В доме пахло корицей и яблоками — мама всегда пекла шарлотку по воскресеньям. Этот запах преследовал Екатерину с детства, иногда во снах, иногда в воспоминаниях, которые она старательно отгоняла.
Сегодня же он был настоящим, обволакивал, словно уютное одеяло в холодный вечер. Но Екатерина не хотела этого уюта. Она стояла у окна материнской кухни, глядя на мокрые от ноябрьского дождя березы во дворе, и отбивала нервный ритм ногтями по подоконнику.
— Катя, может, чаю? — тихо спросила мать, вытирая руки о фартук.
В голосе Анны Сергеевны сквозила неуверенность — она словно боялась спугнуть дочь, которая наконец-то приехала навестить её после трех лет молчания. Седые волосы были аккуратно собраны в пучок, но несколько непослушных прядей выбились и обрамляли морщинистое лицо.
— Мама, нам нужно поговорить, — Екатерина резко развернулась, скрестив руки на груди
Её дорогое пальто цвета кофе с молоком странно контрастировало с выцветшими обоями кухни и старой мебелью. — О твоём будущем.
В этот момент входная дверь хлопнула, и на кухню вошла Ольга — младшая сестра Екатерины. Она безмолвно окинула взглядом статную фигуру сестры, её безупречную укладку, сапоги, которые стоили больше, чем зарплата учительницы русского языка в провинциальной школе. Ольга устало опустила сумки с продуктами на пол.
— Надо же, сама Екатерина Андреевна пожаловала, — в голосе сквозила не столько ирония, сколько усталость. — Что привело столичную звезду в наши скромные края? Соскучилась по родным местам?
— По делу я, Оля, по делу, — отрезала Екатерина, усаживаясь за стол. — Нам всем нужно поговорить. О маме.
Анна Сергеевна беспомощно переводила взгляд с одной дочери на другую. Она терпеть не могла, когда они ссорились, а сейчас в воздухе отчетливо витало напряжение предстоящей бури.
— Мама, врач сказал, тебе нужен постоянный уход, — начала Екатерина таким тоном, каким она обычно разговаривала с подчиненными. — Мы с Олей должны решить, как будем с этим справляться.
— Справляться? — переспросила Ольга, горько усмехнувшись. — «Мы с Олей» — это что-то новенькое. Последние три года ты даже не звонила, а теперь вдруг «мы»?
Екатерина поджала губы, глядя на сестру с едва скрываемым раздражением.
— У меня была своя жизнь. Карьера. Не у всех есть возможность прозябать в этой дыре, знаешь ли.
— Ох, простите, что моя забота о нашей матери кажется тебе «прозябанием», — Ольга поставила чайник на плиту с такой силой, что звук заставил Анну Сергеевну вздрогнуть. — И что же ты предлагаешь?
Екатерина открыла кожаный портфель и достала глянцевые буклеты
— Есть прекрасный пансионат для пожилых людей в пригороде. Медицинский уход, пятиразовое питание, культурная программа. Мама будет под присмотром специалистов.
— Ты хочешь отправить нашу мать в дом престарелых? — Ольга замерла с чашками в руках. Её голос звенел от еле сдерживаемого гнева.
— Не дом престарелых, а современный пансионат ухода, — поправила Екатерина. — Это лучшее решение. Я буду оплачивать половину стоимости.
Ольга медленно опустила чашки на стол и посмотрела на сестру так, словно впервые её видела.
— А ты не думала спросить, чего хочет мама?
Анна Сергеевна сидела тихо, опустив глаза, словно речь шла не о ней.
— Мама сама не знает, что для неё лучше, — отмахнулась Екатерина. — У неё начинается потеря памяти, ты разве не заметила? Она забывает выключать газ, путает дни недели.
— И поэтому её нужно выкинуть из собственного дома? — Ольга повысила голос. — Дома, где она прожила всю жизнь? Где каждый угол хранит память о папе?
— Не драматизируй, — холодно бросила Екатерина. — Я предлагаю практичное решение. Если ты против пансионата, может быть, ты возьмешь её к себе? У тебя же квартира от родителей осталась.
Ольга недоверчиво покачала головой.
— А ты? Почему ты не возьмешь её к себе? У тебя огромная квартира в Москве, насколько я слышала.
— Я не буду ухаживать за престарелой матерью! — отрезала Екатерина, повысив голос. — У меня своя жизнь. Карьера. Я не могу всё бросить и стать сиделкой.
Эти слова повисли в воздухе, острые и жестокие. Анна Сергеевна тихо всхлипнула, прикрыв рот ладонью.
— Не плачь, мама, — Ольга опустилась перед ней на колени, взяв её мозолистые руки в свои. — Никто никуда тебя не отправит. Я не позволю.
— Ты эгоистка, Оля, — процедила Екатерина. — Всегда ею была. Тебе легко строить из себя заботливую дочь, когда основное бремя ты пытаешься переложить на меня.
— Я эгоистка? — Ольга поднялась, её глаза горели. — Я четыре года работаю на двух работах, чтобы маме хватало на лекарства. Я каждый вечер прихожу сюда, чтобы она не была одна. Где была ты все эти годы, Катя? На корпоративах? В спа-салонах?
— Даже не думай судить меня! — Катя ударила ладонью по столу. — Ты и понятия не имеешь, через что я прошла, чтобы добиться всего, что у меня есть!
— Доченьки мои, не ссорьтесь, — тихо прошептала Анна Сергеевна, пытаясь встать между ними. — Я сама решу, как мне быть.
Но сестры уже не слышали её. Они стояли друг напротив друга — словно зеркальные отражения одного человека, разделенные годами обид и непонимания.
— Я в последний раз предлагаю тебе решение, — процедила Екатерина. — Либо пансионат, либо забирай её к себе. Я не буду в этом участвовать. У меня своя жизнь, и я не собираюсь её жертвовать.
— Уходи, — тихо сказала Ольга. — Просто уходи, Катя. Я справлюсь. Как всегда.
Екатерина круто развернулась, схватила своё пальто и портфель. В дверях она остановилась, но не обернулась:
— Ты ещё пожалеешь об этом, Оля. Когда поймешь, что загубила свою жизнь здесь, ухаживая за старой женщиной, которая скоро даже не будет помнить твоего имени.
Дверь хлопнула так сильно, что с полки упала фотография — та самая, где они вчетвером, ещё с отцом, улыбались на фоне березовой рощи. Стекло треснуло, разделив счастливую семью на осколки прошлого.
Зима пришла внезапно, укрыв городок белым одеялом, заставив людей сбавить шаг, словно давая им время подумать о жизни
Ольга, кутаясь в старый пуховик, спешила с работы к матери, как делала это каждый день последние месяцы. На душе было тяжело — состояние Анны Сергеевны ухудшалось, и врачи не обещали улучшений.
В кармане завибрировал телефон — номер Екатерины высветился на экране. Ольга не хотела отвечать, но что-то заставило её нажать на зеленую кнопку.
— Алло, — холодно произнесла она.
— Оля, — голос сестры звучал странно, не так уверенно, как обычно. — Как мама?
— С каких пор тебя это интересует? — не смогла удержаться от колкости Ольга.
— Перестань, — в голосе сестры прозвучала усталость. — Я просто спросила.
— Всё хуже. Врачи говорят, ухудшение прогрессирует быстрее, чем они ожидали.
На другом конце линии повисло молчание.
— Я приеду, — наконец сказала Екатерина. — В следующие выходные.
Ольга горько усмехнулась:
— Зачем? Чтобы снова предложить отдать её в пансионат?
— Нет, — тихо ответила Екатерина. — Просто приеду. И... Оля...
— Что?
— Спасибо. За то, что ты делаешь для мамы.
Ольга остановилась посреди заснеженной улицы, не веря своим ушам. За все годы это было первое «спасибо» от сестры.
На третий день скрипнула калитка
Ольга выглянула в окно и не поверила своим глазам — Катя стояла во дворе, окруженная чемоданами и какими-то коробками. Не через неделю, как обещала — прямо сейчас.
— Господи, что это всё? — Ольга выскочила на крыльцо, хватая самую тяжелую сумку.
Катя отряхнула снег с сапог, сняла пальто и повесила его на крючок — точно так, как делала в детстве.
— Я обзвонила всех врачей, каких смогла найти, — она говорила быстро, распаковывая сумки. — Вот, это новые таблетки. В Европе только начали применять, но результаты обещают... А в этой коробке — прибор, который будет следить за давлением и пульсом.
Она доставала и доставала вещи, словно боялась остановиться. Ольга смотрела на сестру с недоумением.
— Катя, ты... Но как же твоя работа, твоя жизнь в Москве?
Екатерина отвела взгляд, впервые за долгое время выглядя уязвимой.
— Я взяла отпуск. На месяц. Может, больше.
Ольга не нашлась, что сказать.
Весь день Екатерина хлопотала вокруг матери — измеряла давление, расспрашивала о самочувствии, делала какие-то записи в блокноте. Анна Сергеевна смотрела на старшую дочь с удивлением и робкой надеждой.
Поздно вечером, когда мать уснула, сестры сидели на кухне. За окном кружился снег, а между ними — невысказанные слова и годы обид.
— Почему ты вернулась, Катя? — наконец, спросила Ольга. — На самом-то деле?
Катя долго смотрела в чашку с чаем, собираясь с мыслями.
— Помнишь тот день, когда папа умер? — тихо начала она.
Ольга кивнула. Такое не забывается.
— Мама тогда держалась так стойко, — продолжила Екатерина. — Она была опорой для нас обеих, хотя внутри, наверное, разваливалась на части.
Она замолчала, подбирая слова.
— Месяц назад я встретила свою бывшую одноклассницу, — её голос дрогнул. — Она спросила о маме, и я соврала. Сказала, что всё отлично, что я забочусь о ней, что мы часто видимся. И знаешь, что самое страшное?
Ольга подняла глаза на сестру.
— Я сама поверила в эту ложь на секунду. Представила, что так оно и есть. А потом... потом я поняла, какой же я стала, — Екатерина сжала кулаки так, что побелели костяшки. — Я бросила её, Оля. Бросила вас обеих.
— Катя...
— Нет, дай мне закончить, — Екатерина подняла руку. — Я была так занята строительством своей идеальной жизни, что забыла о самом важном. О тех, кто дал мне эту жизнь.
Слезы, которые Екатерина так долго сдерживала, наконец прорвались
— Я потеряла всё, Оля, — прошептала она. — Карьера, которой я так гордилась, оказалась пустышкой. Мои так называемые друзья отвернулись, как только у меня начались проблемы. А мужчина, за которого я собиралась замуж... Он сказал, что не готов жить с женщиной, которая будет тратить свое время на заботу о «какой-то старухе».
— О боже, Катя...
— И знаешь, что я поняла в тот момент? — Екатерина горько усмехнулась. — Я поняла, что стала точно такой же. Бессердечной, эгоистичной. «Я не буду ухаживать за престарелой матерью», — передразнила она саму себя. — Какой же мерзкой я была...
Ольга молча подошла к сестре и впервые за много лет обняла её. Они стояли так долго, плача и не говоря ни слова.
Весна пришла неожиданно рано, словно природа торопилась смыть следы тяжелой зимы
Екатерина не вернулась в Москву — ни через месяц, ни через два. Она перевезла свои вещи, уволилась с работы и начала удаленно консультировать клиентов, проводя часы в интернете между приемами лекарств матери и готовкой обедов.
Анна Сергеевна не выздоровела — такие недуги не отступают. Но благодаря заботе обеих дочерей её состояние стабилизировалось. Бывали дни, когда она не узнавала их, называя чужими именами. Но чаще всего просто улыбалась. Смотрела как Катя и Оля вместе хлопочут по дому. Иногда споря, иногда смеясь, но — вместе.
Как-то вечером, когда особенно ярко светила луна, освещая старый сад за домом, сёстры сидели на веранде, закутавшись в потрепанный временем плед.
— Знаешь, Оля, — тихо сказала Екатерина, глядя на звезды, — я думала, что забота о маме разрушит мою жизнь. А оказалось, что она её спасла.
Ольга улыбнулась, сжав руку сестры.
— Мама всегда говорила: «Жизнь — штука парадоксальная. Иногда приходится потерять, чтобы обрести».
— Я так много потеряла времени, — с грустью произнесла Екатерина. — Но теперь... теперь у нас есть каждый день. Каждый момент.
В окне мелькнул силуэт Анны Сергеевны — она смотрела на своих девочек с улыбкой, не понимая, может быть, всего происходящего, но точно чувствуя главное — она любима и не одинока.
Прошел год
Дом преобразился — Екатерина наняла рабочих, чтобы отремонтировать крышу и покрасить стены. Во дворе появилась беседка, где в теплые дни они пили чай втроем.
Мама сидела в своем любимом кресле у окна. В хорошие дни она смеялась вместе с дочерьми, вспоминая истории их детства. В плохие — смотрела на них с вежливым недоумением, как на чужих людей, случайно забредших в её дом. Её состояние не улучшалось, но теперь рядом были обе дочери, и это меняло всё.
Катя нашла себя в неожиданном деле — начала помогать таким же семьям, как их, через интернет. Сначала это были просто советы и поддержка, потом — целый проект, переросший в благотворительный фонд. Ольга по-прежнему преподавала в школе, но больше не брала дополнительные часы — теперь они с сестрой справлялись.
Как-то вечером сёстры перебирали старые альбомы. Среди пожелтевших фотографий выпал конверт. Почерк отца — угловатый, с сильным нажимом, будто он вдавливал каждую букву в бумагу.
«Девочки мои, — писал он. — Когда вы это прочтёте, меня уже не будет с вами. Самое большое богатство, которое я оставляю вам, — это вы сами. Берегите друг друга. Берегите маму. В этом мире так много времени для карьеры, денег, успеха, но так мало — для любви. Не упустите этого времени, мои доченьки».
Сестры плакали, обнявшись, а потом смеялись, вспоминая, как папа учил их кататься на велосипеде, как мама пекла пироги по воскресеньям, как они все вместе ходили в березовую рощу собирать землянику.
Анна Сергеевна ушла тихо, во сне, держа за руки обеих дочерей
Это случилось осенью, когда листья берёзы за окном окрасились в золото.
После Екатерина собирала вещи — не все, лишь самое необходимое.
— Ты всё же уезжаешь? — тихо спросила Ольга, стоя в дверях комнаты.
Екатерина покачала головой:
— Нет. То есть, да, но ненадолго. Нужно закрыть некоторые дела в Москве.
Она подошла к сестре и взяла её за руки:
— Оля, я хочу, чтобы мы продали этот дом.
Ольга недоуменно посмотрела на сестру:
— Но почему? Это же наш дом, здесь всё...
— Я купила другой дом, — перебила её Екатерина. — Большой, с садом. Недалеко от твоей школы. Там три комнаты: наши с тобой и гостевая — для твоих учеников, которые приходят на дополнительные занятия.
Ольга не могла поверить своим ушам.
— Но... как? Зачем?
— Мы — семья, — просто ответила Екатерина. — И я не хочу больше терять ни минуты этой жизни.
Говорят, что зимними вечерами в большом доме на окраине города часто собираются люди. Соседи, ученики Ольги, молодые матери — кому нужен совет, кому просто чай с разговором по душам. Приходят к двум сестрам — учительнице русского и литературы, которая объясняет материал так, что даже двоечники с задних парт слушают с открытыми ртами, и к той, что помогает людям найти деньги на лечение, организовывает нужные моменты.
На стене в гостиной — две фотографии в простых деревянных рамках. На пожелтевшей — молодые родители с двумя девочками на фоне березовой рощи. На новой — две взрослые женщины держат за руки седую женщину с добрыми, но уже затуманенными глазами. Когда кто-то спрашивает об этих фото, сестры рассказывают свою историю.
О том, как злые, жестокие слова "Я не буду ухаживать за престарелой матерью" не разрушили, а странным образом спасли их семью. Как Катя потеряла то, что считала важным, но нашла настоящую ценность. Как иногда мы делаем страшные ошибки, но еще страшнее — не исправить их, когда есть шанс.
И о том, что настоящий дом — это не стены и фундамент. Это люди, которым ты нужен. Люди, которые любят тебя, несмотря ни на что.
