— Нагулялась, пока мы тут вкалываем? — услышала я от свекрови, едва зашла с ребёнком и сумками.
Я устала. Руки болели от пакетов, Даня спал на плече. Хотелось тишины. Вместо этого — очередной укор, как будто я нахлебница в доме, который с мужем строила своими руками.
Ты гуляешь, а мы тут вкалываем?
Апрельское солнце било прямо в глаза, Ксения щурилась, пробираясь по грязной тропке. Колёса коляски застревали в выбоинах, пакеты с продуктами оттягивали руки. Даня, слава богу, уснул после многострадального визита в магазин.
Возле дома она услышала знакомый голос:
— Это что, провода теперь так вешают? Как тряпки болтаются!
Во дворе, закутавшись в шаль, стояла свекровь — Антонина Павловна. Перед ней — дядя Саша-электрик, теребит отвёртку и выглядит так, будто готов провалиться сквозь землю.
— Здравствуйте, — устало бросила Ксения, проходя мимо.
— О, явилась! — свекровь развернулась как по команде. — Нагулялась, пока мы тут вкалываем?
Ксения замерла. Она встретилась со взглядом свекрови — в нём было всё: укор, раздражение, как будто Ксения в этом доме — временная. Но она ничего не сказала. Просто вздохнула и пошла дальше, будто не услышала.
За спиной снова посыпались комментарии. Она уже не слушала. Дома главное — уложить Даню, выдохнуть. Хотя бы на пару минут.
Это мой дом
С трудом протиснув коляску между старым шкафом и низким столом, Ксения завела Даню в дом. Положила спящего малыша в кроватку, сама села на табурет и прикрыла глаза. В голове эхом звенело:
"Пока мы тут вкалываем…"
Вспомнилось лето, когда они с Ильёй только заехали в дом. Пахло свежей краской и мокрым деревом. Дом был от деда Егора — старый, тёплый, с печкой, верандой. Они вдвоём красили ставни, чинили крышу, смеялись. Ксения помнила, как Илья звал её "хозяйкой", и это казалось правильным.
А потом был звонок от свекрови:
— Илюш, у нас беда. Квартиру отняли. Мы с Никитой на улице. Можно к вам? Ненадолго…
Илья смотрел на неё тогда с тревогой:
— Ксюш, давай поможем? Ну пару месяцев. Пока найдут жильё.
Она согласилась. Думала, правильно поступает.
Антонина Павловна приехала с тремя чемоданами и ворчанием:
— Ну и развалюха… зимой, наверное, тут всё продувает?
Первые недели ещё терпимо. А потом понеслось: печь не та, полы кривые, обои "деревенские". Холодильник пустой, света мало, стирка не так лежит.
Ксения сжимала зубы. Дом, в который она вложила душу, становился чужим. Она всё чаще ловила себя на мысли:
"А не пора ли вернуть всё на круги своя?"
Ты мне здесь не хозяйка
— Ксения, у нас хлеба нет. И молоко кончилось, — свекровь стояла в дверях кухни, сложив руки на груди.
— Я вчера всё купила, — устало ответила Ксения, укачивая Даню на руках.
— Так мало взяла. Неужели трудно подумать, что в доме не только ты живёшь?
Ксения сделала вид, что не слышит. Но внутри уже закипало. Каждое утро начиналось с претензий. Каждый вечер — с её молчаливого гнева.
Илья, как обычно, отмалчивался. Иногда говорил:
— Мам, не начинай.
Но больше — "Ксюш, ну потерпи…", "она просто волнуется", "это временно".
Прошло почти полгода. Временное превратилось в бесконечность.
— А что это за полка в ванной? Я убрала — там всё валилось, — сказала свекровь за ужином.
— Это мои кремы. Я ими пользуюсь, — спокойно ответила Ксения.
— Так пусть в ящик уберёт. Захламлять всё — нехозяйственно.
— Антонина Павловна, я здесь не гость, — сказала Ксения. — Это мой дом. И мои вещи здесь — на месте.
Свекровь вскинулась:
— Ты? Дом получила от отца Ильи! Никакого права качать ты тут не имеешь!
Илья поднял глаза от тарелки.
— Мам…
Но Ксения уже встала.
— Всё. Я больше не молчу. Хватит. Этот дом — наш. И я в нём не квартирант.
Дотерпишь — сама себе станешь чужой
После того вечера в доме стало... тише. Но не спокойнее. Антонина Павловна не лезла напрямую, но в воздухе витало напряжение. Паузы стали длиннее. Взгляды — колючее.
Ксения начала вставать раньше всех. Просто чтобы 30 минут побыть одной. Выпить кофе в тишине. Подышать.
Однажды, укладывая Даню на дневной сон, услышала, как в комнате свекровь разговаривает с подругой по телефону:
— Нет, ну ты представь! Она мне указывает! Да без меня бы тут всё завалилось. Не женщина, а пень. Ни вкуса, ни характера. Илью жалко.
Ксения замерла в дверях. Хотелось ворваться, кричать, возразить. Но она просто развернулась. Больше слов не нужно.
Вечером она сказала Илье:
— Либо мы с Данькой уезжаем к моей маме. Либо твоя мама — на съёмное. Я не живу в доме, где меня презирают.
Илья молчал. Долго. Потом выдавил:
— Она пожилая, куда ей? Я между двух огней, Ксюш…
— А я между молчанием и унижением, Илья. Но ты уже выбрал, в какую сторону смотришь.
Он попытался обнять её, но она отошла.
— Не надо. Просто подумай. Не на кухне. Не мимоходом. А серьёзно. Потому что я устала быть тенью в доме, который помогала строить.
Ты просто не хочешь остаться плохим
На следующий день Илья вернулся позже обычного. Молча поужинал, молча смотрел в телефон. Ксения не торопила — дала время. Но когда Даня уснул, она сама начала:
— Ты подумал?
Он оторвался от экрана. Медленно кивнул.
— Подумал.
— И?
— Ксюш… Я понимаю тебя. Правда. Но маме некуда идти. Она будет одна.
— А я, выходит, не человек? — спокойно спросила она. — Мама у тебя с характером, она всё вывернет как ей удобно. Я — просто молчу. Потому что с ребёнком, потому что не скандалю. Но это не значит, что мне не больно.
Он отвёл взгляд.
— Я просто не хочу быть тем, кто выгоняет мать. Понимаешь?
— Нет, Илья. Ты просто не хочешь выглядеть плохим. А живёшь — как человек, который предаёт жену каждый день. Не громко. Но стабильно.
Он закрыл глаза. Молчал. Она поднялась.
— Я не враг твоей матери. Я просто больше не готова быть её подушкой. Я устала терять себя ради того, чтобы ты не оказался между двух огней.
— А ты точно хочешь всё так резко? — спросил он тихо.
— А разве ты дал мне шанс иначе?
Теперь этот дом дышит мною
На следующее утро свекровь вышла на кухню в своём халате, как всегда.
— Что с ним? Упал с луны — молчит весь вечер, — пробормотала она, доставая сковороду.
— Мы поговорили, — ответила Ксения, спокойно подвигая к себе кружку с кофе. — И решили: вы с Никитой съедете. Через неделю.
Антонина Павловна замерла.
— Это он сказал?
— Это я. А он — согласился.
— Ничего себе. Вот так значит?
— Именно. Вы здесь не временно, а навсегда. И при этом — мне место у двери. Хватит.
Свекровь попыталась возразить, но Ксения уже встала.
— Я не спорю. Просто сообщаю. Съедете — спокойно. Без скандалов.
В доме снова повисло напряжение, но уже другого рода. Больше никто не приказывал. Не комментировал. Не переставлял её вещи. За несколько дней Ксения впервые почувствовала, как в доме стало… тише.
Через неделю Антонина Павловна с сыном уехали. Не обнялись. Не попрощались. Но и не нагрубили. Просто уехали. И этого было достаточно.
Ксения долго убирала. Выкинула старые коробки, протёрла окна, разложила книги по полкам. Потом включила музыку и села с чашкой чая на веранде.
Солнце мягко ложилось на деревянный пол. Даня спал. Ветер трепал штору. И в этой тишине, наконец, стало ясно: теперь это снова её дом. Без чужих взглядов. Без давления.
Её дом. Её воздух. Её выбор.
Хочется ещё? Наши другие рассказы уже ждут вас!