Алина вонзила ножницы в серый свитер Максима с таким остервенением, будто пыталась уничтожить не вещь, а сами воспоминания. Растянутые рукава, пятно от красного вина на манжете — последний материальный след шестилетних отношений, которые он перечеркнул одним сообщением: «Я не вернусь. Прости».
За девяносто четыре дня, прошедших с его ухода, она научилась жить на автомате. Просыпаться по будильнику. Через силу есть. Механически улыбаться коллегам.
Она перекрасила стены в спальне, сменила постельное белье, отдала в благотворительный фонд его забытые вещи. Но этот свитер — его оставила. Глупая, мистическая часть её сознания верила: пока свитер здесь — дверь не закрыта окончательно.
Психолог на последнем сеансе был предельно конкретен: «Вам нужен ритуал завершения, Алина. Что-то материальное, осязаемое. Что-то, что позволит вашему подсознанию принять: прошлое закончилось».
И вот теперь она сидела на полу своей гостиной в окружении благовоний, с фотографией счастливой пары в руках (снимок трехлетней давности, Карпаты, они на вершине горы), и методично кромсала свитер на лоскуты.
Звонок в дверь прозвучал как выстрел. Алина замерла. Она никого не ждала — субботний полдень был сознательно выбран для ритуала именно потому, что все подруги знали: ей нужно побыть одной. Продуктовая доставка должна была прийти только вечером.
Она отложила ножницы, стряхнула с колен нитки и, пошатываясь от долгого сидения в одной позе, направилась к двери.
— Кто там?
— Алина, детка, открывай! Это мама Максима!
Воздух застрял в легких. Альбина Георгиевна. Женщина, которую она когда-то надеялась называть второй мамой, но так и не решилась – слишком властная, слишком требовательная, слишком... идеальная. Женщина, которой Алина так и не смогла позвонить после ухода Максима, раз за разом откладывая мучительный разговор.
Дрожащими пальцами она отперла дверь, понимая, что выглядит как безумная — растрепанные волосы, покрасневшие глаза, футболка в нитках от изрезанного свитера.
За порогом стояла Альбина Георгиевна — безупречная, как всегда. Каре с идеальной укладкой, нитка жемчуга, костюм оттенка слоновой кости, в руках — объемные пакеты с продуктами.
— Алиночка! — воскликнула свекровь и попыталась обнять невестку, но та инстинктивно отшатнулась. — Что с тобой? Заболела?
— Нет, я... — Алина осеклась. В голове крутилась единственная мысль: «Он не сказал ей. Трус».
— Решила сделать сюрприз! — продолжала щебетать Альбина Георгиевна, проходя в квартиру с той уверенностью, которая бывает только у людей, привыкших, что перед ними открываются все двери. — Максим не отвечает на звонки уже две недели. Я волнуюсь. Он всегда был таким внимательным сыном, а тут... Я уж думала, вы в отпуск улетели, но соседка ваша говорит — нет, Алину видела вчера. Вот я и... Господи, что здесь?
Её взгляд упал на разложенные по полу лоскуты свитера, на тлеющие благовония, на фотографию в рамке, лежащую среди этого хаоса.
— Что происходит? — в голосе Альбины Георгиевны появились стальные нотки. — Где Максим?
Алина почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Именно этого разговора она боялась все три месяца. Именно поэтому не брала трубку, когда звонила свекровь. Именно поэтому удалила её из друзей в социальных сетях, чтобы та не могла увидеть правду.
— Алина, я задала вопрос. Где. Мой. Сын?
— Я не знаю, — тихо ответила Алина, и это была чистая правда. — Он съехал отсюда три месяца назад. К своей новой девушке. Её зовут Елена, она работает у него в отделе маркетинга.
Лицо Альбины Георгиевны застыло.
— Что за чушь? — процедила она. — Он бы мне сказал. Мы созванивались три недели назад.
Алина горько усмехнулась:
— И что он вам рассказывал? О нашей счастливой жизни? О планах завести ребенка? О том, что мы копим на загородный дом?
— Да, именно это! — в голосе свекрови звучало такое искреннее возмущение, что Алина на мгновение усомнилась. А что, если Максим вернулся? Что, если этот кошмар последних месяцев — временное помутнение?
Но последнее сообщение от него, полученное месяц назад, стояло перед глазами: «Заеду в четверг в 19:00 забрать оставшиеся вещи и документы на машину. Пожалуйста, будь дома».
Он тогда так и не приехал. Прислал друга. Даже взглянуть ей в глаза не хватило смелости.
— Хотите доказательства? — Алина подошла к кухонному столу, где лежал её телефон. — Вот, смотрите.
Она открыла соцсеть и показала свекрови фотографии, которые Елена радостно публиковала каждый день последние два месяца. Максим и Елена на фоне моря в Таиланде. Максим и Елена в ресторане. Максим дарит Елене кольцо с бриллиантом.
— Они обручились, — сухо добавила Алина. — Две недели назад. В тот самый день, когда вам следовало бы праздновать шестидесятилетие.
Альбина Георгиевна смотрела на экран телефона так, будто тот мог укусить. Алина ожидала гнева, отрицания, обвинений. Но свекровь медленно опустилась на диван, положила руки на колени и замерла, глядя в одну точку.
— Я не понимаю, — наконец произнесла она безжизненным голосом. — Он звонил. Рассказывал, что у вас всё хорошо. Что вы планируете летом приехать ко мне на дачу.
В эту секунду Алина поняла — Альбина Георгиевна не лжет. Максим действительно скрывал правду от матери. Как скрывал её от Алины все полгода своего романа с Еленой. Как скрывал от всего мира свою настоящую жизнь.
— Он всегда был хорошим лжецом, — сказала Алина, наливая воды в стакан и протягивая его свекрови. — Помните ту историю с «командировкой в Пермь», когда он якобы застрял там на три дня из-за снегопада? А потом в новостях сказали, что никакого снегопада не было?
Альбина Георгиевна взяла стакан трясущимися руками.
— Но я же его мать. Зачем ему лгать мне?
Алина пожала плечами:
— Возможно, по той же причине, по которой он лгал мне. Потому что так проще. Потому что правда причиняет боль. Потому что он трус.
Она сама удивилась резкости в своем голосе. За три месяца она не позволяла себе называть Максима трусом даже в мыслях. Он был «запутавшимся», «переживающим кризис», «ищущим себя». Она находила оправдания его поступку — всё, что угодно, лишь бы не признать простую истину: человек, которого она любила, оказался слабым и малодушным.
Альбина Георгиевна отпила воды и, казалось, немного пришла в себя:
— Я не понимаю. Почему ты мне не позвонила? Почему не рассказала?
Алина скрестила руки на груди:
— А зачем? Чтобы вы встали на его сторону? Чтобы выслушивать, как я недостаточно заботилась о нём? Как мой суп был недостаточно наваристым, а носки недостаточно хорошо выстираны?
Слова вырывались сами собой — годы непроговоренных обид, годы попыток соответствовать невозможно высоким стандартам идеальной жены, которые Альбина Георгиевна неизменно демонстрировала на собственном примере.
К удивлению Алины, свекровь не разозлилась.
— Я никогда... — начала она, но осеклась. — Неужели ты правда думаешь, что я такая чудовищная свекровь-монстр?
— Нет, — честно призналась Алина. — Но вы всегда были на его стороне. Всегда. Даже когда он был неправ. Помните нашу первую годовщину свадьбы? Когда он забыл о ней и уехал с друзьями на рыбалку? Вы сказали мне, что «настоящая женщина не устраивает сцен» и что «мужчинам иногда нужно расслабиться».
Альбина Георгиевна опустила взгляд:
— Я говорила то, что мне самой говорила моя свекровь. И то, что работало в моей семье.
Она замолчала, но Алине показалось, что за этими словами скрывается целая история.
Телефон на столе звякнул, привлекая внимание обеих женщин. Сообщение от Александра высветилось на экране: «Буду через час. Надеюсь, ты завершила то, что планировала. Я принесу еду и фильм».
— Это... — Альбина Георгиевна запнулась. — Это твой новый...
— Нет, — перебила Алина. — Это мой психолог. Сегодня у нас домашняя сессия. Он хотел убедиться, что я справилась с ритуалом.
Она кивнула в сторону разрезанного свитера:
— Моя последняя связь с Максимом. Психолог сказал, что мне нужно физически избавиться от вещи, которая служит якорем. Он говорит, что я «застряла» в стадии отрицания.
Альбина Георгиевна долго смотрела на лоскуты, потом перевела взгляд на фотографию счастливой пары:
— А это что? Тоже часть ритуала?
— Да, — кивнула Алина. — Я должна была сжечь её. Но я... не могу.
Её голос дрогнул:
— Не могу поверить, что всё это было ложью. Что человек на этой фотографии — тот же, кто послал друга забрать свои вещи, чтобы не встречаться со мной. Тот же, кто подарил кольцо другой женщине, пока я пыталась понять, что произошло с нашей жизнью.
К её удивлению, Альбина Георгиевна поднялась, решительно взяла фотографию и одним быстрым движением разбила стекло о край стола. Осколки посыпались на пол.
— Что вы...
— Моя свекровь говорила: «Терпи, улыбайся, создавай уют, и муж никогда не уйдет», — голос Альбины Георгиевны звенел от сдерживаемого гнева. — Я терпела двадцать пять лет. Готовила его любимые блюда. Крахмалила его рубашки. Улыбалась его начальству на корпоративах, пока он флиртовал с секретаршами.
Она вытащила фотографию из разбитой рамки и поднесла её к свече, горевшей среди благовоний.
— Но он всё равно ушёл. К двадцатитрехлетней танцовщице из ночного клуба. Сказал, что она «понимает его душу». — Альбина Георгиевна поднесла фотографию ближе к огню. — Максиму было пятнадцать. Он видел, как я рыдала ночами. Как продала обручальное кольцо, чтобы заплатить за его летний лагерь. Как просила мужа вернуться — хотя бы ради сына.
Кромка фотографии начала тлеть.
— И знаешь, что я ему всегда говорила? «Не будь как твой отец. Уважай женщин. Будь верен своему слову». — Она смотрела, как пламя медленно пожирает изображение. — Я соврала на работе, что еду к родственникам в другой город. На самом деле я забронировала хостел. Хотела сделать сюрприз — приехать на выходные, помочь вам с ремонтом на кухне, о котором Максим говорил в последний раз...
Её голос сорвался:
— Я всё сделала неправильно. Всё. Я вырастила такого же труса, как его отец.
Алина осторожно забрала из её рук догорающую фотографию, бросила в металлическую миску. Сама не понимая почему, она обняла свекровь — впервые за шесть лет их знакомства. Не формальное приветствие, а настоящее объятие — отчаянное, с привкусом общей боли.
— Мне кажется, мы обе заслуживаем лучшего, — тихо сказала она.
Телефон снова звякнул. На этот раз — номер Максима. Впервые за месяц.
«Мама, почему ты не предупредила, что едешь в Москву? Я мог бы встретить. Позвони, как освободишься.»
Альбина Георгиевна прочитала сообщение и молча положила телефон обратно на стол. Затем достала из сумочки платок, вытерла глаза и расправила плечи:
— Я сейчас уйду. Тебе нужно подготовиться к приходу психолога.
— Останьтесь, — неожиданно для себя предложила Алина. — Александр — отличный специалист. И... мне кажется, нам обеим есть о чём поговорить.
Альбина Георгиевна замерла, словно решаясь на что-то. Потом кивнула:
— Хорошо. Только с одним условием — больше никаких секретов. Мы расскажем друг другу правду. Всю. Какой бы неприглядной она ни была.
— Договорились, — Алина протянула руку, и свекровь пожала её — крепко, по-деловому.
Телефон Альбины Георгиевны зазвонил. На экране высветилось: "Максим".
Обе женщины переглянулись. А потом, одновременно, улыбнулись — горько, но с неожиданным чувством свободы.
— Я позже ему перезвоню, — сказала Альбина Георгиевна, отклоняя вызов. — Гораздо позже.
За окном начинался дождь — первый весенний ливень, смывающий остатки грязного снега с московских улиц. Алина подумала, что это подходящая погода для того, чтобы начать всё заново. Для того, чтобы наконец-то позволить себе чувствовать. И для того, чтобы понять: она больше не одна в своей боли.
Подписывайтесь на канал, ставьте лайки! Как думаете, чем закончится история?
Если вам понравился рассказ, можно поблагодарить автора 👇🏻👇🏻👇🏻👇🏻👇🏻