Обершютце Ганс Вебер вжался в разбитую гусеницу подбитого «Тигра», нервно вцепившись в стальной трак побелевшими пальцами. Утренний туман начал редеть, и это пугало больше всего. В тишине было слышно, как где-то на западе неторопливо перекатывается приглушенный гул моторов. Звук усиливался, вибрация передавалась даже через промерзшую землю.
«Штурмовики, — подумал Ганс. — Русские штурмовики».
— Erdengerät! — закричал унтер-офицер Крамер, вжимаясь в воронку невдалеке. — К зениткам!
Но Ганс знал, что от MG.42 будет мало толку. Не против этих чудовищ.
Гул превратился в рокот, и над горизонтом показались черные силуэты. Они летели низко, едва не касаясь верхушек берез на опушке леса. Шесть... нет, восемь машин. Ил-2, которые солдаты называли «Schwarzer Tod» — Черная смерть.
Ганс зажмурился на мгновение, вспоминая, как всего два года назад сам с восхищением наблюдал за работой их «Штук» — пикировщиков Ju-87, которые с пронзительным воем обрушивались на позиции поляков и французов. Их сирены вызывали ужас у противника, паника лишала солдат возможности сопротивляться. Победа казалась неизбежной.
Теперь он понимал, что чувствовали те, другие.
Первый Ил-2 пронесся над позициями так низко, что Ганс разглядел красные звезды на крыльях и темный силуэт стрелка в задней кабине. Машина дернулась, выпуская очередь из пушек. Земля взорвалась фонтанами дерна и осколков в тридцати метрах правее — там, где стоял их 88-миллиметровый «Флак».
Ответный огонь был жалким и беспорядочным. Трассы немецких пулеметов скользили по темной броне штурмовиков, не причиняя вреда. Второй самолет зашел с левого фланга, выпустив веер неуправляемых ракет. Грузовик снабжения исчез в облаке огня и дыма.
— Они всегда возвращаются, — прошептал рядом молодой фельдфебель с перебинтованной головой. — Три, четыре раза. Пока не уничтожат всё.
Ганс знал, что он прав. Эта карусель смерти повторялась уже много месяцев.
Третья машина спикировала на командный блиндаж, выпустив две небольшие бомбы. Взрывная волна докатилась до укрытия Ганса, осыпав его комьями смерзшейся земли.
Он вспомнил слова старого пилота Люфтваффе, с которым выпивал в Смоленске прошлой зимой. «Их Ил-2 нельзя сбить обычным способом, — говорил тот, опрокидывая третий стакан шнапса. — Это как стрелять по танку из винтовки. Броня защищает все жизненно важные части. Мы подбили один — так в его бронекорпусе насчитали более трехсот отметин от пуль и осколков, а мотор всё равно работал».
В небе появился новый звук — высокий свист немецкого истребителя. Мессершмитт пронесся над позициями, пытаясь атаковать последний Ил-2 в группе. Короткая очередь из кабины советского стрелка — и немецкий истребитель задымил, уходя в сторону с нисходящей траекторией.
— Почему наши «Штуки» не такие? — выкрикнул кто-то, когда штурмовики развернулись для повторной атаки.
Ганс не ответил. Он вспомнил торжественный киновыпуск 1940 года, где «Штуки» пикировали на вражеские колонны, сея смерть и разрушение с хирургической точностью. Они казались непобедимыми. Но сейчас эти элегантные птицы с перевернутым крылом-чайкой почти исчезли с Восточного фронта, превратившись из грозных хищников в уязвимую добычу.
А на смену им пришли эти грубые, угловатые бронированные монстры, которые, казалось, выдерживали любой урон и возвращались снова и снова.
Когда штурмовики ушли, оставив после себя горящую технику и воронки, Ганс медленно поднялся из своего укрытия. На месте полевой кухни дымились обломки.
— Они вернутся через час, — сказал кто-то за его спиной. — Всегда возвращаются.
Ганс проверил затвор своего карабина, бесполезного против стальных птиц, и побрел помогать раненым. Это был январь 1943-го, и многим было ясно, что ход войны изменился безвозвратно.
Рождение гигантов
Ганс Вебер не всегда был перепуганным обершютце, прячущимся от советских штурмовиков. Когда-то, в 1939 году, он был восемнадцатилетним студентом технического колледжа в Мюнхене с увлечением авиацией. Именно тогда он впервые увидел Ju-87, прозванный союзниками «Штука» (от немецкого Sturzkampfflugzeug — пикирующий бомбардировщик).
В тот день на аэродроме под Мюнхеном проводился авиационный праздник. Толпы зрителей восторженно наблюдали за демонстрационными полетами новейшей немецкой авиатехники. Вебер стоял, затаив дыхание, когда объявили выступление эскадрильи пикировщиков.
Самолеты с характерными изогнутыми крыльями-чайками появились со стороны солнца. Их полированные фюзеляжи сверкали, свастики на хвостах казались символом мощи новой Германии. Ведущий пилот направил машину вертикально вниз. Включились автоматические сирены, издающие пронзительный вой. Этот звук вызывал первобытный ужас, от него хотелось бежать, скрыться, зарыться в землю.
— Именно эти звуковые сирены — психологическое оружие, — пояснял седовласый ветеран Великой войны, стоявший рядом с Гансом. — Когда «Штука» пикирует на твои позиции с этим воем, ты теряешь волю к сопротивлению.
Ju-87 был детищем инженера Германа Поля и конструктора Карла Плаута. Самолет разрабатывался с 1933 года как специализированный пикировщик для точечных ударов по важным целям. Его необычная конструкция с неубирающимся шасси и крылом-чайкой обеспечивала стабильность при вертикальном пикировании. Автоматические предкрылки предотвращали срыв в штопор, а специальное устройство автоматически выводило машину из пике, если пилот терял сознание от перегрузки.
— Изящная машина для джентльменской войны, — говорил тогда ветеран. — Точность удара в пределах 30 метров. Можно уничтожить конкретный мост, бункер или корабль, не затрагивая окрестности.
В те дни Вебер не мог знать, что на востоке, в Советском Союзе, молодой конструктор Сергей Владимирович Ильюшин работал над совершенно иной машиной. Если «Штука» была хирургическим скальпелем, то проектируемый Ил-2 создавался как тяжелый молот.
***
В просторном конструкторском бюро московского авиационного завода Ильюшин склонился над чертежами. Его лицо было осунувшимся от недосыпания, но глаза светились энтузиазмом.
— Необходимо создать машину, неуязвимую для стрелкового оружия пехоты и легкой зенитной артиллерии, — объяснял он своим помощникам. — Такую, которая сможет безнаказанно приближаться к земле на минимальную высоту.
Идея была революционной — не просто навесить броневые листы на обычный самолет, а создать машину, где сама броня становится частью конструкции. Силовая броневая ванна толщиной от 4 до 12 миллиметров должна была защищать пилота, двигатель, радиаторы, бензобаки — все жизненно важные узлы.
— Но бронированный самолет будет чрезвычайно тяжелым, — возражали скептики.
— Значит, нужно рассчитать оптимальное соотношение мощности двигателя, веса и аэродинамики, — не сдавался Ильюшин. — Да, он не будет таким маневренным, как истребитель, но это и не нужно. Это будет летающий танк.
В 1939 году, когда Ганс Вебер восторгался полетами «Штук», первый прототип ЦКБ-55 (будущий Ил-2) готовился к испытательным полетам. Сталин лично проявлял интерес к проекту. В отличие от немецкой концепции точечных ударов, советская доктрина предполагала массированное применение штурмовиков для непосредственной поддержки наземных войск.
