Мам, ну это моя комната!
— Ты серьёзно сейчас? — голос Игоря дрогнул, будто он надеялся, что ослышался. — Ты отдашь мою комнату Насте?!
Марина Петровна, женщина строгой осанки и седеющих волос, оторвалась от газеты и медленно подняла глаза на сына. Её лицо не выражало ни капли удивления.
— А что тут такого, Игорь? Ты ведь взрослый, женатый мужчина. Живёшь отдельно уже три года. Насте нужно где-то готовиться к экзаменам, а я её одну в проходной комнате оставить не могу.
— Мам, это моя комната! — Игорь всплеснул руками. — Моя! Я там рос, учил таблицу Менделеева, у меня там гитара стоит! А ты так просто — бац — и отдаёшь её своей племяннице?!
— Не племяннице, а моей крестнице. Да и гитара твоя уже месяцами пылится, — Марина Петровна скрестила руки. — Ты теперь гость, Игорь. Не забывай, у тебя уже своя семья.
— Ага, — буркнул он. — Только теперь, когда с Лилей мы на грани развода, ты меня даже приютить не хочешь!
Марина Петровна прищурилась, опасливо глядя на сына.
— А вот это уже не моя вина. Что у вас с женой происходит — вы сами разберитесь. Но комната Насте нужнее.
Игорь выдохнул и прошёлся по кухне, словно в клетке.
— Слушай, мам, — его голос стал мягче, почти умоляющим. — Ну дай мне немного времени. Я устроюсь, найду жильё. Сейчас тяжело. Мы с Лилей разошлись, я сплю у друга на кухне. А ты — родная мать. Как ты можешь?
— Очень просто, — сказала она, вставая. — Я тебе помогала, сколько могла. А теперь — хватит. Настя едет через неделю, и точка.
Игорь молча смотрел ей вслед, сжав кулаки. Он не ожидал, что родная мать, та самая, что таскала его по врачам в детстве и возила к морю на последние копейки, теперь выставит его за дверь.
Он ушёл, не прощаясь. А на следующее утро Марина Петровна проснулась от хлопка входной двери — её сберкнижка исчезла из ящика в спальне.
Вечером того же дня к ней зашла соседка Валентина Аркадьевна — полная женщина с кудрями цвета баклажана и страстью к сплетням. Она сразу заметила, что Марина Петровна выглядит взволнованной.
— Ты чего такая, Мариночка? Давление?
— Да хуже, — прошептала та и налила себе стакан воды. — Игорь... забрал сберкнижку. Молча. Без слова.
— Как забрал?! — ахнула соседка. — Ты уверена?
— Уверена, — кивнула Марина Петровна. — Только он знал, где она лежит. Там была вся моя пенсия за год и накопления на ремонт ванной.
Валентина охнула, приложив ладонь к груди.
— Так ты в милицию-то собираешься?
— В полицию... — Марина посмотрела в окно. — Он же мой сын. Как я пойду, Валя? Это ведь как сердце своё предать.
— А он? — резко перебила её соседка. — Он тебя не предал?
Всю ночь Марина Петровна не спала. Она ходила по квартире, открывала и закрывала шкафы, глядела на старую гитару Игоря, которую он так и не забрал. Её разум метался между болью и страхом, а потом... пришло решение. Спокойное, холодное.
Она взяла телефон и набрала номер, который не использовала больше десяти лет.
— Алло, Павел? Это Марина. Помнишь, ты говорил, если что — звони?
На том конце замолчали, а потом раздался уверенный голос:
— Помню. Что случилось?
— Приезжай, — тихо сказала она. — Пора кое-что изменить.
Ты серьёзно?!
На следующее утро Павел стоял у двери, как и десять лет назад — в куртке, которую она сама когда-то выбирала, с тем же взглядом, в котором было больше тепла, чем у кого-либо. Он постарел: лицо обветрено, волосы стали редкими, но глаза — всё те же. Синие, внимательные.
— Не думал, что услышу тебя, Марина, — сказал он, заходя в квартиру.
— Жизнь меняется, — сухо ответила она, жестом указывая на кухню. — Садись, чайник вскипел.
Они молчали, пока она наливала чай. Павел кивнул на её руки — они дрожали чуть заметно.
— Что случилось?
— Игорь, — Марина опустила глаза. — Украл у меня сберкнижку. Там всё было. Все мои накопления. На ремонт, на Настю, даже на похороны — ну, мало ли. А он... просто пришёл и забрал.
— Деньги — не главное, — осторожно сказал Павел.
— Знаешь, что самое больное? — перебила она. — Даже не то, что украл. А что не извинился. Не объяснил. Ушёл, будто я ему чужая. Словно я ему теперь должна.
Павел кивнул и, помолчав, спросил:
— Хочешь, я с ним поговорю?
Марина вскинула голову.
— Не надо. Не хочу, чтобы он думал, будто я мужчин натравливаю. Нет. Я сама разберусь. Только... мне нужно, чтобы ты помог мне с банком. Я хочу всё закрыть. Все счета, всё. Пусть копит теперь сам, если хочет свадьбы или разводов.
— Хорошо, — Павел кивнул. — Поедем завтра. Вместе.
Тем вечером Марина написала Игорю сообщение:
Ты взял сберкнижку. Я всё поняла. Деньги оставь себе. Но на этом — всё. Больше ты мне не сын. Не приходи. Не звони. Не ищи.
Она перечитала его трижды, потом нажала "отправить".
Ответ пришёл не сразу. Минут через сорок.
Ты серьёзно?
И всё. Ни извинений. Ни объяснений. Ни одной попытки как-то объяснить, что он сделал это от безысходности, от глупости. Ничего. Только это.
На следующее утро они с Павлом пошли в банк. Марина закрыла все счета и перевела остаток небольшой пенсии на новую карту, которой никто, кроме неё, знать не будет. Больше ничего не оставалось.
Через несколько дней Игорь появился снова. Он не звонил — просто пришёл. Был небрит, в дешёной куртке, глаза подёрнуты тревогой.
— Мам, поговорим? — стоял в дверях, как чужой.
— Поздно, — Марина держала дверь лишь наполовину открытой. — Ты меня предал, Игорь. Даже не попытался объясниться.
— Я всё верну! — вспыхнул он. — Я просто... мне негде было жить! Я думал, потом объясню!
— Ты не думал. Ты выбрал самое лёгкое. А теперь расплачивайся.
Она закрыла дверь. Медленно. Без крика. Просто — закрыла.
За дверью долго стояла тишина, потом послышались шаги, уходящие вниз по лестнице.
Марина прислонилась к двери и выдохнула.
Впервые за много лет ей стало легче.
Так вот оно как...
Павел заехал на следующий день, привёз пирожки и свежий хлеб. Марина сначала буркнула, что не надо было тратиться, но потом взяла пирожок с капустой и ела с аппетитом, как в те времена, когда они вместе ездили на рынок по выходным.
— Ты изменилась, — тихо сказал он, отпивая чай. — Стала крепче. И жестче.
— А ты думал, жизнь только мягких гладит? — усмехнулась Марина. — Я всю себя на сына потратила. А он… как будто я ему просто банкомат с пеленками.
Павел не перебивал. Только кивнул и пододвинул ей тарелку с печеньем.
— Помнишь, как Игорь в первом классе носки на голову натянул, сказал — это шлем супергероя? — неожиданно сказал он. — И бегал по двору, пока не свалился в песочницу?
Марина не сразу ответила. Но уголки губ дрогнули.
— Помню. Тогда он ещё всем говорил, что папа скоро вернётся. Что ты просто в командировке.
— А я… — Павел отвёл взгляд. — Я же хотел вернуться. Ты знаешь. Просто был дурак. Не понял, как важно было остаться рядом.
— Ты ушёл. — Голос Марины прозвучал тихо, но глухо. — В самый тяжёлый момент. Игорь тогда болел, у нас крыша текла, а ты… звонил раз в месяц. Как дела, давай, держитесь. А я держалась. Только теперь не знаю — за что.
— Можно я останусь? — спросил он вдруг. — Не насовсем. Просто… побуду рядом. Пока не надоем.
Марина посмотрела на него долго. Потом встала, вытерла руки о полотенце, подошла к холодильнику и открыла морозилку.
— Там ещё борщ остался, разогрей сам. Я пойду полежу. Голова что-то разболелась.
Это не было ни "да", ни "нет". Но Павел понял:
"Что ему дали шанс."
Игорь не появлялся больше неделю. Ни звонков, ни сообщений. Марина сперва всматривалась в телефон, потом перестала.
Однажды ей позвонила бывшая соседка по даче.
— Марин, привет. Тут твой, Игорь, кажется, у домика был. Крутился возле сарая. Ты ему разрешала?
— Нет, — ответила Марина, и сердце её сжалось. — Спасибо, что сказала.
Она сразу поехала туда. Павел вызвался её отвезти.
Когда они приехали, замок на двери дачного домика был перекушен, стекло — разбито. Внутри валялись пустые банки, старая одежда и какие-то обрывки бумаги. Сейф, где Марина хранила старые документы и немного заначенных купюр, был вскрыт. Всё исчезло.
Марина села на кровать. Молча. Павел подошёл, сел рядом, обнял.
— Это конец, — прошептала она. — Не сын он мне больше. Больше — никто.
Он не спорил. Только гладил её по плечу, как в те далёкие годы, когда они были вместе.
Тогда слёзы текли о будущем. Сейчас — по прошлому.
Я своё уже видела
На следующий день Марина подала заявление в полицию. Не потому, что хотела мстить, а чтобы поставить точку. Пусть будет протокол, пусть будет расследование — она устала молчать и покрывать.
— Вы уверены, что хотите писать заявление на сына? — спросил следователь, пожилой мужчина с грубым лицом, но внимательными глазами.
— Я уверена, — тихо ответила Марина. — Не на сына. На человека, который меня предал.
Слово "сын" больше не звучало в её устах. Оно отмерло, как сухая ветка, отломанная ветром.
Павел почти поселился у неё. Не навязывался, не лез с советами, просто был рядом: выносил мусор, забивал гвозди, молча пил с ней чай по вечерам. Иногда рассказывал о своей работе — он был мастером на стройке.
— Помнишь, как мы на даче скамейку красили? — как-то спросил он, улыбаясь. — А Игорёк в банку с краской палец окунул и сказал, что теперь у него суперсила?
— А потом этой рукой по собаке провёл, — Марина даже хмыкнула. — До сих пор фото есть: пёс с фиолетовым ухом.
— Ты хранишь это? — удивился он.
— Почти всё храню.
Через несколько дней ей позвонили из полиции:
— Нашли вашего сына. Он жив, но… скажем так, в не самом лучшем состоянии. При задержании оказал сопротивление, найден с поддельными документами. Был с мужчиной, который числится в розыске. Хотите видеть его?
Марина долго молчала. Потом сказала:
— Нет. Я своё уже видела.
Положила трубку и впервые за долгое время не разрыдалась. Просто сидела, вцепившись в подлокотник кресла, и смотрела в окно.
Павел вошёл тихо, сел рядом.
— Ну?
— Нашли. Вляпался во что-то серьёзное.
— Ты ведь знала, что к этому идёт, — мягко сказал он. — Иногда всё, что мы можем сделать — это отпустить.
— Я отпустила, — кивнула Марина. — Только внутри будто пусто стало.
— А значит, пора чем-то заполнить.
Она повернулась к нему.
— Чай хочешь?
— Очень, — он улыбнулся. — Но только если с тем вареньем, которое ты прячешь на верхней полке.
Марина впервые по-настоящему засмеялась.
Вечером они сидели на балконе. Город дышал за окнами тихо и равномерно. Марина смотрела на темнеющее небо, Павел держал её за руку. Тишина больше не казалась страшной — она была как ткань: плотная, тёплая, способная укрыть.
Она не знала, что будет дальше. Но точно знала:
"Теперь всё будет по-другому."
Любите хорошие истории? Тогда вам понравятся наши другие рассказы.