Ангелы сбились со счёта
Все трое понимали абсурдность происходившего между ними. Но даже признанный гений аналитики Андрей Андреевич Огнев не решался вникнуть и осмыслить эту вдрабадан запутанную коллизию.
Слишком уж стреляли и обжигали торчавшие во все стороны оголённые нервы. Всё было перемешано и до безобразия необъективно, предвзято, завязано на застарелых и свежих ранах.
В эту мешанину уже устал влезать даже Зуши, непосредственный небесный наставник всех троих. Ангелы сбились со счёта, столько произошло смертоносных причинно-следственных ситуаций, в которые вляпывалось подшефное трио.
...Андрей нашёл царя в зимнем саду среди тропических растений и птиц. Тот сидел у шумного искусственного водопада и о чём-то раздумывал. Огнев остановился на расстоянии, не решаясь прервать царские размышления. Романов уловил присутствие визитёра, нехотя повернулся к нему и качнул головой: мол, приблизься.
– Чего тебе? – спросил он безжизненным голосом.
– Поговорить.
– Я её казнил за шашни с тобой! Ты ведь не пострадал. Ну так радуйся.
– Лучше бы казнил меня.
– Спрыгни с облака на скалы, спикируй на стену – и всех делов-то.
– Зуши восстановил Марью, ты в курсе?
Романов кивнул. Оба замолчали. Водопад внезапно выключился, стало тихо.
– Ладно, Андрей, пойдём в кабинет, промочим горло.
И они отправились на место своих традиционных посиделок. После распитой бутылки красного оба заметно оживились.
– Святослав Владимирович, – решился патриарх. – Перед тем, как порешить Марью, ты сказал ей, что гонишь её из своей жизни окончательно и бесповоротно.
– Уже не помню.
– Я помню.
– Ретроспектнулся?
– Подражаю в этом тебе!
– Может, что в сердцах и брякнул. Милые бранятся – только тешатся. Что дальше?
– Дай нам с ней дышать!
– В смысле?
– Отпусти её.
Романов вздохнул.
– Ну до чего же ты нудный, Андрей! На фига тебе эта изъеденная молью, вредная, строптивая, потрёпанная старушонка? Нам с тобой ещё жить больше девятисот лет, много красивых молодух кругом и ещё больше народятся, будет из чего выбрать. Выкинь ты её из головы, как это сделал я.
– Я очень рад, что ты выкинул Марью из головы. Надо полагать, из сердца тоже?
– Так и есть.
– Это правильно! Очистил место для будущих молодух. Отдай старушонку мне.
– Слушай, она сделала мою жизнь адом. На фига тебе повторение моего страдальческого пути? Не допускай чужих ошибок.
– Я очень признателен тебе, Свят Владимирович, за заботу обо мне. Но антиреклама Марьи на меня не действует.
Романов взглянул на настенные часы и сказал:
– А где девушка-то?
– Ждёт итога нашего разговора.
– Зови её сюда.
– Она не придёт. Принципиально не хочет видеть твоё величество.
– Вона что! Ну так гора пойдёт к Магомету. Давай, хлобыстнём на посошок! И заедим орехами, а то эта злыдня прикопается к перегару.
… Когда Огнев и Романов появились в натопленном, пропахшем ванильной сдобой доме, там никого не оказалось.
– Я ж говорил, – удручённо сказал Андрей. – Видимо, услышала шум в гостиной и убежала. А куда – не сообщила. Пирогов напекла, чай на смородиновом листу заварила.
– Мы чайку и без неё попьём. А она замёрзнет и явится. Небось, в одном халате выскочила.
Марья действительно оказалась в часовне в одном халате и тапках. А в тот поздний час ощутимо похолодало. Она достала из шкафа за аналоем пледы, один расстелила на полу, в другой завернулась, перекрестилась и улеглась под иконы. Слёзно попросила защиты у Бога. Ей дурно становилось от одной только мысли ещё раз увидеть своего палача.
Марья много раз спала в этой милой, намоленной часовне под тихое потрескивание теплящихся лампад и ровно горящих свечек. Суровые лики святых смотрели на неё сочувственно и настраивали на философский лад.
– Ну зачем ты припёрся в моё поместье, Романов? – шепнула она в пространство. – Покуражиться надо мной? Выразить сожаление, что осталась жива? Обозвать меня обидными словами? Выметайся. Давай, катись, молодухи ждут.
Выговорившись, она уснула.
Ей приснился длинный серый коридор с сотнями дверей. Она шла по нему и ломилась в каждую, но все были заперты. Лишь одна в самом конце была приоткрыта, и оттуда доносилась тонкая, щемящая мелодия и что-то убаюкивающее напевал до боли знакомый бархатистый баритон. Но Марья туда войти не решилась.
Вдруг лампады разом затрещали: дверь в часовню открылась, влетел клуб холодного воздуха. Марья во сне перевернулась и укрылась с головой.
– Так я знал, – услышала она голос Романова.
– Нет, только не это! – под нос себе пробормотала она, но он услышал.
– Ты очень любезна. Пол холодный, давай в дом! – сказал он и, встав на одно колено, сгрёб её в охапку и переместился в опочивальню «Берёз».
Марья силилась проснуться, но не могла. Она была уверена, что Романов ей явился во сне. В полудрёме слышала, как он расхаживает по комнате, раздевается, шелестит одеждой, вжикает змейкой, как снимает с неё свитер и юбку, как выключает свет, укладывается рядом, обнимает её.
От его горячих рук по всему телу её разлилась истома, бороться с которой она не умела.
– Я сплю, сплю, это всего лишь сон, – пробубнила она.
– Да-да, ты спишь, – подтвердил его голос.
– Ты кто? – спросила она на всякий случай.
– А тебе не всё равно, с кем? – ответил голос Романова, чьи руки уже мяли её, словно глину, а дыхание обжигало её лицо.
– Это ты?
– Долго ещё будешь дурочку ломать?
– А как же запрет на доступ к царскому телу?
– Да, я наложил запрет! Но ведь ты же расстроилась! Я видел. Вот и пожалел бедную женщину. Без моей любви ты зачахнешь.
Марья размагнитилась, перестала соображать и только мычала, пытаясь что-то ответить, а потом, как всегда, отказалась от себя и улетела туда, куда позвал он.
Когда буря страсти пронеслась и они благополучно пришли в сознание, Романов, обычно сразу засыпавший, вдруг затеял её воспитывать.
– Марья, я вынужден провести с тобой профилактическую беседу.
– Делать нечего! – еле слышно пробурчала она.
– Я тебе говорил миллион раз: не зли меня?
– Да.
– А ты продолжаешь!
Марья пожала плечами.
– На мне – целая планета! А ты требуешь внимания к себе двадцать четыре на семь.
Марья не шевелилась. Романов сбавил обороты:
– Ты живёшь на всем готовом! Твоя единственная обязанность – быть со мной милой. А ты постоянно меня напрягаешь. Я давно выкинул бы тебя из своей жизни, если бы не любил тебя.
Она молчала. Не дождавшись от неё хоть звука, он пошёл дальше:
– А может, ты именно этого и добиваешься, чтобы я тебя выгнал и ты могла слиться в экстазе с Огневым?
Марья возмущённо закопошилась. Романов немного смягчился.
– С одной стороны ты болезненно боишься, что я тебя разлюблю, а с другой – всё делаешь, чтобы я разлюбил. Становись уже хорошей, нормальной женой!
Она подождала и ответила:
– Но как мне стать нормальной, если я – сплошная аномалия? Не рождена, как все, а воссоздана из скошенной травы. Не старею. Летаю. Нахожусь на прямой связи с представителями духовного мира. Перемещаюсь в пространстве и времени. И много ещё чего делаю из недоступного нормальной среднестатистической женщине. Ты умеешь почти всё то же самое. Получается, ты тоже ненормальный?
Романов позеленел от злости, и она почувствовала перемену его настроения. Однако её уже несло.
– Я тебе больше скажу. Это ты понемногу съехал в медицинское отклонение от нормы. Тебе стало нравиться меня колошматить! Ты искал разнообразия и нашёл его в зверстве.
– Заткни говорилку, а то я сам заткну!
Она рванулась уйти, но он схватил её за волосы и вернул в лежачее положение.
– Создал же Бог такое сочетание: душистая роза на колючем стебле! Ранишь ты меня в кровь.
– Свят, найди себе хорошую и нормальную.
– Ну почему ты не хочешь просто обнять меня? Почему сразу перечишь, а потом пускаешься в бега? Зачем отталкиваешь?
– Отпусти меня!
– Вот эти слова сразу триггерят во мне ярость!
Она промолчала.
– Я не договорил. Теперь пару слов о краеугольном, сакральном кирпиче мироздания под названием супружеская верность. Андрей не муж тебе, а любовник! Я твой муж!
– Он всегда ко мне добр. Нас связывает непреодолимая сила обстоятельств.
– Рукотворных, им подстроенных обстоятельств! Ты с ним всегда сюсюкаешь. Ровно так, как должна вести себя со мной! «Андрюшенька, Андрюшечка!» А где Святенька? Скажи честно, он имеет над тобой власть?
– Как и над тобой.
– Тогда он просто вредитель.
– Перст обвиняющий обороти на себя!
Романов осёкся. Но быстро пришёл в себя:
– Наглости твоей нет предела! Я, дурак, тебе ни разу не изменил! И каково мне было брать на себя вину за то, чего не совершал, чтобы не развалилась наша семья и в народе не начались кривотолки?
Марья затаилась. Он со вздохом продолжил:
– Повторяю: любил, люблю и буду тебя любить. И ты тоже с ума по мне сходишь. Ну так давай беречь друг друга! Согревай меня, как требует Зуши! Добрым и ласковым словом. Не перечь мне. Не хами. Вызубри эти императивы, и тогда наша жизнь потечёт по спокойному руслу. Услышала меня?
– Да. Прости меня.
– Прощаю.
– А тебе не было жалко меня, когда ты давеча расправился со мной?
– Когда я пришёл в себя, тебя уже не было. Запах ладана подсказал, что над тобой поработал Зуши. Мне было очень жалко тебя. Я плакал и целовал твою подушку. Потом запустил роботов смыть кровь со стены и пола. Эта ярость во мне, жено, – она непобедима, так как зашита в гены. Вся надежда – на твою высшую мудрость. Обними мужа.
Она придвинулась, обвила его руками и ногами. Поцелуй романовский закрепил воспитательный эффект.
Продолжение следует.
Подпишись – и легче будет найти главы.
Копирование и использование текста без согласия автора наказывается законом (ст. 146 УК РФ). Перепост приветствуется.
Наталия Дашевская