Из рубрики "Не выдуманные истории"
Продолжение
Нужно ли говорить о моем счастье? Как его описать? Что оно?
Один миг, сегодня есть, а завтра и следа от него не останется. Для одного человека счастье в богатстве, у другого власть глаза застилает, поднимется чуть,а сам хоть и из грязи, а князем себя мнит. А у меня – он Тихон, и счастье, и любовь, и смысл всей моей жизни.
Свадьбы то с Тихоном у нас не было, да и не к чему она нам, а вот в сельсовете расписали. И стала я Тимофеева Ольга Ивановна. Дак мало того, он и мать мою на свою фамилию взял. Пусть будет у нас одна семья.
А мама моя обрадовалась, как будто сама замуж пошла и всем с гордостью сообщала, что не Конина она теперь, а Тимофеева.
Так и зажили одной семьей. Мать с Верочкой водилась, да по дому управлялась.
Мы с Тихоном в колхоз вступили. Я дояркой работать пошла, а он технику осваивать. Хоть и не грамотный был, мой Тиша, а по звуку мог определить любую поломку.
Верочка росла шустрой девочкой глаз, да глаз за ней нужен. Но умненькая. Говорить начала рано, да и ходить тоже, только вот замечать стали, если что не по ней, так на пол падает и начинает так кричать, пока своего не добьётся. Отца сильно любила, и он ее.
Бывало, если дома останется, ох уж они играют и на плечах ее носит, и на спине катает. Та смеется, заливается, а меня опять счастье переполняет.
Да знаю я что не бывает всегда так хорошо. Не зря Господь в слове Божьем говорит: «Нашел, не радуйся и потерял, не плачь.»
Во всем равновесие должно быть, баланс. Жить бы мне, да радоваться, а у меня всегда страх и тревога. А вдруг все это закончится? Потому что так хорошо не может быть.
При Советской власти мы не разбогатели. В колхоз всю скотину отдали, лишь одну коровешку оставили, пару овечек, да петушка с парочкой курочек, а в колхозе работа за галочки, трудодни. Мать ворчала, на коль нам этот колхоз?
А кто жили единолично, так таким налогом обложили, что не приведи, Господь.
А через год технику стали пригонять в колхоз, а чтобы работать на ней курсы надо пройти. Тихона отправили в Новосибирск учится, а я-то на сносях со вторым ребенком осталась. Прощались, как на войну провожала. От слез глаз не видно было. Он же наказ дал, родится ребенок, мальчика назови Валентином, девочку – Валентиной.
Вскоре я родила девочку. Совсем другую дочку послал Господь. Беленькая,синеглазая в Тихона. Спокойная, не слыхать ее. Накормлю и спит. Мать то посмотрит на нее и скажет: «ну, ангел спустился с небес.»
А у меня опять тревога. Полюбит своего ребенка, да и как ее не полюбить? А Вера то как? Не будет ли обижать?
Долгих четыре месяца был на учёбе Тихон, а вернулся Вале уж месяц был.
Глянул он на дочку, улыбнулся и произнес: «Наших кровей!».
Вера, услышав голос отца, вырвалась из бабкиных рук и с криком, да слезами бросилась к отцу на шею. И увидела я с какой нежностью и любовью подхватил он хрупкое тельце нашей старшей дочери, как прижал ее к себе и нежно поцеловал в щечки. Верочка радостно засмеялась.
Мы с матерью глядя на них тоже и смеялись,и плакали.
С каждым годом росла наша большая семья.
У тетки Марины родилась дочка Наденька, у моей сестры, у Марии родился третий ребенок долгожданный сынок Коленька, на год его старше Катюша и красавица черноглазая Верочка, как две капли воды похожа на отца.
Тихон тоже мечтал о сыне.
Я же сильно заболела. Начал расти живот, думали, что беременна, но были сильные боли и началось кровотечение. Тихон увез меня в больницу, а там опухоль и срочная операция. Врачи спрашивали не поднимала ли я чего тяжелого? А я и вспомнила, что не прошло и двух недель после родов, как пастушок прибежал с пастбища и сообщил, что корова отелилась в поле и теленок слабенький идти сам не может. Я подскочила, да в поле побежала. Взвалила его на плечи и принесла домой. Теленочка то выходили, только я начала побаливать с тех пор и вот ведь, чем закончилось.
После операции я быстро пошла на поправку. Жизнь продолжалась, но деток унас больше не было.
Чтобы бабы после родов не сидели дома с ребятишками, дано было постановление открыть ясли. Так вот меня заведующий поставили. Правда своих тоя не отдала, у меня была мама, а у детей бабушка.
Остальное население деревни, должно было подчинится указу и отдать детей. Женщинам полагалось быть с детьми после рождения только до трех месяцев. Советской власти нужны были рабочие руки, а в колхозе много работы. Страну кормить надо. Выгребали почти все, едва хватало на пропитание.
Каждую неделю приезжали представители и проводили политинформацию.
Рассказывали, как хорошо будем жить при коммунизме и как будем строить социализм.
Церкви позакрывали. Служителей признали врагами народа. Кого расстреляли, кого в лагеря за веру сослали. И вера в Бога – опиум для народа.
Мы же не снимали икон. И детей всех крестили втихую. По договоренности, ночью приезжали в Новосибирск и совершали обряд. Тихон хоть и считал себя неверующим и подсмеивался над нами, но не перечил.
Как-то прибежал и кричит с порога: «Снимайте скорее иконы, к нам комиссия на постой придет».
К нам часто на постой определяли приезжее начальство. Так как у нас был большой и красивый дом и всегда было чисто и прибрано.
Я с матерью стеной перед иконостасом встали: «Снимай говорю, если не боишься, что руки отсохнут»
Побегал, побегал, поругался, а снять не насмелился. А начальству объяснил, что старенькая бабушка пусть уж молится, хотя те пристыдили, что он ударник,передовой колхозник и не может бабушку убедить в ее заблуждении.
Ну, слава Богу, обошлось, хотя в те времена, всяко могло быть: и в тюрьму, и на выселки могли отправить, так что потом и концов не найдешь.
Тихона после учебы поставили бригадиром тракторной бригады.
Колхоз у нас большой был.
Несколько деревень объединились, и он целый день ездил проверять, где ремонт, где запчасти достать, а если поломка какая, так пока не исправит и домой не едет. Ну, а выпить после трудового дня, как он говорил, сам Бог велел.
Придет, бывало, выпивший да с порога кричит: «Валястиха, беги ко мне!»
Вера то пошустрей была, а Валя медлительная, спокойная всегда серьезная лишний раз не улыбнется и слова лишнего не скажет. Вера же была хохотушка. Тут же заплачет и засмеется.
Нашкодят, бывало, девчонки, поставим их в угол и объясняем, что пока не осознаете, да прощения не попросите будете наказаны. Вера заплачет и прощения сразу попросит и тут же ее помилуют, а Валя прощения просить не будет и оправдываться не будет тоже. Стоит в углу молчит.
Страшно темноты боялась, так стали ее пугать, что, мол, попроси прощения, а то уйдем и тебя оставим одну, но и тут видим, как насупилась, сжала кулачки и молчит.
Не выдержит Тихон возьмет ее на руки и видя мой укоризненный взгляд. Рукой махнет: «Молодец, Валястиха, моя кровь!»
Так вот бегут к нему девчонки, Верочка то пошустрей, а он легонько ее отстраняет и Валюшку подхватит, потом и Веру конечно и на колени обеих посадит, и играет, и подарочки из города привезет. Боже упаси, чтобы кому лучше все одинаковое. Вера всегда внимательно рассмотрит все и если у Вали ей нравится больше, то не избежать скандала, такую истерику закатит, хоть святых выноси.
Тихон, бывало, скажет: «Отдай ей Валястиха, я тебе еще лучше куплю», - а мне все это, как серпом по сердцу.
Сшили к Пасхе девчонкам по новому платью. Нарядили, да на улицу с ребятишками отправили. Как всегда на Пасху то все семьями у нас собирались. Детей то уж больше, чем родителей было. Дали им яйца крашенные, да стряпушки, чтобы христосовались.
Но самое вкусное и интересное — это была сера сваренная из березовой коры.Была она коричневого цвета с чуть горьковатым вкусом и запахом берёзы. Раньше мы жевали гудрон, после которого и рот и зубы были черного цвета.
Вера с удовольствием жевала, как и все дети. Вытаскивала, рассматривала отпечатки зубов на сере и опять с наслаждением жевала. Пока не пришла ей в голову мысль, а что, если завернуть в подол платья и пожевать. И попробовала. На самом видном месте подола образовалась довольно приличная дыра.
Дух захватило. Порка обеспечена. А так как страдать одной не хотелось, подошла к сестре со словами: «Валь, а хочешь, чтобы сера была у тебя сладенькая? Давай заверни в подол и кусни. Только посильней кусай, знаешь, как будет вкусно?»
Ничего не подозревающая Валя, доверяющая старшей сестре, хорошо завернула драгоценное лакомство и от души прикусила. Удивленно глядя на сестру, не почувствовала никакого вкуса, прикусила посильнее еще раз.
Торжествующая улыбка на лице Веры не предвещала ничего хорошего: «А теперь разверни!», - скомандовала Верочка.
Обида и страх младшей сестры ничуть не смутили Верочку.
Наказания было не избежать. Попало обеим.
Видела я, что у старшей дочери характер вздорный, вспыльчивый, но всегда ее хотелось оправдать и пожалеть, всегда вину перед ней чувствовала.
Да и Тихону высказывала, что разделяет девчат, что вижу, как Валю он больше любит. Он же ничего не скажет в оправдание только ласково погладит меня по голове.
Когда между нами кошка пробежала, даже не могу и вспомнить, печально продолжала бабушка Оля.
Толи когда уставшая от работы в колхозе, да дома, ожидавшая его до поздней ночи, да встречавшая его с тревогой, всматривалась в его синие глаза и больше не видела и не чувствовала той любви и того радостного чувства. На смену этому чувству пришли усталость и разочарование.
Мать все время ворчала, что отбился мужик от дома, как бы не заблудил.
«Останешься с двумя, кому нужна будешь?» - говорила мать.
Сначала терпела, а потом начала выговаривать ему, а он все молчал только совсем перестал дома ночевать. А лето и правда горячая пора в деревне. То сеять, то косить, то урожай убирать. Раз в месяц приедет в бане попарится, переоденется и был таков. А вся работа на мне и мужская, и женская хотя кто ее делил?
С утра до ночи в поле, а потом дома мать, дети, работа.
Конечно, мама помогала. Девчонки под присмотром, а потом и хозяйство все на ней, и огород.
Да еще и Машины дети, сестры моей, тоже у нас, куда ж денешь, тоже мамины внуки, жалко их.
Как то пришла на работу, вижу бабы перешептываются, да на меня поглядывают.
Весь день за ними наблюдала, а потом не выдержала, да и напрямки спросила: «А что у вас случилось?»
«Так не у нас случилось то. У тебя Ольга. Тихон то твой подженился, с молодой живет, в Красном мае. Сходи посмотри, если не веришь».
Земля из-под ног ушла, а я покатилась в пропасть и не за что зацепится, и руку никто не подает. Все перед глазами сложилось в один миг и полная картина нашей жизни за последний год, ворчливая мать, всегда недовольная зятем, громким шепотом выговаривающая про зятя примака, пришедшего на все готовое. Пьяный Тихон, появлявшийся раз в неделю и слышавший недовольное ворчание матери, и я еще недо конца разуверившаяся в своего Тихона. Хоть и ворчала, но верила, что это все временно и наладится наша жизнь. А оно вон как. Мой Тиша - не мой.
И не помню я, как домой прибежала, оседлала коня и не поехала, а понеслась к новому жительству моего мужа.
Подъехала и решительно направилась к избушке, вросшей окнами в землю. Во дворе капался дед с черной, еще не седой бородой.
Увидев меня, он все понял.
«Как же вы допустили, что дочь ваша мужа из семьи увела?», - горестно спросила я.
«Дак, разве молодые то нынче слушают родителев то? Говорил я ей - Нюрка, что делашь-то?», - махнул рукой,да и скрылся в сарае.
А у открытого окна стояла маленькая, хрупкая девчонка, в полинявшем платьице, явно не с своего плеча, на голове платочек. Смотрит на меня нагло, с вызовом.
Только хотела войти, дверь открылась и на пороге появился Тихон в исподнем белье. В белой рубашке, сшитой матерью и кальсонах. Не спешно закурил, глядя на меня и голосом совсем чужого человека спросил: «Зачем пришла?»
«Да вот говорят, что ты женился?»
«Да» - ответил Тихон спокойно.
«Надоело в примаках жить».
Не слушая его, я запричитала: «Как же дети? Как же ты мог? Ты же обещал!»
И еще много чего и уговаривала его, и стыдила, и просила, и горько плакала. Он же молчал и курил свою самокрутку, а потом развернул меня и сказал: «Иди, Ольга, не вернусь я»
Страшно мне стало. В один день рухнула моя жизнь. Солнце перестало светить и краски потерялись. Ничто не мило. Серые дни потянулись нескончаемой чередой.
Ни есть, ни пить не хотела. И детей слышать не хотела, а когда в обморок упала, мать запричитала: «Ольга, ну, что же делаешь то? Не переживай, проживем. Слава Богу есть, что есть, что пить. Одеты, обуты».
«Господи, мама, да ничего мне не в радость. Свет белый не мил. Жить не хочется».
А Тихон разъезжал с молодой женой по деревням. Приодел ее.
Как-то я пошла в правление, смотрю Тихона лошадка стоит, а на телеге Нюрка сидит,семечки пощелкивает, Тишу поджидает. Ох, не помня себя, вцепилась ей в волосы, ну думаю убью. Всю обиду, всю злость прорвало, а та тоже сопротивляется, да еще и покрикивает, что мол плохо держала мужа, раз сбежал.
Люди вокруг собрались, кто-то смеется, кто-то меня подбадривает: «Давай, Ольга Ивановна,бей, чтобы знала с кем связывается».
Кто-то Тихона позвал: «Иди своих куриц разнимай, стыдобища»
Выскочил,схватил нас. Нюрку на телегу закинул, а меня домой отправил. Уехали. А я домой пошла, ни девка, ни баба. Зачем жить? Как жить? Одни вопросы без ответа.
Как же так получилось? Мы с Тихоном так любили друг друга, мечтали быть вместе. Я все преграды преодолела. И через стыд, и позор прошла лишь бы вместе быть. И даже,когда по пьянке покуражится, не сильно обижалась. На утро не помнит ничего, прощение просит. А у меня и обиды на сердце нет. Любовь все покрывает и не вспоминает плохого, только хорошее.
Не могла я понять, как разлюбил? Ни сердце, ни разум не принимали действительности. Так и жила, как неприкаянная. День, да ночь и сутки прочь.
Подружка мне совет дала, оказывается закон вышел, что должен отец при разводе алименты платить. Я, недолго думая подала документы, а что пусть платит, чтобы жизнь медом не казалась.
Но и Тихон еще хлеще решил меня наказать. В ответ на мое заявление, свое подал на раздел имущества.
Вот уж и правда пословица: не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.
На суд, который проводили в правлении собралось много народу. Мы с мамой отправились и девчонок с собой взяли пусть посмотрят, как отец добро нажитое делить будет.
А суд не учел ни мать, которая доказывала, что Тихон пришел на все готовое, ни детей малолетних. Разделил все пополам между мужем и женой. Хозяйство-то расплодилось делить было что. Ну, и алименты на двоих детей платить, хотя на суде сказал, не постеснялся, что его только одна дочь, но так как Вера у него записана в паспорте присудили на двоих.
Вера, когда услышала да поняла все, ох и плакала. Обидно и не понятно, почему так?
Возвращались домой и не было никаких чувств, как будто все внутри выпотрошили.Обида вытеснила и любовь. И вообще кому она нужна. Все думала я не буду больше плакать, и переживать, ничего не изменишь. Мать тоже в недоумении шла молча,как же она, считавшая себя хозяйкой дома, осталась не при чем? Вот так поворот!
Вот так Тишка. Пригрели змея. Пропади он пропадом!
А Тихон проехал мимо нас со своей Нюркой, та, победно улыбнувшись, теснее прижалась к нему, показывая всем, свое превосходство. Тиша же даже на нас и не посмотрел,как будто мы чужие.
Девчонки тоже шли молча, похоже тоже осознали, что у них теперь нет отца.
А я ясно поняла, что и мужа у меня нет. И все в жизни нужно менять и продолжать жить несмотря ни на что.
Первым делом я ушла из ясель и вернулась в полеводческую бригаду. В день два с половиной трудодня, а после того, как отработаю смену, иду в бригаду полеводов,да там еще пол трудодня прополкой заработаю. За любую работу бралась.
Изматывала себя, чтобы не оставаться один на один со своими мыслями, да не слушать причитания да нотации матери.
Поостыла, пришла в себя. Тошно, даже и себе то признаться, но ведь это была возможность видеть Тихона. Хоть из далека. Нет без него ни жизни, ни дыхания.
В поле поставили меня плугарить с Иваном Устюжаниным, а я хоть и маленькая росточком была и худенькая, а равной мне в работе не было. Всегда впереди всех.
Ванюшка молодой, крепкий парень, весельчак стал уделять мне знаки внимания. Я сначала то не поняла, ведь мысли то были, что не нужна я никому, так теперь и буду жизнь одна вековать, а тут на тебе Жених.
Да все по серьезному, объяснился мне, что давно присматривается, что знает всю нашу историю и дети мои ему не помеха. Да не просто он ко мне, а серьезными намерениями замуж позвал.
Что и говорить? Растерялась я. Подумать, говорю надо. Ну, что ж, говорит думай, а я с Тихоном поговорю, чтобы он нам потом палки в колеса не вставлял.
Вот ведь как, кто же закручивает судьбу то нашу? Сами вершим ее, не соглашаясь с волей Божьей или еще какое проведение?
Ну, в этот день я ждала Тихона. Уж, очень мне интересно было увидеть, как он отреагирует на разговор с Иваном.
Долго ждать не пришлось. Только уселись обедать, тут и Тихон подъехал. Как всегда легко соскочил с коня и стремительной походкой направился к столу. Кивнув бабам, с мужиками по руке поздоровался.
Иван задержал его руку, да глядя в глаза ему и выдает, что после обеда поговорить надо, задержись.
Тот, думая,что исправить какую поломку надо, согласно махнул головой.
Я молча наблюдала за ними. Все происходило будто и не со мной, уж больно все было неожиданно.
После обеда мужики закурили. Уселись на бревно поговорить. Я, конечно, напрягла слух, хотя делала вид, что помогаю поварихе убирать посуду.
Иван сразу перешел к делу. Сказал, что нравлюсь ему, что хочет жениться, и чтобы Тихон не мешал нам, а жил своей жизнью с молодой женой. Что он, Тихон, сделал свой выбор.
ОХ, не ожидал Тиша такого поворота. Подскочил. А я смотрю на них и вижу, что Тишка тои в подметки не годится Ивану. Но Иван то чужой. Хоть и хороший работящий парень, а чужой.
Тихон перед отъездом подошел ко мне: «Быстро, ты замену мне нашла. Вечером заеду, Валю собери, поедем с ней на пасеку».
В душе не оркестр играл, а целая канонада. Каждая моя клеточка праздновала победу.
Переломный момент в войне. Вот и почувствуй Тиша, побудь на моем месте.
Вечером заехал Тихон, подхватил Валюшку на руки, усадил с собой рядом, Вера тоже кинулась к нему с криком: «Папа приехал!», - но он ее потрепал по головке, сказал, что ее следующий раз возьмет и не глядя на меня уехал на пасеку.
Валюшка, страсть какая сладкоежка была, наелась меду досыта и в сотах, и с чаем с душицей вприхлебку. Счастливые и довольные с медом, с полевыми цветами вернулись домой. Валя все не хотела отпускать отца, и Вера все к нему прижималась, да рассказывала, что скучает по нему.
Я же ничего ему не сказала, когда он мне цветы то дал, ушла в избу, чтобы не разревется да не кинуться к нему.
С тех пор вечера не проходило, чтобы Тихон не приехал, то гостинцы привезет мимоходом, то Валюшку с собой заберет. А я не перечу, пусть думаю берет.
В то время мама тяжело тифом заболела. Приехали с больницы, сказали эпидемия и забрали аж Новосибирск. И ни слуху от нее. не духу. Очень я переживала. А когда Тихон приехал и узнал, что теща заболела, предложил свою помощь.
Дал мне своего коня, чтобы я маму проповедовала, в город в больницу съездила, а сам с девчонками остался.
Ох, и грешница я. Мама в больнице при смерти лежит, а у меня сердце от радости заходится. Но, слава Богу на поправку моя матушка быстро пошла, научились лечить болезнь, во время, сказали, что успели поэтому и без осложнений. Через двадцать один день и выписали.
Приехав из больницы, мать быстро смекнула, что не ради Валюшки Тишка ходит почти каждый вечер. То дров наколет, то воды принесет и выдала ему:
«Ты Тихон скотинку то свою забирай, лето то ладно в поле паслись, но, а зимой то не чем нам чужую скотинку кормить.»
Вскочил Тихон, как кипятком облили, но спокойно произнес не повысил голоса: «Не надо мне ничего. В чем ушел, с тем и останусь. Ничего не возьму».
Начал собираться, девчонки в голос заревели. Он поцеловал их и ушел, а я устало опустилась на лавку. Мать, увидев, что я расстроилась зашипела на меня: «А как же ты хотела? Может уж все забыла? Поди уж и улечься с ним готова, Анчутка!»
Такая усталость на меня навалилась аж в глазах темно, да видно планида у меня такая, продолжала бабуля. А через дня три Тихон с вещами заявился.
«Не уйду», -говорит, - «что хотите делайте. Вы моя семья и никого мне не надо Дурак я и взять с меня нечего».
А я-то хоть и рада радешенька, но виду то не подаю, сижу помалкиваю, с мыслями собираюсь.
Мать то тоже присела рядышком, чтоб не пропустить чего и девки к отцу жмутся.
Обида то кипит, сердце жжёт, как каленным железом, что слезы на глазах выступают. Комок в горле встал. Проглотила, да и говорю ему: «Так может ты убить нас пришел, да добро все забрать, чтобы не делится? Нюрку то свою на кого оставил?»
Как порох вспыхнул: «Что ж, теперь до смерти вспоминать будешь? Забудь, Ольга. Прости,последний раз».
Кабы одной то простить, так еще мать и дети. Как им то объяснить? Как их то убедить в любви Тихона, да верности?
Не ожидала я от матери такой речи, видать не только я с ним про себя разговаривала. Сказала она, что мол, один ты у нас мужчина в семье, всякое бывает, оставайся Тихон, бери бразды в свои руки, будем дальше жить.
Зажили. И все бы хорошо. Дак, ведь бумеранг то, никто не отменял.
Прилетело нам от Нюрки. Все лето ведь она не работала, с Тишкой на повозке ездила, а теперь подала в суд, на возмещение.
И ведь присудили ей долю. И приставы пришли скотину описывать. Денег то в колхозе не давали.
Эх, срам то какой!
«Ну, что», - говорю, - «сеял ты, а пожинаем все мы».
Да уж нес тала дальше добивать упавшего.
Не тот Тихон стоял предо мной, чтобы еще и издеваться над ним. Что же делать то? Против закона не пойдешь. Заплатили, рассчитались за блуд. Ну, думаю, на всю жизнь запомнит.
Да, куда уж там!
Продолжение следует...
Предыдущая глава:
Следующая глава:
Данная статья является объектом авторского права Воеводиной Тамары Владимировны. Копирование и распространение материалов строго запрещено.
#Прабабушка_Ольга
#Невыдуманные_истории