
- Во-от, какая чистенькая ты теперь, - он брал её за бёдра ладонями, и вращал вправо-влево, будто готовился запустить большую юлу.
Многое нравилось Нине в муже. Вот эта детская непосредственность, быстрота его действий и характера. Нравилось всё, кроме пристрастия к бане.
И вот Нина шла рядом с незнакомым мужчиной, который, как в плен, взял её крепко под руку. Его хватка была сильной, будто женщина пыталась совершить побег.
- Привет, дочка, - Нина вошла, потерявшая железную хватку попутчика только перед входом в подъезд.
- Привет, мама, - девочка вышла в коридор, но не подняла глаза на мать.
- Знакомьтесь, это Геннадий, - мать снимала верхнюю одежду.
Геннадий, не дожидаясь приглашения, тоже. Он снял фуражку, повесил на дверь шкафа, открыв её по-хозяйски. Сапоги поставил около порога ровненько, один к другому. Пошёл по квартире, осматриваясь, приглаживая без того прилизанные жирные волосы.
Ладонью отодвинул в сторону ночные шторы, скрывающие вползающую в город ночь. Искоса посмотрел в образовавшийся проём, будто его там ждал снайпер, затем вернул штору на место. Заглянул в кухню, вернулся в зал, прошёл по периметру, заложив руки за спину. Нина, тем временем, достав халат, ушла переодеваться в ванную, предусмотрительно заперев защёлку. Окинув придирчивым взглядом отражение в зеркале, осталась довольна, это неожиданное смущение и предвкушение выступали румянцем на её рано поблёкших щеках.
Когда Нина вышла, дочь нарезала хлеб. На столе стояли две бутылки коньяка, консервы из мелких рыбёшек, признанные народом в качестве закус_ки, ливерная и варёная колбаса.
- Я сейчас суп разогрею, - Нина пошла в кухню.
- Да ладно тебе, какой там суп. Давай выпьем, заодно и закусим, - он решительно взял её за руку выше локтя.
- Мне ребёнка кормить надо, - попыталась мягко освободиться Нина.
- Грудью что-ли, - хохотнул мужчина, бесцеремонно засунув указательный палец в разрез ей халата.
- Не надо, что Вы себе позволяете? – запоздалое осознание осенило Нину.
- Ой, да ладно, пошутить нельзя. Сразу надо было сказать, что ты недотрога, когда я выпивку в магазине брал. Не поздно теперь, а? Как сама-то считаешь?
Нина запахнула халат потеснее, согнула плечи, поникла.
-Вы выпить хотели?
- Да, и ты, мне помнится, тоже, - военный расположился в кресле, закинув ногу на ногу.
- Вы сейчас выпиваете, и уходите, хорошо? – Нина пыталась исправить ставшее опасным положение.
- Да-да, конечно, не сомневайся, - он достал спичку из нагрудного кармана и играл ею, перекидывая из одного угла рта в другой.
- Я сейчас накрою здесь, в зале. - Нина торопливо вышла в кухню. Она почувствовала опасность, исходящую от мужчины в военной форме, но боялась показаться смешной, если позовёт соседей. Или позвонит в милицию. Вот спросят, откуда он взялся? Что она скажет, я с ним в магазине познакомилась? Ну это же правда смешно.
Нина вынесла тарелки с нарезкой, рюмки, вилки, хлеб.
- Доченька, ты поешь здесь? – по несколько кусочков она оставила дочери. – И сиди, пожалуйста, тихо, хорошо?
- Хорошо, мама. Я почитаю, ладно? – Зина достала библиотечного «Робинзона Крузо».
Нина неловко обняла дочь, зашла в зал. Дверь за ней резко захлопнулась. Вскоре стали раздаваться невнятные реплики, то громкие, то тихие. Казалось, мужчина настаивает на чём-то, а мама будто не соглашается. Зина хотела залезть под стол, и сидеть там, обнявши маленького Мурзика. Что-то странное и страшное виделось ей в происходящем.
Наконец дверь в зал открылась, вышла мама какая-то растрёпанная и будто помятая, одёргивая халат то на груди, то внизу.
- Зина, одевайся, - странно поводя плечами, сказала мать.
- Куда? – спросила растерянная дочь.
- В баню. Посидишь там немного, - мама достала своё пальто и засовывала босые ноги в сапоги.
- Мама, я тихонько буду сидеть. Дома, можно? – сжавшаяся Зина казалась совсем маленькой.
- Давай быстрее. Посидишь немного, я потом приду за тобой, - мама посмотрела на улыбающегося мужчину в дверях залы.
Мать волокла Зину, крепко держа за руку. С нетерпением ждала, когда дочь с котёнком на руках войдёт в ненавистную ей баню. И… повесив навесной замок, два раза повернула ключ.
Зина сначала уговаривала себя. Или Мурзика.
- Не волнуйся, всё нормально. Просто мама побольше выпила. Она посидит с «ним» и придёт за нами.
Потом Зина плакала, тихонько, чувствуя, как её слёзы делают шёрстку котенка сырой.
Потом плакала громко, звала на помощь, кричала. Но не пришли ни мама, ни соседи, которые не расслышали детского плача за шумом машин, проезжающих по объездной дороге, звуком телевизоров, и своими мыслями.
Как закончился вечер, Нина не помнила. Она проснулась со страшной, разламывающей череп пополам, болью. А ещё с синяками на руках и ссадинами на теле. Нина позвала дочь, чтобы та принесла ей воды, потому что во рту будто разверзлась пустыня.
- Зи-на! – позвала она, но в ответ услышала лишь тишину.
В голове будто шестерёнки завращались со скрипом. Отрывки вчерашних пья_ных воспоминаний всплывали, жуткими картинами озаряя её сознание.
Трясущимися руками Нина пыталась открыть замок. Уронила ключи, шарила непослушными руками, приговаривая:
- Доченька, Зиночка, мама сейчас. Сейчас мама, сейчас.
Открыв дверь, она чуть не потеряла сознание. Зина лежала в неестественной позе, откинув голову назад, неуклюже подвернув левую ногу в красном ботиночке под себя.
- Зина! Зина! – трясла девочку мать, и не могла привести её в чувство.
Нина принесла домой, положила на кровать, на которой вчера и не вспоминала о дочери. Раздела её догола, начала растирать хрупкое тело. Накрывала лоб то холодным, то горячим полотенцем, ожидая чуда.
Продолжение Глава 2.
Путеводитель здесь.
Уважаемые читатели и гости канала!
Все текстовые материалы, размещённые на канале "Бронзовое кольцо" являются объектом aвторского правa.
Kопирование и распространение (в том числе путем копирования на другие ресурсы и сайты в сети Интернет) запрещено. Tакже запрещено любое использование материалов данного канала без предварительного согласования с правообладателем, как и коммерческое использование.