Виктор собирался на рыбалку. По старой привычке направился к калитке в заборе, между его и деда Сивка дворами. Как всегда, перед выходом на речку, хотел узнать у самого опытного в селе рыбака, где теперь лучше клюет.
С детства привык он ходить к соседям не с улицы, а коротким путем через эту калитку, устроенную еще дедом Гаврилой. Дед с бабушкой Саней, а потом и родители жили с семьей Сивка душа в душу. Но отец и мама рано умерли и Виктор в тридцать лет остался хозяином всего подворья. Дружба с Сивка тоже перешла к нему по наследству, хотя разница в возрасте была огромной. И как раньше, он и Сивка попадали друг к другу не через улицу, а в эту калитку? Но сегодня она не открылась. И только тогда он вспомнил о недавнем происшествии…
Работал 40-летний Виктор в местном колхозе электромонтером. Месяц назад получил наряд на подключение домов к новой электролинии в хуторе Казачьем. Мотоцикл был неисправный. Пришлось ехать верхом на лошади. Конь был ненамного моложе его и еле тащился. Вдалеке громыхало. Дело шло к дождю. А такая погода монтеру не помощница.
Работа предстояла магарычевая. Само подключение было бесплатным. Но за установку электросчетчиков обычно монтеров благодарили. Иногда деньгами. Чаще расчитывались самогоном. Но в этот раз Виктор не очень радовался возможности выпить на халяву. Накануне на приеме врач сказал ему, что у него подозрение на язву желудка и надо воздерживаться от спиртного и курения.
Покачиваясь в седле, вспомнил, как возвращаясь из сельской больницы, увидел деда Сивка. Тот сидел на лавочке возле дома. Тощая, согнутая от старости в дугу фигура, переходящая в длинную и морщинистую как у индюка шею и несуразно маленькую лысую голову, виднелась издалека. Внешне копия Дон Кихота. Но на этом сходство и заканчивалось. Нутро Сивка было другим — жадным и жестким. Но в России соседей не выбирают. Это тебе не Англия, где при покупке дома надо заручиться согласием общины и приходского священника. Но, в общем, они жили дружно.
Хуторские старожилы рассказывали про Сивка, что в войну с немцами он служил храбро. Был отличным снайпером. Отсюда очевидно и жесткость. Не каждому дано остаться мягким, если на боевом счету было более полсотни трофеев, многим из которых приходилось смотреть через оптический прицел в глаза, прежде чем нажать на спусковой крючок. После фронта он успел недолго посидеть в колонии за то, что избил паренька, рвавшего яблоки в его саду.
На ногах деда были высокие рыбацкие сапоги, которые не снимались круглый год независимо от погоды. Казалось, что он в них и спал. Во рту торчала и дымилась самокрутка с любимым самосадом. Во всем хуторе он один выращивал табак. Часть урожая скуривал сам. Остальное — продавал курильщикам. Правда, в этом году посевы табака на корню съела тля, а старые запасы заканчивались. Другим источником его доходов была рыбалка. На это и жил. Двадцати рублей колхозной пенсии хватало всего на неделю.
Сам Виктор среди хуторян славился мастером на все руки. Но особенно любили его за веселый нрав, улыбку, не сходившую с круглого румяного лица, а также за анекдоты и розыгрыши. И в этом равных ему не было. Однажды он пустил слух, что членам профсоюза будут бесплатно раздавать цыплят. С утра на работу никто не вышел. Все уже на рассвете явились к колхозному инкубатору с кошелками и выстроились в длинную очередь. За срыв рабочего дня его вызвали на правление и хотели исключить из колхоза. Но спас положение инженер-электрик, заявивший, что Виктор у него в бригаде лучший специалист и замены ему нет. Обошлись лишением месячной премии…
* * *
Сивок подвинулся, предлагая Виктору присесть. Кисет с табаком при этом успел проворно засунуть за пазуху. Даже соседей он угощал редко. О его жадности знал весь хутор. Под настроение он мог Виктору табака отсыпать, но не больше, чем на одну закрутку. И то в благодарность за хороший анекдот. Но сегодня, расстроенному диагнозом Виктору, было не до анекдотов. Присев, он привычно достал пачку сигарет, но вспомнил врача и тут же спрятал. Потом опять достал, двумя руками смял и забросил в бурьян у забора.
— Чего добро переводишь, Вить? — озадаченно спросил Сивка в паузе между смачной затяжкой и долгим прохождением дыма в прокопченные, просмоленные легкие и обратно.
— Да ну их, отрава. Намешают всякого дерьма. Твоего табачку бы покурил.
— Ты бы покурил, да кто ж тебе даст. Свои — под забор, а сам на чужое заришься.
— Дед, ты что, радио не слушаешь. Закон вышел. Сигареты запретили. Говорю же, не табак в них, а дерьмо всякое.
Скорее по привычке, чем из желания разыграть соседа, выдумал он на ходу про сигареты и радио.
Зная страсть Виктора к розыгрышам, Сивко недоверчиво помалкивал и продолжал смолить свой самосад, лениво отгоняя рукой дым после каждой затяжки. Виктор, не переставая думать о язве, тоже молчал и вовсе не ждал, когда любопытный дед не выдержит и клюнет на его «наживку». Но тот «клюнул» скоро.
— Насчет запрета, не брешешь? — не выдержал молчанки дед.
— Нет, истинный крест, — не моргнув, побожился Виктор,— завтра с утра в сельпо комиссия приедет из района, будут остатки списывать.
— И куда их потом? — тихо и как бы в никуда проговорил Сивка.
— Да на свалку за скотомогильню. Куда же еще, — опять без запинки, уверенно ответил Виктор.
— Это же надо такое удумать. Добро и на свалку, — совсем как бы без интереса после очередной затяжки проговорил Сивко и стал прощаться, пока Виктор не повторил просьбу насчет табачка. — Бывай Вить, управиться по хозяйству надо.
Виктор хотел сказать деду, что сигареты он выбросил из-за язвы и что никто их завтра списывать не собирается, но тот уже зашел в дом.
Через час Сивка проворно вышел со двора и зашагал в сторону конторы сельпо. Председателя на месте не было. Во дворе два не совсем трезвых грузчика лениво разгружали машину с привезенным из райцентра товаром. Ящиков с сигаретами он не заметил, что косвенно подтверждало Витькину информацию. Побродив вокруг конторы, наконец, увидел подъехавшего на старом трофейном виллисе толстого краснолицего председателя сельпо Мишку Букрея. С ним были два незнакомца. «Не соврал Витька, наверно, комиссия из района», — подумал Сивка.
— Миш, разговор есть, — позвал он председателя.
Тот с досадой посмотрел на Сивка, но подошел.
— Чего тебе, дед? Некогда мне, людей из района по делу привез.
— И я по этому делу — оживился Сивка. — Табак у меня в этом годе пропал, так я сигареты, что на свалку повезете, себе заберу. И тебе проще. Не возиться с ними.
— Ты это о чем. Какие сигареты? — опешил Букрей.
— Да те, что запрещенные по закону.
— Какой закон, вроде трезвый, а мелешь всякую чушь! — с досадой пробурчал председатель, отходя в сторону гостей.
— Ну, тот, на днях по радио передали. А что нет? — озадачено протянул вслед Сивок.
— По радио говоришь. Ты сам слышал? — обернувшись, решил на всякий случай уточнить Букрей. В те времена много чего узнавали из радиопередач.
— А вы, что-нибудь знаете о запрете сигарет? — обратился он к незнакомцам.
Те молча пожали плечами и рассмеялись.
Смущенный Сивко не понимая как быть дальше, негромко промямлил:
— Сосед мой, Витька Канивец, рассказывал, что…
— Это какой, колхозный электромонтер? — перебил его вопросом Букрей.
— Да, он самый. Сказал, что теперь сигареты продавать не будут из–за их вредности для здоровья. И сегодня комиссия из района будет списывать остатки — продолжил тихо Сивко.
Большой живот смешливого Букрея вдруг стал вибрировать. Красное лицо стало багровым. Давясь беззвучным смехом, он достал платок и, вытирая слезы, объяснял незнакомцам кто такой Витька, о котором твердил Сивок.
Но дед уже все понял. Ругая Витьку и себя, расстроенный поплелся домой, не зная, что жизнь вскоре подкинет ему хорошую возможность отыграться.
* * *
На другой день Виктор поехал в районную больницу на рентген и там диагноз сельского врача подтвердился. «Язва желудка. Пить и курить нельзя». Вечером он зашел к Сивку и рассказал о своей болезни. Тот, как мог, посочувствовал и добавил, что помочь ничем не может. На что Виктор возразил.
— Можешь, дед, еще как. Вчера я при тебе выбросил сигареты? Сегодня первый день уже не курил. Детей надо поднимать. Еще маленькие. Марии одной с ними будет тяжело. Ради них не буду пить и курить. Дай слово, если я буду просить закурить, не дашь. Даже на коленях ползать буду, не давай, обещаешь?
— Ну, а как же, ради такого дела, не обещать. Я же кремень, сказал — отрезал.
Довольные собой, они расстались не скоро. Попили чая. Вспомнили родителей Виктора и бабку Сивка. За весь вечер дед и виду не подал о своем неудачном и позорном походе в сельпо. В темноте, возвращаясь домой через калитку в заборе между дворами, Виктор подумал: «Как хорошо, что предки догадались ее сделать. Так удобно».
* * *
Только к девяти часам добрался Виктор до Казачьего. В первых двух домах от «жидкой благодарности» отбиться удалось. Подключение третьего дома и установку в нем электросчетчика закончил в аккурат к обеду. К этому времени в доме на столе уже стоял металлический чайник с самогоном. Рядом на тарелке лежал шматок сала, а в деревянной миске горкой возвышалась соленая капуста. Хлеба не было. Как пояснила хозяйка, его завозили из районного хлебозавода не каждый день, а сами выпекать разучились. От чайника шел специфический запах. За столом уже сидели, нервно потирая ладони, хозяин дома и два соседа. Их дома Виктор планировал подключить после обеда. Только успел помыть руки, как хозяйка пригласила выпить и закусить. Ей отказать не смог. Красивая молодая казачка была неотразима. Знали мужики кого подсылать.
«Ладно, — решил Виктор, — сегодня выпью немного и потом завяжу». Довольный хозяин разливал так часто, как будто в последний раз. Выпили за электрификацию, за электриков, за женщин в лице хозяйки. Пили еще за что-то. Пока не опустел чайник. Послали к бабке-самогонщице за добавкой. Пока ходили, стемнело. Пошел дождь. И тут кто-то сообразил, что электромонтеру верхом под дождем надо более пяти километров добираться домой. С помощью казачки Виктор с трудом забрался в седло. И старый мерин в темноте по одним ему известным ориентирам доставил его прямо ко двору. Привязав коня к старой груше, и не желая слушать упреков Марии, прошел в летнюю кухню. Лег на широкую лавку и заснул как убитый.
Около полуночи проснулся от странного грохота. Включил свет и понял, что спал, не снимая пояса с цепью, с помощью которой влезал на столбы электролиний. Она и гремела по стоящему рядом ведру при каждом его сонном движении на лавке. Захотелось воды и курева. Выйдя во двор, увидел свет в окнах дома Сивка. Старик ложился обычно рано, чтобы не опаздывать на утренний клев. Но сегодня почему-то не спал. С трудом нащупав в темноте калитку, Виктор прошел во двор Сивка и постучал в окно. Входная дверь быстро отворилась и в свете проема показалась длинная и тощая фигура деда.
— Кто здесь? — спросил он тревожным голосом.
— Я, сосед, — еле ворочая разбухшим шершавым языком, — хрипло выдавил Виктор.
— Ты чего, пьяный что ли? А как же язва?
— Да ну ее. Дед, дай ради Бога воды и закурить.
— Заходи, попей. А насчет курева у нас с тобой уговор. Забыл?
— Не забыл. Дай последний раз, а то умру.
— Умирай, я тут ни причем. Хоть на колени становись. Слово мое крепкое. Не в пример твоему.
— Хочешь меня унизить. Сосед называется. Ну, дай, дед! Неужели и вправду жаднее тебя никого на свете нет.
— А причем тут жадность. Ты, когда меня перед председателем сельпо выставил за сигареты на смех, думал о старике?
— Какие, дед, сигареты, ты что, умом тронулся?
— А такие, что по закону запретили. По радио ему передали. Теперь мой черед пришел посмеяться. Вот так, Вить. Иди с Богом.
— Ты что, ходил в сельпо? Я же пошутил. Значит, не дашь? Последний раз прошу. Христом Богом прошу. Хочешь, вправду на колени встану.
Виктор бухнулся сначала на колени, а потом стал бить пьяные поклоны лбом о пол, пока дед нес ему кружку с водой. Допив с жадностью до конца, попросил еще. Выпив вторую кружку, снова попросил закурить. Но дед не отступал. Виктор встал, выбежал на улицу, уже светлую как днем от луны прежде закрытой дождевыми облаками, и оттуда прокричал деду все, что думал о его вредной личности.
В окнах соседних домов загорелся свет. Несколько вялых со сна фигур вышли из дворов на улицу, пытаясь сообразить, что происходит. Тем временем Виктор зашел к себе во двор. Нашел в сарае молоток и несколько гвоздей сотого размера. Вскоре на ночной стук молотка из дома выскочила Мария и увидела, как Виктор забивает длинными гвоздями калитку в заборе с соседом, а в окне дома Сивка то появляется, то исчезает его лысая голова.
С той поры и до самой кончины деда калитка не открывалась. Дом Сивка за неимением наследников перешел к сельской администрации и был продан фермеру.
Вскоре государство трудящихся развалилось, а потом пришел конец и колхозу. Электрические сети передали в обслуживание городской частной компании. Всех колхозных электромонтеров и Виктора уволили. В поисках работы ему пришлось продать дом семье молодых учителей и уехать в город на поиски работы. Новые хозяева, конечно, не догадывались, кто и как жил до них в этих домах. Какие здесь кипели страсти. И почему калитка в заборе между соседским подворьем наглухо заколочена. Да и время, что пришло на смену прежнему, к общению не располагало. Теперь люди опять приучались жить в одиночку.
Сергей Платонов.
