Одни говорили, что Олег советуется с ведьмами на болотах, другие — что сам бог Один направляет его путь. О нём ходили слухи, что он «вещий» — ведающий судьбы, прозорливый, как древний волхв.
Начало: Рассвет Руси: Часть 1. Тайна князя Рюрика
Глава I. Взятие Киева — города судеб
Лето 882-го, днепровские воды несли ладьи, будто древних зверей — чёрные, длинные, с головами драконов и щитами по бокам. На корме главной ладьи стоял князь Олег — высокий, как дуб, с глазами цвета полынной стали. Он не просто плыл к Киеву. Он шёл вершить судьбу.
Олег поднял глаза от карты, по которой его палец чертил путь вдоль Днепра:
— В Новгороде — порядок. В Ладоге — покорность. Но южнее, в Киеве, сидят Аскольд и Дир, и забыли, кому надлежит служить. Мы напомним им.
Позади оставались Новгород и Ладога — города, признанные и подчинённые. Теперь взор был обращён на юг, к крутому берегу, где стоял Киев — город славян и варягов, город богатый и гордый, но забывший, кому надлежит служить.
Аскольд и Дир, местные князья, правили здесь не по праву крови, но по силе. Они были дружинниками Рюрика, вышедшими с ладьей на юг и осевшими в Киеве. Но по древнему закону рода, не всякий, кто держит меч, достоин власти. И Олег, как законный хранитель идеи Рюрика, считал их узурпаторами.
Один из воевод, тяжеловесный варяг с золотым ожерельем, подошёл ближе к князю:
— Княже, а что, если киевляне станут за своих?
Олег не обернулся. Он вглядывался в горизонт, где на холме уже вырисовывались башни и частокол.
— Кто стоит за тенью — сам становится тенью. Мы не захватываем Киев, мы возвращаем его под стяги Рюрика.
Он знал: война — это не всегда штурм. Иногда — маска, слова, выжидание. Поэтому подошли не с громом и трубами, а хитростью. Олег велел спрятать дружину в трюмах, накрыть щитами и шкурами, оставить наверху лишь нескольких купцов. Сам он переоделся — в простую одежду, без знаков власти, с серым плащом и капюшоном, закрывающим лицо.
Вечером, когда багряное солнце тонуло за лесами, ладья с Олегом причалила к киевскому берегу. Гонцы уже были посланы, и к нему вышли Аскольд и Дир — в доспехах, с малой дружиной, не ожидая опасности. Они не знали, что это не купец, а будущая их гибель.
Олег ступил на берег твёрдо. Он сделал шаг вперёд, показывая, что не боится.
— Кто ты? — спросил Аскольд, держа руку на эфесе меча.
— Я — посланник Руси. Я от рода Рюрика. А вы кто такие, что сидите в великом граде?
Дир прищурился:
— Мы князья. Здесь наша вотчина, здесь наш дом.
— Нет, — произнёс Олег, шагнув вперёд. Голос его звучал ровно, но в нём звенел металл. — Вы не князья, и не от рода княжеского. Киев вы заняли по силе, но не по праву. А право — за сыном Рюрика, Игорем, наследником Руси.
Он обернулся и сделал знак. Из толпы вышел мальчик в простой, но чистой одежде, с ясными глазами и серьёзным, почти взрослым взглядом. За ним — старец-учитель. Это был он — Игорь Рюрикович, дитя, за которым стояла тень великого отца.
Олег положил руку ему на плечо, словно знак защиты и власти одновременно. Он взглянул на Аскольда и Дира, и в его взгляде не было гнева — только решимость.
— Киев не должен быть убежищем самозванцев. Он — трон Руси. Отныне — трон Игоря.
И тогда, словно по велению грома, из укрытых шкурами ладей вырвалась дружина — как будто сама тень Одина поднялась из глубин реки. Варяги, славяне, воеводы — все в кольчугах, сверкающих в лучах закатного солнца, с круглыми щитами, секирами и копьями наперевес. Вода зашумела, словно волны перед бурей. Аскольд и Дир увидели не людей — стену стали, шагавшую с ладей прямо к ним, неумолимо и безмолвно, как приговор, вынесенный самой судьбой.
Бой был короток. Летописцы писали, что Аскольда и Дира предали мечу. Некоторые утверждали — их казнили по приказу. Другие — что Олег предложил сдаться, но те бились до конца. Подробности исчезли, как след в пыли.
Когда туман над рекой рассеялся, Олег стоял на киевском холме — где ныне стоит Десятинная церковь, — он вскинул руку:
«Да будет Киев матерью городов русских!»
Эти слова, как молния, прошили время. Они вошли в летописи, будто печать, положенная на новую эпоху. Поднялся флаг Рюрика, и Киев стал столицей — не только новой власти, но и новой великой державы.
Глава II. Строитель Державы
Олег не только завоёвывал — он строил. За мечом его следовало знамя порядка. Но путь этот был залит кровью.
Первым испытанием стали древляне — гордое и упрямое племя, жившее в лесах к западу от Киева. Они не признали власть ни над собой, ни над своими землями. В ответ на призыв подчиниться они прислали Олегу лишь молчание и топоры, воткнутые в землю. Это было вызовом. Князь не простил.
Война с древлянами была ожесточённой и беспощадной. В битвах за днепровские леса дружина теряла десятки и сотни воинов. Осада сменялась засадами, поле — болотом, лес — огнём. Но Олег шёл не ради мести. Он понимал: другим племенам достаточно будет одного урока. И потому бил до конца.
Когда, наконец, земли древлян были покорены, над их городками взвились княжьи знамёна. Древляне заплатили высокую цену — но именно их падение стало вестью для прочих.
Северяне и радимичи, узнав о судьбе древлян, не осмелились поднять оружие. Они вышли навстречу послам Олега с дарами и склонёнными головами. Князь принял их покорность — не с высокомерием, а с достоинством. Он не требовал рабства. Он требовал порядка.
— Под сенью щита вы живёте — но не забывайте, что его держит рука. Данью вы платите не за мир, а за братство и защиту.
Каждое новое племя, вошедшее в его державу, становилось не пленником, а звеном. Он устанавливал размер дани — не грабительской, но разумной. Вместо сожжённых сел — торговые пути. Вместо набегов — ярмарки. Там, где прежде были лишь деревянные укрепления, его воеводы ставили первые форты — простые, но крепкие, служившие опорой власти. Эти укрепления со временем обрастали поселениями и становились началом будущих городов Руси.
Он налаживал отношения не только мечом, но и словом. Посылал гонцов в земли хазар, к булгарам и венграм. Торговля, обмен знаниями, дипломаты — всё это становилось неотъемлемой частью новой державы. Русь не только росла — она училась быть великой.
Варяги и славяне, воины и ремесленники, торговцы и волхвы — всё смешивалось под властью одного князя, строящего то, чего прежде не было: общее будущее.
Глава III. Поход на Царьград
Из всех деяний Олега ярче всего сияет поход на Византию, совершённый в лето 907-го — как молния на горизонте истории. Царьград, неприступный Константинополь, был вершиной амбиций. Это был не просто поход — это было заявление. Он шёл не за добычей, а за признанием. Он вёл за собой не только воинов, но и Русь как силу, с которой отныне следовало считаться.
Множество ладей неслись по морю, как буря, налетевшая с северных просторов. На каждой — по сорок мужей: варяги и славяне, хмурые, закованные в броню, с холодным стальным блеском в глазах.
Но у самого входа в Город Городов их ждала преграда. Воды бухты были перекрыты — поперёк пролива тянулась толстая цепь, выкованная из тяжёлого железа. Она скрывалась под водой, как змей, и рвала днища ладей, стоило только приблизиться.
Олег не удивился. Он знал — византийцы коварны, и их оборона не только в камне, но и уме. Он смотрел, как волны лижут камни берега, и молчал. А потом велел:
— Стащить ладьи на сушу. Поставить на катки. Мы обойдём их хитрость, как вода обходит утёс.
И вот, под гул рогов и скрип дерева, русская рать повела корабли по земле — прямо к стенам великого города. Никто прежде не осмеливался на подобное. Хроники Византии потом напишут:
И страх овладел нами, ибо из леса не шли воины, но корабли, словно сами боги вышли на сушу.
Император Лев VI в страхе и удивлении не решился на бой. Вместо мечей он выбрал слова. К Олегу вышли послы, облачённые в золото и страх:
— Не губи города, князь. Скажи, чего хочешь — мы дадим тебе дань, какую сам назначишь.
Но Олег покачал головой.
— Мне не нужно золото. Я пришёл не как грабитель, я пришёл как равный. Мне нужен не откуп, а договор. Русские купцы будут торговать в вашем городе без пошлин, без унижения, под защитой самого императора. Такова цена мира.
Это было неслыханным. Ни один из северных народов, ни одни «варвары», как звали их византийцы, не добивались такого — свободной, беспошлинной торговли в сердце Восточной Римской империи.
Договор был подписан. Мир — заключён. Торговые статьи скреплены печатями и присягами. Русь не вымолила милости — она навязала условия.
И тогда Олег подошёл к воротам Константинополя, снял со спины свой щит и, поднимая его над головой, велел прибить его над проходом.
— Пусть помнят: мы пришли не просить — мы пришли как равные, и ушли как победители.
Так не меч, а разум и отвага прославили Русь. И греки, что прежде смотрели с высока, склонили головы перед князем с севера. Империя признала державу, рождённую в снегах и крови.
Так была вписана новая строка в летопись: не набег — но признание. Не грабёж — а договор. Не конец — а начало новой эпохи.
Глава IV. Смерть Вещего Олега
Прошли годы. Держава крепла. На северных торговых путях всё чаще развевались русские флаги, узнаваемые в иных землях. Русь уже не была собранием враждующих племён — она становилась силой. Но даже у самых могущественных властителей есть противник, которого нельзя победить — время.
Судьба Олега, как и его прозвище, навсегда осталась окутанной тайной. Летописи молчат о точной дате его смерти. Они не называют и места. В них нет упоминаний о сражении, мятеже или болезни. Только один образ — странный, зловещий, словно пришедший не из прошлого, а из сновидения: гибель от собственного коня.
Согласно древней былине, однажды Олегу было предсказано, что смерть придёт от его скакуна. Сожалея, князь отослал любимого жеребца и запретил приближать его ко двору.
Прошли годы, и конь умер. Олег успокоился — предсказание будто бы обошлось. Но однажды, уже в старости, он пожелал взглянуть на кости коня, что когда-то вёз его в бой.
Наступил 912 год — год високосный, словно сама судьба дала один лишний день, чтобы дописать последнюю строчку летописи великого князя.
— Покажите мне, где он лежит, — сказал князь, словно забыв о судьбе.
Он подошёл к могиле, глядя на истлевший череп, и тогда изнутри выползла змея и ужалила его в ногу. Яд сделал своё — к вечеру Вещий Олег скончался. И снова, как в начале его пути, над русской землёй повисла тишина — глухая и пророческая.
Так рассказывает предание. История же — молчит. Ни летописи, ни византийские хроники, ни купеческие списки не могут сказать достоверно, где и как окончил свой путь великий правитель Руси. Могила его не найдена. Одни утверждают, что он покоится под курганом в Киеве, другие — что в Старой Ладоге, на холме, что и ныне зовут «Олеговой могилой». Но всё это — догадки, отблески огня, давно погасшего в ночи.
Его смерть, как и его жизнь, превратилась в миф. Былины сделали её символом — не поражения, а неизбежности. Вещий Олег стал героем, о котором говорят не как о человеке, но как о начале. Начале державы. Начале памяти. Начале Руси.