Лариса открыла глаза раньше будильника. Это вошло в привычку — просыпаться до рассвета и лежать, рассматривая трещины на потолке. Комната утопала в серости, как и ее жизнь последние годы.
Она встала, машинально поправила покрывало на нетронутой половине кровати. Когда-то давно там спал Алексей. Теперь он появлялся дома редко, словно гость, будто делал одолжение своим присутствием.
На кухне Лариса поставила чайник. Стол был накрыт на двоих — по привычке. Второй стул пустовал. На холодильнике желтела записка: «Буду поздно». Три года прошло, а она так и не сняла эту бумажку. Словно талисман несбывшихся надежд.
Взгляд упал на фотографию в рамке. Их семейный портрет: она, Алексей и сын Костя. Все улыбаются. Костя тогда только в школу пошел. Алексей держит ее за плечи крепко, будто боится отпустить. А теперь...
Лариса провела пальцем по стеклу рамки, стирая пыль. Внутри что-то сломалось давно, но она продолжала делать вид, что все нормально. Ходила на работу, готовила ужины, которые никто не ел, ждала звонков, которых не было.
Сегодня что-то изменилось. Словно тихий голос внутри зазвучал яснее. «Хватит», — шептал он. Лариса смотрела в окно, где занимался рассвет, окрашивая небо в розовый. Чайник свистел, призывая к действию. Пора было что-то менять. Пустота внутри требовала заполнения. Не им — собой.
Возвращение чужого человека
Ключ в замке повернулся около восьми вечера. Лариса вздрогнула — раньше сердце бы затрепетало от радости, теперь лишь сжималось от тревоги. Алексей вошел, не разуваясь, бросил пиджак на спинку стула. Его взгляд скользнул по комнате, но не по ней. Будто она была частью обстановки, не более.
— Чай будешь? — спросила Лариса, хотя знала ответ.
— Нет времени, — буркнул он, копаясь в ящике комода. — Где мои зимние ботинки? Не могу найти.
Лариса молча указала на антресоли. Она давно научилась говорить только по делу — лишние слова вызывали у него раздражение.
— Мне нужно собрать вещи, — вдруг сказал он, глядя в стену за ее спиной. — Уеду на пару недель. Может, месяц.
— К ней? — вопрос вырвался сам собой.
Алексей поморщился, словно от зубной боли.
— Не начинай. Я же все равно вернусь, чего кипятиться? Всегда возвращаюсь, — в его голосе звучало странное презрение. Будто возвращение было не желанием, а одолжением.
Лариса смотрела, как он собирает чемодан. Раньше она плакала бы, умоляла остаться. Сейчас внутри разливалось что-то новое — тихая решимость. Она наблюдала за его торопливыми движениями, за тем, как небрежно он скидывал вещи, и думала: «Это в последний раз».
— Костя знает? — спросила она.
— Сам скажу, когда время будет, — отрезал Алексей. — Деньги на карту скину. Не драматизируй, ладно? Просто мне нужно пространство.
Лариса кивнула. Сейчас она понимала — ему нужно не пространство. Ему нужна свобода возвращаться, когда вздумается, и уходить без объяснений. Но что нужно ей самой?
Решительный шаг
Алексей вынес последний чемодан. Лариса стояла у окна, наблюдая, как он укладывает вещи в багажник. Руки на подоконнике подрагивали, но решение уже созрело.
Во дворе показался невысокий мужчина с потертым кожаным портфелем. Лариса глубоко вдохнула. Она договорилась с ним вчера, после бессонной ночи, когда мысль впервые оформилась в четкий план.
— Вы к Соколовым? — окликнула она мастера, приоткрыв форточку.
Мужчина кивнул, деловито поправляя кепку. Алексей почти закончил с вещами и, казалось, не замечал происходящего вокруг.
— Я сейчас открою, — сказала Лариса и отошла от окна.
Сердце стучало где-то в горле, когда она открывала входную дверь. Мастер вошел, оглядываясь на прихожую.
— Менять будем? — спросил он, доставая инструменты.
— Да, полностью. Новые замки, новые ключи.
Мастер работал быстро и молча. Лариса сидела на краешке стула, прислушиваясь к скрежету металла. Каждый оборот отвертки будто отсекал кусочек прошлой жизни.
Из окна она видела, как Алексей закурил, привалившись к машине. Он всегда так делал перед отъездом — последняя сигарета перед дорогой. Когда-то она выходила проводить его, теперь же смотрела сквозь тюль, невидимая.
— Готово, — сказал мастер через сорок минут. — Два комплекта, как просили.
Лариса приняла ключи, ощущая их тяжесть и прохладу. Что-то изменилось в ней самой, словно новый механизм встал на место. Она расплатилась и закрыла за мастером дверь. Дважды повернула ключ, проверяя.
Из окна она видела, как Алексей захлопнул багажник и сел в машину. Он не помахал, не оглянулся. Просто уехал, как делал десятки раз до этого. Но в этот раз всё было иначе. Дверь была закрыта. Для него — навсегда.
Закрытая дверь
Первый стук в дверь раздался через три дня. Лариса сидела с книгой в кресле, когда услышала знакомый звук: два коротких, один длинный — так стучал только Алексей. Она замерла, не шевелясь. Стук повторился, более настойчивый.
Затем зазвонил дверной звонок. Долго, требовательно. Лариса положила книгу и подошла к двери, но не открыла. Она словно со стороны наблюдала за происходящим — женщина у двери, мужчина снаружи. Десятки лет одна и та же сцена, только раньше она всегда открывала.
— Лариса! — голос Алексея звучал раздраженно. — Открой немедленно! Я знаю, что ты дома!
Она молчала. Телефон в кармане завибрировал. Алексей звонил. Лариса смотрела на экран, пока он не погас. Снова вибрация. Она сделала глубокий вдох и ответила.
— Почему ты не открываешь? — в его голосе слышалось недоумение. — У меня ключ не подходит.
— Да, — спокойно ответила Лариса. — Я сменила замки.
Тишина на том конце была оглушительной. Затем взрыв:
— Ты что, с ума сошла? Это мой дом! Немедленно открой!
— Нет, Алексей, — голос звучал тихо, но твердо. — Ты ушел. А я осталась.
— Что за бред? Я же сказал, что вернусь! Всегда возвращался!
Лариса прислонилась спиной к двери. За ней бушевала буря, но внутри было удивительно спокойно.
— Не в этот раз, — произнесла она и нажала отбой.
Крики за дверью продолжались еще какое-то время. Потом удары в дверь. Потом тишина. Лариса не двигалась с места, словно ждала, что сама в себе что-то сломается — привычка уступать, страх одиночества. Но вместо этого она ощутила странное чувство свободы, словно выпустили из клетки.
Откровенный разговор
Костя приехал вечером. Без звонка, без предупреждения. Просто нажал на дверной звонок и стоял на пороге — высокий, как отец, но с ее глазами. В последние годы он заходил редко, мельком. Сейчас же был напряжен и растерян.
— Пап звонил, — сказал он вместо приветствия. — Говорит, ты с ума сошла. Замки сменила.
Лариса молча пропустила сына на кухню. Поставила чайник, достала печенье — по привычке то, что он любил в детстве.
— Я не понимаю, мам, — Костя сел за стол, непривычно сутулясь. — Вы же столько лет вместе. Что случилось?
Лариса смотрела на сына — взрослый мужчина, а видит только поверхность. Как тот мальчик, который верил, что разбитая ваза сама упала.
— Двадцать семь лет, — тихо сказала она. — И знаешь, последние десять я жила одна. Даже когда он был здесь.
— Но он всегда возвращался, — Костя растерянно смотрел на мать. — Ты же знала, что у него... ну...
— Командировки? — Лариса горько усмехнулась. — Я знала. Знала, когда он приходил с чужими духами на рубашке. Знала, когда звонил и придумывал очередную ложь. Знала, когда видела его с другой женщиной в кафе.
Костя смотрел в чашку. Она видела, как дрогнули его плечи.
— Почему ты молчала? Почему не ушла раньше?
— Из-за тебя, — просто ответила Лариса. — Потом по привычке. Потом от страха. Кому я нужна в пятьдесят?
— А сейчас?
— А сейчас поняла — мне нужна я сама. Такая, какая есть. Не половинка кого-то, а целый человек.
Они пили чай в странной, новой тишине. Костя смотрел на мать, будто видел впервые — не домработницу, не приложение к отцу, а женщину с собственной судьбой.
Непрочитанное письмо
Конверт пришел на второй неделе. Обычный белый, без марки — значит, сам принес. Лариса заметила его, вернувшись с работы. Он лежал на коврике перед дверью, будто простая записка от соседей.
Она подняла конверт, повертела в руках. Почерк Алексея — угловатый, с сильным нажимом. Раньше при виде этих букв у нее перехватывало дыхание. Теперь — ничего.
В гостиной Лариса села в кресло, все еще держа конверт нераспечатанным. За окном опускались сумерки, и она не спешила включать свет. Просто сидела в темноте, слушая тиканье часов.
Наконец, решившись, она вскрыла конверт. Достала сложенный вчетверо лист — такой обычный, из блокнота. Развернула.
«Лариса, я не знал, что ты всерьез...»
Она остановилась. Эти пять слов вдруг показались ей квинтэссенцией всей их жизни. Он никогда не принимал ее всерьез — ни ее боль, ни ее желания, ни ее саму.
Лариса аккуратно сложила письмо, не дочитав. Встала, зажгла конфорку на газовой плите и поднесла уголок бумаги к огню. Пламя быстро охватило лист, подбираясь к ее пальцам. Она бросила горящее письмо в раковину и смотрела, как оно чернеет, скручивается, превращается в пепел.
Странно, но она не чувствовала злости или торжества. Только усталость и что-то похожее на сочувствие — к себе прежней, к нему настоящему. Два человека, живущие рядом и никогда по-настоящему не видевшие друг друга.
Вода смыла пепел. Лариса вытерла раковину, словно стирая последние следы. Ей не хотелось знать, что было в письме — какие новые обещания, какие удобные для него объяснения. Дверь закрылась не только физически — теперь она закрылась и в ее сердце.
Новый рассвет
Прошел месяц. Лариса сняла со стены выцветшие обои — те самые, с мелким цветочком, которые они с Алексеем клеили вместе двадцать лет назад. Сейчас стены были покрашены в мягкий персиковый цвет. Новые занавески пропускали больше света, делая комнату светлой даже в пасмурный день.
Ольга, подруга детства, сидела с ней на кухне. Они пили чай с малиновым вареньем, которое Лариса сварила сама, впервые за много лет.
— Шкаф этот старый тоже выброшу, — говорила Лариса, разливая чай по чашкам. — Закажу новый, светлый. С зеркалом.
— Смотри-ка, прямо новоселье, — улыбнулась Ольга. — А это что? — она кивнула на карту, прикрепленную магнитами к холодильнику.
— Карелия, — Лариса подошла и показала пальцем обведенный красным кружком район. — Там озера, сосны. Воздух чистый. Летом поеду.
— Одна? — брови Ольги приподнялись.
— Почему одна? С экскурсионной группой. Уже и путевку присмотрела.
Телефон Ларисы зазвонил. Она взглянула на экран, нахмурилась на мгновение и взяла трубку.
— Алло, Костя? Да, я дома. Конечно, приезжай. Привози Машу, я пирог испеку.
Ольга смотрела на подругу с легким удивлением. Что-то неуловимо изменилось в ней — осанка, голос, взгляд. Словно занавес упал, открывая новую Ларису — ту, что всегда была внутри, но пряталась от чужих глаз.
— Знаешь, — сказала Ольга, когда Лариса закончила разговор, — ты совсем другая стала.
— Другая? — Лариса задумалась. — Нет, просто я наконец-то стала собой. Представляешь, полвека прожила, а только сейчас поняла, кто я.
Она подошла к окну, глядя на раскидистую яблоню во дворе. Ветви, еще недавно голые, покрылись нежной зеленью. Весна брала свое, возрождая к жизни даже то, что казалось мертвым.