Лариса поставила тарелку с котлетами перед Виктором. Он даже не поднял глаз — просто потянулся за пультом и включил новости. Звук телевизора смешался с шорохом его вилки о тарелку.
Она села напротив. Посмотрела на него, на его серые усы, на морщины вокруг глаз, на рубашку в мелкую клетку. Тридцать два года за одним столом. Тридцать два года этой тишины между ними.
— Котлеты горячие, — сказала она.
Он кивнул, не отрываясь от экрана.
Лариса оглядела кухню. Те же обои, что и десять лет назад. Тот же холодильник с магнитиками из разных городов, куда они ездили редко и нехотя. Та же люстра, которую надо было бы заменить еще года три назад.
И эта тишина. Не комфортная тишина, а пустая. Когда-то они говорили обо всем. Когда-то он спрашивал, как у нее день, рассказывал о работе. Когда-то они планировали выходные вместе.
Теперь телевизор говорил за них обоих.
Лариса посмотрела на свою тарелку. Та же еда, что и вчера. Те же движения вилкой. Тот же вкус, который она уже не замечала.
— Завтра я пойду в библиотеку, — попробовала она снова.
— Угу, — отозвался Виктор, не отвлекаясь от сводки.
Ей захотелось крикнуть. Спросить, слышит ли он ее вообще. Понимает ли, что она тут сидит. Но вместо этого она молча стала собирать посуду.
Когда она уносила тарелки, почувствовала, что умирает. Не от болезни — от этой тишины. От своей невидимости. От жизни, которая проходила мимо, как телевизионные новости.
В той комнате было два стула. И все время ощущение, что на втором никого нет.
Секрет в ящике
Лариса ждала, пока Виктор уйдет на работу. Он всегда уходил в половине восьмого, как будто его кто-то заводил каждое утро. Дверь хлопнула — и она достала из нижнего ящика старую тетрадь в синем переплете.
Эту тетрадь она купила месяц назад. Просто зашла в канцтовары за крупой и вдруг увидела ее на полке. Купила, сама не понимая зачем. Теперь знала.
На первой странице размашистым почерком — "Когда женщина больше не хочет молчать". На второй — адрес библиотеки и время встречи литературного кружка. На третьей — имена людей, которые туда ходят. Она записала их, когда звонила узнавать подробности.
— Мария Ивановна, организатор. У нее приятный голос.
— Раиса, пенсионерка, читает стихи.
— Елена, учитель на пенсии.
Лариса переворачивала страницы. На четвертой начинались ее собственные мысли. Сначала робкие, потом все смелее.
"Я устала быть невидимой. Когда последний раз муж спросил, о чем я думаю?"
"Сегодня увидела себя в зеркале. Когда я стала такой бледной?"
"Хочу говорить. Просто говорить. И чтобы меня слушали."
Она спрятала тетрадь обратно. Сердце билось, как будто она украла что-то драгоценное. В кошелек спрятала небольшую сумму — на маршрутку. Про библиотеку не скажет. Пока не скажет.
Виктор вернется в шесть. У нее есть несколько часов быть собой. Той Ларисой, о которой он не знает. Которая ведет тайную тетрадь и ходит на литературные вечера.
Она надела старое пальто и вышла из дома. В кармане шуршала бумажка с адресом. Первый раз за много лет у нее был секрет. И это ощущение пугало и радовало одновременно.
Круг света
Лариса стояла у двери библиотеки добрых пять минут. Через стеклянную дверь видела, как несколько женщин расставляют стулья в круг. Пачка книг на столе. Кто-то заваривает чай.
— Вы к нам? — спросила молодая библиотекарь.
— Я... на литературный кружок, — прошептала Лариса.
— Проходите, проходите! Мария Ивановна уже ждет.
Пожилая женщина с короткой седой стрижкой повернулась и улыбнулась:
— А вы, наверное, Лариса? Мы говорили по телефону. Садитесь, пожалуйста.
Лариса села на свободный стул. Руки дрожали. В кружке собралось семь женщин. Все старше пятидесяти. Все с добрыми усталыми лицами.
— Сегодня будем читать свои тексты, — объявила Мария Ивановна. — Тема сегодняшней встречи — "Право на голос". Кто хочет начать?
Раиса, худенькая женщина в очках, достала листок:
— Я написала про то, как сорок лет работала учителем и молчала на педсоветах. А теперь пишу стихи.
Она начала читать. О школьных коридорах, о детских голосах, о том, как хотелось сказать директору правду, но не решалась.
Лариса слушала и вдруг поняла — это про нее. Про всех их. О женщинах, которые всю жизнь молчали.
— Кто еще? — спросила Мария Ивановна.
Лариса подняла руку. Голос сначала не слушался:
— Я... я написала про тишину. Про то, когда живешь рядом с человеком, а его нет.
— Читайте, — мягко сказала Елена.
Лариса открыла тетрадь. Строчки плыли перед глазами, но она читала. О кухонном столе. О телевизоре вместо разговоров. О том, как стала невидимой в собственном доме.
Когда закончила, в комнате было тихо. Потом Раиса сказала:
— Я знаю эту тишину.
И все закивали. Поняли. Впервые за много лет Ларису поняли.
Найденное сокровище
Виктор искал зарядку для телефона. Залез под диван, проверил все ящики в комоде. И вдруг в кухне, в самом нижнем ящике, наткнулся на незнакомую тетрадь.
Синий переплет. Внутри — знакомый почерк жены.
Сначала он хотел закрыть. Не его дело. Но глаза зацепились за строчку: "Когда последний раз муж спросил, о чем я думаю?"
Виктор опустился на стул и продолжил читать.
"Сегодня увидела себя в зеркале. Когда я стала такой бледной?"
"Хочу говорить. Просто говорить. И чтобы меня слушали."
Каждая страница была как удар. Он читал о себе — о том, каким она его видит. Молчащим. Отстраненным. Человеком, который включает телевизор вместо разговора.
На последних страницах — даты посещения библиотеки. Заметки о встречах. Имена людей, которых он не знал.
"Раиса поняла меня. Сказала, что знает эту тишину."
"Мария Ивановна посоветовала записать разговор, которого не было."
"Елена предложила прочитать вслух то, что я хотела сказать мужу."
Виктор закрыл тетрадь. Сел за кухонный стол — тот самый, о котором она писала. Посмотрел на телевизор. Когда он стал его единственным собеседником?
Он прожил с Ларисой больше тридцати лет. Думал, что знает ее. А она оказалась незнакомкой. Женщиной, которая ходит в библиотеку и пишет о своем одиночестве в их общем доме.
Когда он услышал ключ в замке, быстро спрятал тетрадь обратно. Но теперь все было по-другому. Теперь он знал, что она живет двойной жизнью. И что в этой второй жизни он — молчащий муж, который не видит свою жену.
Лариса вошла в кухню, и он попытался найти ее глазами. Увидеть ту, которая пишет о тишине и ходит на литературные вечера.
Но увидел только усталую женщину, которая молча стала готовить ужин.
Слова вместо тишины
Лариса накрыла на стол как обычно. Картошка с мясом, чай, хлеб. Виктор сел напротив и потянулся за пультом. Но вместо этого посмотрел на нее.
— Можно без телевизора? — спросил он.
Она удивленно кивнула.
Он покрутил вилкой картошку. Открыл рот, закрыл. Снова открыл:
— Как прошел день?
— Обычно, — ответила она автоматически.
Потом села и внимательно на него посмотрела. Что-то изменилось. Он не просто задал вопрос. Он будто действительно хотел услышать ответ.
Лариса отложила вилку. Долго молчала. Потом сказала медленно:
— Я нашла себе квартиру.
Виктор замер. Кусок мяса застыл на полпути ко рту.
— Старая студия на Октябрьской. Недорого. Через неделю переезжаю.
Тишина. Но другая. Не пустая, а тяжелая. Полная невысказанного.
— Почему? — тихо спросил он.
— Я не могу больше жить в этой тишине, — сказала она спокойно. — Тридцать два года я молчала. Я устала, Витя.
Он опустил вилку. Посмотрел вокруг — на кухню, на телевизор, на нее.
— Я думал, нам хорошо, — прошептал.
— Тебе хорошо. Я умираю здесь. По кусочкам. Каждый день немножко.
Она встала и стала собирать посуду. Руки не дрожали. Первый раз за много лет она была абсолютно спокойна.
— Куда ты ходила? — спросил он вдруг. — По вторникам. Я знаю, что ты куда-то ходила.
Лариса обернулась:
— В библиотеку. На литературный кружок. Там я разговариваю. Там меня слушают.
— Я слушаю тебя, — попытался возразить Виктор.
— Когда? Когда последний раз ты спросил, о чем я думаю? Что меня волнует? Кем я хочу быть?
Он сидел молча. Не находил слов.
— Я не уйду навсегда, — мягко сказала она. — Мне просто нужно пространство. Время подумать. И, может быть, когда-нибудь мы научимся разговаривать по-настоящему.
Порог нового
Лариса собрала вещи за час. Удивительно, как мало оказалось вещей, которые она считала своими. Любимые книги, несколько фотографий, одежда. Все уместилось в один большой чемодан.
Виктор сидел в гостиной. Не помогал, не мешал. Просто сидел и смотрел, как она ходит из комнаты в комнату.
— Посуду оставляю, — сказала она. — И мебель. Мне нужно только самое необходимое.
Он кивнул.
Она зашла в кухню последний раз. Открыла нижний ящик и достала синюю тетрадь. Виктор знал про нее — она видела это в его глазах. Но не говорил.
— Я буду звонить, — сказала Лариса, застегивая куртку. — По воскресеньям. После обеда.
— По воскресеньям, — повторил он.
Она подошла к полке в прихожей и положила ключи от квартиры. Рядом с его ключами. Два одинаковых брелока в виде домика. Сколько лет они лежали вместе?
— Лариса, — окликнул он, когда она взялась за ручку двери.
Она обернулась.
— Я не умел говорить. Я думал, этого достаточно — приходить домой, зарабатывать, быть рядом.
— Я знаю, — тихо ответила она. — Поэтому я не сержусь. Просто... пока не могу.
Виктор встал. Подошел ближе. Они стояли в метре друг от друга — слишком близко для посторонних, слишком далеко для супругов.
— Может, я когда-нибудь научусь, — сказал он неуверенно.
— Может быть, — улыбнулась она печально. — У нас есть время подумать.
Она открыла дверь. Холодный ветер ворвался в прихожую. За порогом начиналась ее новая жизнь — неизвестная, пугающая, но ее собственная.
Виктор проводил взглядом ее силуэт до лифта. Когда дверь закрылась, он вернулся в квартиру.
Тишина была другой. Не пустой, а ждущей. Как будто дом затаил дыхание в ожидании перемен.
Второй стул
Месяц прошел как сон. Виктор научился готовить себе ужин и есть без телевизора. По воскресеньям они разговаривали по телефону. Короткие неловкие диалоги, но разные каждый раз.
Сегодня он не выдержал и пришел к ней.
Лариса открыла дверь удивленно. Он стоял с маленьким букетом мимозы — ее любимых цветов. Когда в последний раз он дарил ей цветы?
— Я думал... — начал он. — Может, ты расскажешь о своем кружке. О том, что пишешь.
Она молча пропустила его в квартиру. Маленькая студия. Чисто, уютно. Стол у окна, на нем — синяя тетрадь и свежие распечатки.
— Могу послушать? — спросил он просто.
Лариса посмотрела на него долго. Потом кивнула и достала из шкафа второй стул.
— Сегодня я читала в библиотеке рассказ. О том, как важно иметь свой голос.
Она села за стол, он устроился рядом. Между ними оставалось пространство, но не пропасть.
— Это про нас? — спросил он, когда она закончила читать.
— Про меня. Про тебя. Про то, что было. И, может быть, про то, что будет.
Виктор смотрел на нее. Она была другой — не бледной домохозяйкой, а женщиной, которая пишет рассказы и читает их людям.
— Я хочу научиться слушать, — сказал он тихо. — Не знаю, получится ли, но хочу попробовать.
Лариса улыбнулась. Первый раз за много недель.
— Я тоже хочу научиться говорить. По-настоящему. Без обид и накопленных претензий.
Они сидели рядом, и между ними было столько недосказанного. Но теперь это было хорошее молчание. Обещание разговоров, которые еще будут.
— Чай будешь? — спросила она.
— Буду, — ответил он.
И эти простые слова звучали как начало чего-то нового. Как первый разговор после долгой тишины.
Второй стул больше не был пустым.