Новая глава
Детдом №8 Елена заприметила издалека — серая коробка с пожухлыми тополями вокруг. Единственным ярким пятном были качели, выкрашенные в синий. Перед входом они замялись.
— Может, ну его? — шепнул Виктор. — Мы же не готовы...
— Да как же не готовы, когда все справки собрали? — Елена сжала ручку сумки. — Давай хоть глянем, а?
В холле пахло хлоркой и подгоревшей кашей. Дежурная, хмурая тётка в застиранном халате, зыркнула на них поверх очков:
— Вы к кому? В часы посещений?
— Мы... к директору. На собеседование, — замялась Елена. — Мы по поводу усы... удочерения.
— А, вы эти... как их... кандидаты, — буркнула тётка. — Оксана Андреевна занята. Посидите пока.
Они устроились на продавленном диванчике. Виктор нервно листал какой-то детский журнал. Елена крутила в руках сумочку.
— Коноваловы? — из кабинета вышла сухопарая женщина с острым взглядом. — Проходите. Значит, до пяти лет вас интересует? Анкету-то заполняли?
Полчаса она допрашивала их про жильё, зарплаты, даже про здоровье дедушек-бабушек. Наконец смягчилась:
— Пойдёмте, у нас как раз младшая группа выгуливается. Только учтите: не обещайте ничего, если не уверены. У деток и так травм хватает.
Во дворе галдела ребятня. Мальчишки гоняли мяч, девчонки скакали через резиночку. Были и те, кто держался особняком: кто-то в сторонке пинал камешки, кто-то просто сидел, застыв.
И тут Елена увидела её. На скамейке в углу двора сгорбилась худенькая девчушка с роскошной косой. Прижимала к груди драного плюшевого зайца. Личико бледное, глазищи карие — огромные, сливовые. Смотрит исподлобья, настороженно.
— А это... кто? — Елена кивнула в сторону девочки.
Оксана Андреевна понизила голос:
— София Кравцова. Пятый год. Родители в аварии... Совсем замкнулась после того случая. Почти не общается ни с детьми, ни со взрослыми. Спецы пытались работать, но... Сами понимаете, у нас тут не санаторий. Может, другого ребёночка глянете? Нечего на неё время тратить.
Но Елена уже шагала через двор. Виктор — за ней. Сердце колотилось, как бешеное.
— Привет, — она опустилась на корточки рядом со скамейкой. — Я Лена. А ты София?
Девочка не шелохнулась. Лишь крепче прижала к себе потрёпанного зайца.
— А я Витя, — вступил муж, тоже опускаясь на корточки. — О, да у тебя настоящий друг! Лихой какой!
Соня глянула на него исподтишка, но тут же опустила глазки.
— Я в пацанах тоже притаскивал в школу игрушку, — доверительно сообщил Виктор. — Мишку косолапого. А пацаны ржали, мол, ты как девчонка. А я им — он волшебный. Если с ним засыпать, то монстр из шкафа не вылезет. Многие потом сами с игрушками стали таскаться.
Соня чуть склонила голову, будто прислушиваясь, и что-то ёкнуло внутри у Елены. Этот жест... Как у щенка, который не знает — погладят его или пнут.
Зима растаяла незаметно. Елена вела дневник их встреч — желтенькую тетрадку в клеточку, куда записывала все Сонины успехи. Первый раз взяла леденец с ладони. Впервые сама протянула книжку, чтоб почитали. Кивнула на вопрос про любимый цвет (розовый). Впервые погладила Витьку по руке, когда тот рассказывал сказку.
Воспитательница Марья Степановна только руками разводила:
— Ну вы даёте! Наша Сонька — и такое! Ведь я вам правду скажу — за два года ни звука от неё не слыхали. Будто воды в рот набрала после той трагедии. Психолог наш, Геннадий Иваныч, только головой качал. А тут гляди-ка, засияла!
К марту Соня уже вовсю щебетала-тараторила что-то на ухо любимому зайцу. Шёпотом, правда, и только когда думала, что никто не видит. В мае впервые позволила Елене заплести себе косичку — раньше шарахалась от прикосновений. «Дело-то налаживается», — радовалась Елена, заплетая тоненькие прядки.
— Спасибо, — вдруг пробормотала девочка, глядя себе под ноги. От неожиданности у Елены затряслись руки.
Июнь выдался жарким. В детдоме сплошные испытания: комиссии, проверки, какая-то шишка из министерства нагрянула. Дети ходили надраенные, причесанные, а свидания временно отменили. Две недели они не видели Соню.
— Здравствуйте, Елена Сергеевна, Виктор Александрович! — выпалила она, завидев их в холле. Елена чуть не упала. Где застенчивая, еле слышная Сонечка? — Я вас так ждала! А Марьсанна говорила, что все забыли про нас и не придут больше, а я ей сказала, нет, они вернутся!
Неожиданности начались в сентябре. Документы на удочерение почти собрали, все инстанции пройдены, и оставались формальности.
— Витька! — вдруг затрезвонила свекровь. — Я хочу закатить ужин! По-семейному!
— Да ладно, мам, — отнекивался тот.
— Никаких «ладно»! Пироги сама налеплю, котлет нажарю... Такое дело — нельзя без застолья! И Мишку с Катей позову, и Нину... И вообще!
Елена только головой покачала, когда муж, запинаясь, пересказал ей этот разговор. Что ж, можно и потерпеть. Ради такого случая, ради Вити. Да и отношения с Галиной Петровной понемногу теплели. Будто лёд под весенним солнцем, медленно, но верно.
Плотно поужинав, мужчины ушли курить на лестничную клетку. Михаил с женой увлечённо обсуждали краску для детской — их Павлику вот-вот годик. А Галина Петровна вдруг подперла кухонную дверь, чтоб никто не вошёл, и прижала палец к губам:
— Тихо, Ленка! Слушай сюда, только не перебивай!
Елена замерла с горой грязных тарелок в руках. Что ещё? Остатки былого страха перед свекровью заворочались в душе.
— В общем, вот что. Дачу продаю. Не спорь! — Галина Петровна резко подняла ладонь. — Шесть соток под Голицыно, домишко старый, но крепкий. Сад яблоневый. Я уже с нотариусом переговорила. Все деньги — в Сонечкин фонд. На учёбу, на образование. Чтоб девчонка ни в чём не нуждалась.
Таких слов от женщины, которая ещё недавно травила ей жизнь, Елена не ожидала.
— Но... зачем? Это же ваш любимый сад, вы столько лет там...
— Вот именно! — отрезала свекровь. — Наработалась до чёртиков. Да и годы уже не те — полоть да копать. Пусть лучше Соньке пойдет. Моей внученьке! — последние слова прозвучали с такой теплотой, что у Елены перехватило дыхание.
— Виктор будет... удивлён, — она с трудом подбирала слова.
— Только не ляпни ему раньше времени! — Галина Петровна хитро прищурилась. — Оформлю бумаги, тогда и обрадуем. Сделаем, как сюрприз!
И тут Елена поняла — эта женщина, стоявшая перед ней, искренна. Это не притворство, не игра. Что-то на самом деле переломилось в её душе. И барьеры, которые Елена так упорно строила, почти восемь лет утрамбовывая камень за камнем, вдруг пошли трещинами.
Дом, полный счастья
Заседание суда назначили на конец апреля. Елена чуть в обморок не грохнулась, когда прочитала в повестке фамилию судьи — Гришин. Тот самый, который славился на весь город суровостью к кандидатам в усыновители.
— Зарубит, — шептала она мужу. — Как пить дать зарубит!
— Не дрейфь, — подбадривал тот. — У нас все бумажки в порядке.
На заседание собрались всей толпой: Виктор в выходном костюме и Елена в синем платье. Соня в нарядном платьице с рюшечками и заколками-бабочками. Галина Петровна в парадном пиджаке и со своей брошкой-камеей. Михаил со своей Катей и младенцем, завёрнутым в пелёнки.
Зашли в зал суда степенно, чинно. Гришин оглядел их из-под косматых бровей, пожевал губами. Листал-листал бумаги, да вдруг как рявкнет:
— Почему характеристика с места работы гражданки Коноваловой Е.С. подписана не руководителем отдела, а исполняющим обязанности?
Елена чуть не сползла под стол. Ведь знала, что надо было у Зинкиной подписать, а не у этого хлыща...
Но тут, на удивление, вмешалась свекровь:
— Уважаемый Павел Борисович! — пропела она сладко. — Я, кажется, вашего папеньку знавала. Он ещё в обкоме работал, когда я в орготделе трудилась. Такой видный мужчина был! Вы-то вылитый в него...
Судья запыхтел, пригладил бородку, на которую до этого никто не обращал внимания, и смягчился:
— Ну, если подпись заверена, то... ладно. Продолжим.
Дальше всё пошло как по маслу. Акт обследования жилья? Пожалуйста. Медсправки? Вот они. Психологическая готовность сторон? Соня сама отвечала на вопросы — чётко, спокойно, рассудительно, а главное — с такой надеждой в глазах, что даже секретарша украдкой промокала платочком глаза.
— Ну что ж, — Гришин прокашлялся, — согласно решению суда, несовершеннолетняя София Сергеевна Кравцова отныне является Софией Викторовной Коноваловой. Поздравляю вас, вы теперь одна семья.
— Да мы и так семья, — вдруг пожала плечиками Соня. — Просто бумажка нужна была, чтоб все поняли.
Гришин крякнул и, кажется, чуть не растрогался.
— Спасибо, родненькая! — Сонька чмокнула Галину Петровну в морщинистую щёку и схватила огромный букет. — Ты знаешь, у моей первой бабули тоже всегда цветы росли. На даче. Только она давным-давно -давно померла. Ещё когда папка с мамкой живы были.
У Галины Петровны дрогнули губы. Она крепко-крепко прижала к себе девочку, закрыла глаза. Елена отвернулась — некрасиво глазеть на такие моменты. В том, как свекровь гладила внучку по голове, было столько нежности. Столько потаённой, застарелой боли.
Вечерком, когда Сонька наконец угомонилась и задрыхла в своей новой комнате — той самой, где они с Витькой столько всего сменили: и обои переклеили, и потолок перекрасили, и шторы трижды перевешали — они сидели с мужем на кухне.
— Наливай, что ли, — Виктор пододвинул к жене чашку. — День-то какой... Аж не верится.
Елена налила им чаю, добавила мяты. Сидели, глядели в окно. Виктор вдруг усмехнулся:
— Забавно получается. Столько лет собачились по-чёрному. Мамка меня пилила, я тебя мурыжил, ты на меня волком смотрела. А теперь вон оно как. Семья. Настоящая. И Сонька наша... Мы бы не встретили её, кабы всё было гладко, верно?
Елена кивнула, ковыряя ложечкой растворимый сахар на дне чашки:
— Ты прав. Странно, конечно. Но, кажется, нас помурыжить надо было. Только вот эта бесконечная дребедень со свекровью... Душу вымотала.
— Зато теперь бабку как подменили, — хмыкнул Виктор. — Слыхала, как она Соньке шептала: в школе проблемы будут — сразу к бабуле! А я как Петру Аркадьичу... ну, этому, из твоей конторы, в рыло дам! А я ему...
— Это твоя-то мать, да в рыло? — расхохоталась Елена.
— Ну да! Наша бабуля Галя умеет за своих постоять!
Они смеялись, прикрывая рты ладонями, чтоб не разбудить Соньку. Потом Виктор подался вперёд, взял руки Елены в свои:
— Спасибо тебе.
— За что?
— За всё. За то, что не бросила нас с мамкой... в смысле, меня. За то, что не сдалась. За то, что Сонька теперь наша. Если б не ты, клянусь, не решился бы я на такое. Так бы и жил — на поводке, как облезлый кобелишка.
Елена смотрела на мужа, чувствуя, как глаза наполняются влагой:
— Теперь главное — не облажаться, — она сглотнула комок. — Соньке столько всего понадобится: и любовь, и забота, и терпение... Она ж не просто так замкнулась. Травма у ребёнка.
— Справимся, — он сжал её ладонь. — Куда мы теперь денемся? Увидишь, из тебя мамка что надо выйдет. Ты уже её к рукам приструнила — косички эти, платьица...
Они долго сидели в полумраке, лишь настольная лампа освещала кухню. В квартире было так тихо, что слышалось сопение за стенкой — их дочка видела десятый сон. Первый спокойный сон в месте, которое она наконец могла назвать домом.
— Верно говорят: всё к лучшему, — философски заметил Виктор. — Даже самое паршивое.
— Оптимист ты, Коновалов, — фыркнула Елена. — Но поживём — увидим.
— Папа, мам! Вы не видели моё сочинение! Я пятёрку получила! — Соня ворвалась в дом, сбрасывая туфли.
— Погоди-ка, а ну стой смирно, — Елена подняла бровь. — Рассказывай, как прошёл день посвящения.
— Ну ма-а-ам! Нормально! Девчонки портфель в туалете не утопили, и то хорошо.
— Софья, — Виктор поджал губы, — не дерзи.
— Ла-адно, — закатила глаза дочка. — В общем, у нас теперь уроки в основном корпусе! И физичка говорит, что может взять меня на районную олимпиаду, представляете? Там же только восьмиклассники обычно!
— Так держать, — похвалил Виктор. — А что, бабушка сказала, заедет?
— Ага, она же забирает меня сегодня! — хлопнула в ладоши Соня. — На английский, потом на выставку динозавров, а потом к ней ночевать! Бабуля мне комнату освежила, там теперь классно — постер с BTS и розовый торшер! Не то что у вас!
Она убежала в комнату, а Елена с Виктором переглянулись, беззвучно рассмеявшись. Кто бы мог подумать, что Галина Петровна, любительница кружевных салфеточек и фарфоровых пастушек, будет сама вешать плакаты с корейскими айдолами...
— Чайничка-кофейника? — предложил Виктор. — Тут вся ночь наша.
— С удовольствием! — Елена достала с верхней полки свою любимую кружку.
— Ого, а я и забыл про неё, — Виктор кивнул на кружку с надписью «Мечты сбываются».
— Не забыл, а проглядел, — поддела его Елена. — Просто она теперь не одна — вся семья кружек тут. Твоя «Лучший папа», моя, бабушкина с котиками, Сонина с единорогом...
Свистнул чайник. Застрекотал ливень по карнизу. Мечты и впрямь сбываются. Не всегда как хочется, не всегда напрямую. А иногда совсем даже окольными путями.
Знаете, сколько проблем возникает, когда пытаешься сохранить семью, несмотря на все трудности? А вас когда-нибудь родственники доводили до точки кипения? Как думаете — может, любой конфликт можно обернуть к добру, если не зацикливаться на прошлых обидах? Черкните пару строк в комментариях — уж больно интересно, что вы думаете об этом!
Если вам понравилось, обязательно жмите на палец вверх и поделитесь в соцсетях с помощью стрелки. С уважением, @Алекс Котов.