Ну да. Невеста из Светы была еще та… Почему из милой деревенской девочки Светланки выросло форменное убоище, непонятно до сих пор. Зина, мама, дочку не баловала – строжила, как не знаю, кого. Чувствовала, наверное, что Свету надо держать в ежовых рукавицах, хоть и не было к этому никаких причин. Света работала на огороде, таскала ведрами воду в баню и в дом, рвала траву кроликам, а потом, став старше, косила пырей, вымахавший по пояс, для коровы.
На Светланке, почитай, весь дом держался. От мамы какой толк? Мама, доярка, уходила из большой, на века поставленной прадедом избы, засветло. Возвращалась к одиннадцати утра, когда дочка находилась в школе. Зина кое-как управлялась с постряпушками (много ли надо двоим), да валилась спать. Потом снова убегала на ферму. Светка в это время возвращалась из школы, домовничала, кормила кур, подтаскивала на вечер дрова, делала уроки, грела воду для мытья посуды, и снова уходила в школу. На занятия в творческом кружке самодеятельности. Репетировала роль Катерины в спектакле «Гроза». Ее хвалили. Никто не мог так проникновенно и трагично читать монолог «Почему люди не летают, как птицы».
У Светы, правда, здорово получалось. Такие глаза в этот момент у нее были… Такие выразительные, влажные, полные тоски глаза…
Ларчик открывался просто – Свету задолбала эта деревенская рутина. Труд, труд, труд и никакого просвета. Мужика в доме нет, и хозяйство они с мамой волокли на своих хрупких плечах. Спрашивается – нафига? Два человека в семье! Зачем корова, кролики, куры, поросята? Доярки в ту пору получали – дай бог каждому. Им хватало! Но Зина, человек неспокойный и нервный по натуре, вечно поперечная, копила, копила, копила деньги. Куда? Зачем?
Надо!
Обиженная на жизнь одинокая мать, брошенная легкомысленным Толиком, отцом Светланы, не злая по натуре, стала очень раздражительной и вредной. Доказывала всем и себе, что мужики – тьфу, даром не нужны, и она – все сама! И не хуже людей! И денег накопит немерено, и дочку в городе выучит, и замуж так выдаст – все обалдеют!
Обжёгшись на собственном опыте, Зина не желала повторения судьбы дочери. И чтобы дочь, в свою очередь, не попала впросак, истово блюла Светкину нравственность – никуда, кроме школы и школьных мероприятий не выпускала. Никаких танцулек в клубе, посиделок у подружек и гулянок по деревне вечером. И днем – нельзя. Днем делать, что ли, нечего? То-то и оно!
И Света, придавленная воспитательными мерами своенравной и жесткой матери, смирилась с унылым своим, практически монашеским существованием. Жила, как мама велит. Чтила, почитала и слушалась ее, мысленно считая годики, коих до семнадцати немного осталось. Закончить бы школу, да уехать в город учиться. Скорее бы, скорее!
Время пришло. Светлана окончила школу с приличными отметками. На столичные университеты пылу не хватало, а вот на учебу в райцентре вполне можно было рассчитывать. И ведь поступила! В общем, в июле экзамены сдала, а в августе – привет – в стране не стало коммунизма. Начался капитализм.
Хуже всего – мамины сбережения, все, что было нажито непосильным трудом, сгорели. Испарились. Сдулись. Рассыпались в прах! Ой, столько народу с ума свихнулось в то время – на машины копили, на квартиры, на свадьбы детям. А в итоге… Максимум, что можно было купить на эти, с позволения сказать, деньги – китайский лиловый пуховик. В день покупки выглядел он сногсшибательно. До первой стирки. А потом свалявшийся комками пух лез во все стороны.
Но Светка успела пощеголять в обнове, на зависть однокурсницам. Света вообще эффектно в группе объявилась: уж мама успела дочку приодеть во все «приличное». Девочки думали, что Светлана из богатеньких. Пуховик, шапочка пушистая, сапожки! Ангорский свитерок и голубые джинсы. Такая…
Свете снесло крышу. Оказалось, что она – крутая. Модная. Красивая! Смелая. Талантливая и начитанная!
Первый год учебы прошел легко – на азарте и кураже: Светланка блистала. Она умела все: и на лету схватывала смысл нудных лекций, и участвовала в студенческих капустниках, и кухню в общаге собственноручно расписала деревенскими мотивами, и пела, и танцевала. Ей нравилась свобода, ей нравилась легкая, интересная, веселая жизнь – совсем не такая, как в родном селе, ограниченная хлевом и огородом.
А на второй год деву понесло по кочкам. Связалась с какими-то городскими девчонками, не в пример скромным девушкам общежития, смелым и раскованным. Научилась курить, начала выпивать, и (как написал воспитатель в письме Светкиной матери) жить этой самой, половой жизнью. Влюблялась, разлюблялась, снова влюблялась и разлюблялась, дарила себя кому попало, совершенно не включая голову. Ей казалось это нор-маль-ным. Как у всех.
Всю страну в то время активно, как малого, наивного ребенка, попавшего в дурную компанию, учили жить «нор-маль-но», спать, с кем попало, курить «Мальборо», пить спирт «Рояль» и любить легкие деньги. Что-то украсть, перепродать, отобрать у слабого… Страна, огромный, красивый, неизбалованный ребенок, купилась на иностранные заманухи и чуть не пропала совсем… Хорошо, что все-таки, это была наша страна. Наивность ей быстро выбили из головы. Она поумнела и разозлилась. Правда, это совсем другая история. Продолжим рассказ о нашей бедовой Светланке.
Как в Светкину пьяную, распьяную компашку затесался интеллигентный Олежек, уму непостижимо. Но он затесался. Молодых иногда заносит во враждебные станы. Олега тоже занесло под Новый Год в ту нехорошую квартирку, где гулеванила Света. Среди веселья и бездумного кутежа ей совершенно не хотелось веселиться. Дела у Светы были плохи: она была на грани отчисления из учебного заведения, да еще вредная воспиталка накатала письмо матери. Из общаги Светку поперли, и ей приходилось жить здесь, на хате одной из расписных (клейма уже ставить негде) подружек. Подружка говорила ей:
- Не сси, Светка, прорвемся. Нафиг тебе эта педуха? Какая-то старая м*нда еще писюльки будет мамке отсылать! Ты совершеннолетняя девка! Плевать ты хотела на их писюльки! Без педухи заработаешь! Ты же – конфетка! Мужики слюнями уделываются, когда тебя видят!
Подружка убедительно так говорила, успокаивала Свету, пыталась улестить… А Света почему-то не могла успокоиться. Все не так. Все неправильно. И маму отчего-то жалко… И бросать учебу невыносимо жалко… И… Ой, какая же она дурища, что творит…
Вокруг бесновались пьяные люди. Дурдом. Содом и Гоморра. И среди всех этих рож вдруг выплыло простое, чистое, открытое человеческое лицо. У незнакомого парня были хорошие, ясные глаза. Трезвые и добрые глаза. И ему здесь тоже не нравилось.
Взгляды двоих встретились. Наверное (как потом много раз думала Светлана) сам Бог послал Олега на выручку. Как земного ангела. Чтобы Светлана не пропала в вихре дурной и нехорошей житухи, результатом которой была смерть в заплеванном привокзальном туалете. Все к тому ведь шло… Но Олег появился и вывел ее из страшной бездны.
Она потом, разглядывая фотографии своей юности, много раз спрашивала Олега: как, почему, ведь он такой хороший, такой правильный паренек. Что он разглядел в размалеванной, с жуткой, налаченной «Прелестью» челкой, девице? Это же просто ужас какой-то!
- Ты еще лет пятнадцать в альбом не заглядывай, а потом нечаянно загляни, - смеялся муж, - сама все увидишь.
Запомнила. Когда отметили серебряную свадьбу, вместе заглянули.
- Ну, что видишь?
И Светлана увидела совсем молоденькую девушку, девочку почти, испуганную, растерянную. Глаза у девушки были особенно хороши: огромные, выразительные и печальные. Никакая краска не смогла испортить глубокого девичьего взгляда, никакие начесы, дольчики и косухи не спрятали хрупкости и женственности, таившейся в тогдашней разбитной Светке глубоко, глубоко, не сразу и заметишь.
- А я заметил и понял, что тебя тоже случайным ветром занесло в ту грязную хату. И решил спасти благородную прынцессу. Такой вот был романтичный дурак, - Олег улыбался, но его глаза оставались серьезными. Они не врали.
И спас ведь. Через месяц Светлана каким-то чудом вытянула себя, как Мюнхаузен за косичку, из болота. Бросила курить. К спиртному не прикасалась. Получилось легко – ей повезло, не каждой женщине везет, а ей повезло – здоровый деревенский организм выручил. Сложнее было справиться с хвостами. Но помогла все-то же потрясающее воображение сельское трудолюбие и настырность. И к выпускному курсу Светка прочно утвердилась в добропорядочных хорошистах, а диплом написала на «ять»!
Правда, в общагу Свету уже не приняли. Да и не надо – она жила с Олегом в квартире его покойной бабушки. И жила хорошо. Прекрасно. Быстро определилась с несложным семейным бытом, навела чистоту и глянец, приспособилась к плите и капризной духовке. Духовку приручила на раз-два, и уже через пару месяцев баловала своего ненаглядного Олежу первоклассными пирогами и тортами.
Потому, что любила. Его невозможно было не любить. Он, в малюсенькой, от неожиданной чистоты застенчиво притихшей квартирке, становился мягким, ласковым и тоже застенчивым. Особенно улыбка Олежина была хорошо. И голос. И сам Олег был по-женски мягок и домовит, хотя вне стен их гнездышка отличался вполне мужским поведением. Ни один хулиган Светку не страшил, когда рядом шел любимый. Раз было – пристали какие-то отморозки – Олег раскидал их за несколько секунд. Молча, без всяких ритуальных плясок с бессмысленными возгласами типа; «Ты чё, а ты – чё?»
Мама Олега, Зоя, естественно, видеть молодую оторву не желала. Ну и Светка не горела желанием знакомиться с будущей свекровью. Не ходит сюда с проверками, не потрошит шкафы, не гремит кастрюльками – да и ладно. Светкина же мама с будущим зятем все-таки познакомилась. И он ей не понравился. Зина считала, что для ее пропащей дочки такой муж совсем не подходящий: сю-му-сю! А ее бить надо! Каждое утро с*аной тряпкой по наглой роже! Чтобы уважала мужа – такую, прости господи, взял! А этот – сю-сю-му-сю… Тьфу!
А Светлане и Олегу было все равно. Хорошо вместе. Надежно. Спокойно. И слава богу! Остальное как-нибудь устаканится с годами.
Автор: Анна Лебедева