Двадцатилетний юбилей племянницы Виктора проходил шумно. Квартира его сестры, и без того не слишком просторная, сегодня казалась особенно тесной. Гости сновали между комнатами, громко смеялись, обсуждали последние новости, а я стояла у окна с бокалом шампанского и наблюдала за этой семейной идиллией.
С Виктором мы жили вместе уже почти год. Не расписаны, конечно, но какая разница? Главное — любим друг друга. По крайней мере, я так думала до сегодняшнего дня.
Виктор о чем-то увлеченно разговаривал с двоюродным братом, когда я решила выйти на кухню. Хотела просто налить себе воды — в комнате было душно. За дверью слышались женские голоса. Галина Петровна — мама Виктора, и кто-то еще. Я уже протянула руку к дверной ручке, когда услышала свое имя.
— Лариса? — голос Галины Петровны звучал с привычными покровительственными нотками. — Да она пока у нас временно. Пока все не оформится...
Я замерла. Рука так и осталась висеть в воздухе. По телу прошла волна жара, а потом холода.
— Думаешь, у них серьезно? — спросил второй голос, который я узнала — тетя Виктора.
— Да кто ж его знает, — со вздохом ответила Галина Петровна. — Витя молчит. Но если что, у него отцовская квартира. Папа ему не для того оставил, чтобы первая встречная...
Я не дослушала. Тихонько отступила от двери, пытаясь справиться с дрожью в коленях. Временно. Первая встречная. Год совместной жизни, а для них я — никто.
В зале по-прежнему громко играла музыка. Виктор, заметив меня, помахал рукой и улыбнулся. Я выдавила ответную улыбку. Наверное, она вышла кривой — он нахмурился и двинулся ко мне через толпу родственников.
— Что-то случилось? — спросил он, приобняв меня за плечи.
— Нет, все хорошо, — соврала я. — Просто голова немного разболелась.
Он коснулся губами моего лба.
— Может, домой?
— Нет-нет. У Машеньки юбилей, неудобно уходить так рано.
И я отошла к имениннице, стараясь не думать о том, как тесно сжалось сердце. Временно. В чужой семье. Пока все не оформится... А оформится ли?
Трещина
Виктор открыл дверь нашей квартиры. Нашей? Теперь я уже сомневалась. Может, это просто его квартира, а я — временная гостья. Так, во всяком случае, думает его мать.
— Устала? — спросил он, помогая мне снять пальто.
— Немного, — я постаралась, чтобы голос звучал как обычно.
— Чаю?
— Пожалуй.
На кухне было тихо после шумного празднества. Чайник мерно гудел, набирая температуру. Я механически достала чашки, сахарницу, печенье. Все как всегда. Но что-то неуловимо изменилось. Словно тонкая трещина пробежала между нами — еще незаметная, но я уже чувствовала ее присутствие.
Виктор рассказывал о беседе с братом, о планах на рыбалку, о том, что племянница выросла совсем красавицей. Я кивала, улыбалась в нужных местах, но мысли мои были далеко. Слова Галины Петровны стучали в висках: «Временно... первая встречная...»
— ...а еще дядя Коля спрашивал, когда мы наконец... Лариса, ты меня слушаешь?
Я вздрогнула.
— Да, конечно. Что спрашивал дядя Коля?
— Когда мы поедем к нему на дачу. Я же рассказывал, что он приглашал нас на шашлыки.
— А, да... Конечно. Надо будет съездить.
Виктор нахмурился.
— Точно все в порядке? Ты какая-то странная сегодня.
— Просто устала. День был длинный.
Он кивнул, но я видела — не поверил. Впрочем, докапываться не стал. Это было одно из качеств, за которое я его ценила — умение не лезть в душу, когда не просят. А сейчас мне отчаянно хотелось, чтобы он спросил. Настоял. Вытянул из меня правду. Но он продолжал говорить о каких-то мелочах, а я продолжала делать вид, что слушаю.
После чая я ушла в душ. Стояла под горячими струями, позволяя воде смывать напряжение дня. Меня знобило, хотя в ванной было жарко. Когда я вышла, Виктор уже лежал в постели с книгой. Я скользнула под одеяло, повернувшись спиной.
— Спокойной ночи, — сказал он, выключая ночник.
— Спокойной, — отозвалась я.
Виктор почти сразу уснул. А я лежала с открытыми глазами, глядя в темноту. В этой постели, в этой квартире, в этой жизни — временно. Пока не оформится...
Вопрос ребром
Три дня я ходила как в тумане. На работе отвечала невпопад, дома превратилась в тень самой себя. Виктор хмурился, спрашивал, не заболела ли я. Я отнекивалась, говорила, что все в порядке, просто усталость. Но внутри все кипело от невысказанных слов.
Вечером четвертого дня мы сидели за столом. Я накрыла его особенно тщательно — достала парадный сервиз, зажгла свечи. Приготовила любимый Витин ужин — рыбу по-гречески и картофельный гратен. Он удивился.
— У нас что-то сегодня? Я забыл про какую-то дату?
— Нет, — я покачала головой. — Просто захотелось.
Мы ели молча. Я собиралась с духом, а Виктор, кажется, наслаждался едой, не замечая моего состояния. Наконец, когда с основным блюдом было покончено, я налила нам по бокалу вина и решилась.
— Вить, скажи... — голос предательски дрогнул. Я сделала глоток для храбрости. — Ты вообще хочешь, чтобы я была в твоей жизни — официально?
Он поперхнулся вином.
— В смысле?
— В прямом. Мы живем вместе почти год. У нас все хорошо, правда?
— Конечно, — он смотрел настороженно, словно почуяв подвох.
— Но... мы так и будем просто жить? Без штампа, без обязательств?
Виктор вздохнул и отставил бокал.
— Лар, ну зачем сейчас этот разговор? Нам же хорошо вместе. Зачем все портить?
— Портить? — эхом отозвалась я. — То есть, по-твоему, официальный брак испортит отношения?
— Не обязательно, но... — он запнулся. — Просто зачем торопиться? Куда нам спешить?
— А куда тянуть? — мой голос звучал тише, чем хотелось бы. — Витя, мне тридцать два. Я хочу семью, детей...
— И я хочу! Но давай не будем форсировать события. Всему свое время.
— Когда, Вить? Когда наступит это время?
Он раздраженно отодвинул тарелку.
— Я не знаю! Когда будем готовы. Когда все сложится.
— А сейчас, значит, не сложилось? — мне стало горько. — Значит, я у тебя и правда временно? Пока все не оформится?
Его взгляд стал острым, колючим.
— Ты что-то услышала у матери на юбилее? Поэтому такая странная?
Я кивнула. Виктор провел рукой по лицу.
— Мама... она просто волнуется. За меня, за квартиру. Не бери в голову.
— Не брать в голову? — я почувствовала, как к горлу подступают слезы. — Витя, для твоей семьи я — никто. Временная...
— Перестань! — он стукнул ладонью по столу. — Какая разница, кто и что говорит? Главное — что между нами!
— А что между нами, Вить? — тихо спросила я. — Если ты боишься даже сказать своей маме, что я — твой выбор?
Решительный шаг
Я не спала всю ночь. Виктор отвернулся к стене после нашего разговора, и вскоре его дыхание стало ровным — уснул. А я лежала, глядя в потолок, и впервые за год совместной жизни чувствовала себя абсолютно чужой в этой квартире.
Утром я дождалась, пока Виктор уйдет на работу. Он чмокнул меня в щеку перед уходом, буркнул: «Вечером поговорим». Я кивнула. Но говорить было уже не о чем.
Едва за ним закрылась дверь, я достала большую спортивную сумку. Сложила самое необходимое — белье, пару платьев, джинсы, косметичку. Зубную щетку оставила — пусть будет повод купить новую. Новую жизнь начинают с чистого листа, правда?
На кухонном столе оставила короткую записку:
«Не буду тебе мешать и дальше „не портить отношения". Права была твоя мама — я действительно временная. Позвоню, когда буду готова забрать остальные вещи. Л.»
Перечитала. Слишком резко? Может быть. Но сейчас мне нужна была эта резкость, чтобы не передумать, не остаться.
Такси приехало через пятнадцать минут. Я назвала адрес Светы — моей лучшей подруги. Она знала о моих сомнениях и сама не раз говорила, что Виктор слишком привязан к матери. «Мужчина должен выбрать — либо мама, либо жена. Нельзя сидеть на двух стульях», — повторяла она. Я отмахивалась. А зря.
Света не удивилась, увидев меня на пороге с сумкой.
— Наконец-то, — только и сказала она, забирая мой багаж. — Я уж думала, ты никогда не решишься.
Ее маленькая квартирка была солнечной и уютной. Диван в гостиной — не слишком удобный, но сейчас мне было все равно. Казалось, я не спала целую вечность.
— Ложись, отдохни, — Света накрыла меня пледом. — А вечером поговорим.
Я проснулась от звонка мобильного. На экране высветилось: «Витя». Шестнадцать пропущенных. Я нажала «отклонить» и отключила телефон. Потом будет время для разговоров. Сейчас мне нужна пауза.
Света вернулась с работы, мы поужинали, открыли бутылку вина. Я рассказала все — и про слова его матери, и про наш разговор.
— Он не готов, — подытожила подруга. — И пока ты рядом, не будет готов. Мужчины ценят только то, что могут потерять.
Я кивнула, глотая слезы.
— А что, если он просто отпустит меня? Даже не попытается вернуть?
Света сжала мою руку.
— Значит, ты заслуживаешь лучшего.
Встреча на нейтральной территории
Виктор позвонил на работу на следующий день. Я взяла трубку только потому, что это был рабочий телефон — не ответить было нельзя.
— Нам надо поговорить, — сказал он без приветствия.
— Не о чем, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
— Лара, не глупи. Вернись домой.
Домой. В его дом, где я — временная гостья.
— Нет, Вить. Мне нужно время.
— Сколько?
— Не знаю. Я позвоню, когда буду готова.
На том конце провода повисла тишина.
— Хорошо, – наконец сказал он. — Но хотя бы скажи, где ты. Я волнуюсь.
— У Светы. Все в порядке.
Я повесила трубку, чувствуя странное опустошение. Первый шаг сделан. Теперь нужно держаться.
Он приехал к Свете на третий день. Позвонил в дверь, когда я была одна — подруга ушла на фитнес.
— Можно? — спросил Виктор, стоя на пороге с огромным букетом гербер — моих любимых цветов.
Я молча отступила, пропуская его внутрь. Мы прошли на кухню — самое уютное место в Светиной квартире. Я поставила чайник, достала чашки. Руки слегка дрожали, но голос удавалось держать ровным.
— Как ты?
— Нормально, — я пожала плечами. — А ты?
— Хреново, если честно, — он тяжело опустился на стул. — Прихожу в пустую квартиру, и все валится из рук. Лар, давай прекратим эту глупость. Вернись.
Я покачала головой.
— Вить, проблема не решится от того, что я вернусь. Она останется.
— Какая проблема? То, что сказала мама? Да она просто волнуется! Она не со зла!
— Дело не в твоей маме, — я налила чай и села напротив. — Дело в тебе. В нас. Я не временно. Просто ты не решаешься меня выбрать.
Он дернулся, как от удара.
— Что значит «выбрать»? Мы же вместе!
— Нет, Вить, — я говорила тихо, но твердо. — Мы не вместе. Ты со мной, пока это удобно и ни к чему не обязывает. Но ты не готов сделать меня частью своей жизни. Официально. Перед всеми.
Он молчал, глядя в чашку. Я видела, как ходят желваки на его скулах.
— Лар, я люблю тебя, — наконец выдавил он.
— Я знаю, — мне стало вдруг бесконечно грустно и светло одновременно. — Но этого мало, Вить. Любовь — это не только чувство. Это еще и решение. Выбор, который делают каждый день.
Он поднял глаза — растерянные, почти детские.
— И что мне делать?
— Решать, — я пожала плечами. — Решать, готов ли ты выбрать меня. По-настоящему.
Мамина кухня
После нашего разговора прошла неделя. Виктор звонил каждый день, но я просила дать мне время. И себе тоже — подумать, понять, чего я действительно хочу.
В субботу он позвонил рано утром.
— Собирайся. Едем к маме.
— Зачем? — я опешила.
— Просто собирайся.
В его голосе звучала такая решимость, что я не стала спорить. Через час его машина уже стояла у подъезда Светы.
Всю дорогу до дома Галины Петровны мы молчали. Я нервничала, кусала губы. Что он задумал? Очную ставку? Примирение? Или хочет окончательно расставить все точки над «и»?
Квартира встретила нас запахом пирогов. Галина Петровна, увидев меня, на мгновение застыла, но быстро взяла себя в руки.
— Проходите, проходите, — засуетилась она. — Я как раз чай собиралась пить. Присоединяйтесь.
Мы прошли на кухню. Я старалась не встречаться взглядом со свекровью. Свекровью? Нет, с матерью Виктора. Все-таки мы не расписаны.
Галина Петровна разлила чай, нарезала пирог. Руки ее, я заметила, слегка дрожали. Она что-то говорила — о погоде, о соседке, о новом рецепте... Я кивала, отвечала односложно. Виктор молчал.
Наконец он отодвинул чашку и посмотрел на мать.
— Мам, я хотел сказать... Мы с Ларисой подали заявление в ЗАГС.
Галина Петровна замерла с чашкой на полпути ко рту.
— Как? Когда?
— Вчера, — твердо сказал Виктор. — Расписываемся через месяц.
Я изумленно уставилась на него. Мы не подавали никакого заявления! Но возразить не успела.
— Вы хоть подумали? — Галина Петровна поставила чашку на стол с такой силой, что чай выплеснулся. — Витя, это же на всю жизнь!
— Надеюсь, что так, — кивнул он.
— А брачный договор? — Галина Петровна перешла в наступление. — Виктор, я тебе сто раз говорила! Это папина квартира, его наследство...
— Мам, — перебил он. — Это моя жизнь. Ты не выбираешь, кто рядом со мной.
Я видела, как побелели пальцы Галины Петровны, сжимавшие чашку. В глазах ее плескался гнев вперемешку с растерянностью и — да, бессилием.
— Ты пожалеешь, — тихо сказала она. — Попомни мои слова.
— Нет, мам, — Виктор покачал головой. — Пожалею я только если потеряю Ларису. Она — моя семья. И я хочу, чтобы ты это поняла и приняла.
Галина Петровна поджала губы. Потом перевела взгляд на меня.
— Что молчишь? — спросила она с вызовом. — Добилась своего?
Я покачала головой.
— Я ни к чему не принуждала Виктора. Это его решение.
— Ха! — она всплеснула руками. — Конечно! Ушла, дала ультиматум — или штамп, или все, конец! Это не принуждение?
— Мама! — Виктор стукнул ладонью по столу. — Достаточно! Мы пришли сообщить наше решение, а не спрашивать разрешения.
Галина Петровна открыла рот, закрыла, потом встала и вышла из кухни, хлопнув дверью. Мы остались одни.
— Прости, — Виктор взял меня за руку. — Она придет в себя. Со временем.
Начало нового пути
Загс оказался неожиданно уютным. Я-то представляла холодный казенный кабинет, а тут — светлый зал с живыми цветами, негромкая музыка... Виктор крепко держал меня за руку, словно боялся, что я передумаю. Смешной. Это ведь он сомневался все это время, не я.
Церемония была короткой. Расписались, обменялись кольцами — простыми золотыми ободками без вычурных украшений. Свидетелями были Света и приятель Виктора с работы — Олег. Галина Петровна не пришла, хотя сын звал.
— Она не готова, — сказал Виктор накануне. — Но это ее проблемы, не наши.
И я видела, как нелегко ему далось это решение. Разрыв с матерью, пусть даже временный, для него — настоящая травма. Но он выбрал. Меня.
После загса поехали в кафе — маленькое, почти пустое в этот будний день. Никаких пышных торжеств мы не хотели. За шампанским Света шепнула мне:
— Видишь? Я же говорила — мужчины ценят только то, что могут потерять.
А я смотрела на своего мужа — теперь уже официально мужа — и думала, что дело не в страхе потери. Просто иногда людям нужен толчок, чтобы понять, чего они на самом деле хотят.
Домой ехали молча, но это было уютное молчание. Виктор припарковался у подъезда, обошел машину и открыл мне дверь.
— Позволите? — он протянул руки.
— Что ты... — я не успела договорить, как он подхватил меня на руки. — Витя! Спину сорвешь!
— Молчи, женщина, — шутливо прикрикнул он. — Так положено.
И внес меня в подъезд. До четвертого этажа, правда, не дотянул — запыхался на втором и со смехом поставил на ноги.
У двери квартиры он достал ключи и снова посмотрел на меня.
— Готова?
Я кивнула. Он открыл дверь, и я шагнула внутрь — впервые как законная жена, а не «временная».
В прихожей что-то изменилось. Я не сразу поняла, что именно, а потом заметила — исчезла мамина фотография, которая всегда стояла на тумбочке у входа. Вместо нее появилась наша — с прошлогодней поездки на море.
Мы прошли на кухню. Все те же чашки, те же занавески, тот же стол... Но что-то неуловимо изменилось. Может, воздух стал другим? Или свет? Или мы сами?
Виктор налил нам чай, мы сели за стол. И тут я заметила еще одно изменение — чашка. Моя любимая чашка с синими цветами теперь стояла не где обычно — в дальнем шкафчике, а на самом видном месте, рядом с Витиной.
— Ты заметила? — спросил он, проследив за моим взглядом.
— Да, — я улыбнулась. — Повышение статуса?
— Статус постоянной, — серьезно кивнул он.
Мы помолчали, глядя друг на друга через стол. В этой тишине не было напряжения — только покой и уверенность. Все правильно. Все на своих местах.
И я подумала — как много может значить одна фраза, подслушанная случайно. Она может разрушить иллюзию стабильности. Может заставить действовать. Может изменить жизнь. И иногда — к лучшему.