Марина аккуратно поднесла ложку с кашей к маленькому ротику Димки. Сынишка капризничал, отворачивался, но она терпеливо продолжала кормить его, приговаривая:
— Давай, солнышко, ещё ложечку. За бабушку, за дедушку...
В замке повернулся ключ, и входная дверь распахнулась с таким грохотом, что малыш вздрогнул. Марина машинально прижала его к себе.
— Ну вот, напугал ребёнка, — тихо проговорила она, поглаживая сына по спине.
Антон влетел на кухню, сияющий, с какой-то яркой папкой в руках. Он даже не снял обувь в прихожей, и теперь на полу оставались мокрые следы.
— Мариш, завтра едем продавать твою машину, — объявил он, бросая папку на стол и избегая смотреть ей в глаза.
Марина замерла с ложкой в руке.
— Что? — только и смогла выдавить она.
— Маме новую беру. Решил сделать подарок, она давно хотела, — Антон открыл холодильник, достал кефир и пил прямо из бутылки, всё также не глядя на жену.
— А меня ты спросить не хочешь? — в голосе Марины появились нотки недоумения.
— А что тебя спрашивать? — он наконец посмотрел на неё, но как-то мельком, раздражённо. — Ты же всё равно в декрете, сидишь дома. Когда ты в последний раз за руль садилась? Полгода назад? Машина просто гниёт во дворе.
Марина молчала. В горле появился тяжёлый комок, а в глазах — предательская влага. Она опустила взгляд, чтобы муж не заметил. Димка снова потянулся к ложке, и она механически продолжила его кормить, хотя аппетит у самой пропал напрочь.
— К тому же, — продолжал Антон, — с маминой машиной уже совсем беда. Вчера еле завелась.
Он так и не заметил тени, пробежавшей по лицу жены, её сжатых губ и побелевших пальцев, стискивающих детскую ложку.
Вечер перестал быть обычным. Что-то треснуло, сломалось в их отношениях, но звук этой трещины услышала только Марина.
Разговор в парке
— Ты что, так и промолчала? — Лена возмущённо смотрела на подругу, качая коляску с уснувшим малышом.
Весенний парк шумел вокруг них молодой листвой. На скамейке, где они сидели, солнечные пятна сменялись тенями, словно отражая смешанные чувства Марины.
— А что я должна была сказать? — Марина пожала плечами. — Может, он прав. Я действительно редко пользуюсь машиной сейчас.
— Да при чём здесь частота? — Лена всплеснула руками так резко, что чуть не опрокинула стаканчик с кофе. — Это твоя машина! Купленная до свадьбы, на твои деньги! И вообще, дело не в машине, а в его отношении.
Марина смотрела на играющих неподалёку детей. Мальчик лет пяти старательно строил куличики из песка, а его мама сидела рядом на корточках и что-то ему говорила, улыбаясь. Вот такой должна быть семья — внимательной, заботливой.
— Знаешь, — продолжала Лена, — Моя бабушка говорила: «Как позволишь с собой обращаться в мелочах, так и будут обращаться в крупном». Сегодня он твою машину продаёт, а завтра что? Квартиру? Тебя?
Марина неожиданно рассмеялась:
— Меня-то зачем?
— А зачем машину? — не унималась подруга. — Неважно, нужна она тебе сейчас или нет. Это твоё право — владеть своими вещами.
Порыв ветра взъерошил волосы Марины, она откинула прядь со лба и вдруг почувствовала, как внутри поднимается волна возмущения. Тихая, пока ещё робкая, но уже настоящая.
— Знаешь, ты права, — вдруг сказала она. — Это моя машина, и решать должна я. Просто... я так привыкла уступать, чтобы сохранить мир в семье.
— Мир в семье — это когда обоих уважают, — тихо ответила Лена. — А не когда одна всё время прогибается.
Они помолчали. Марина смотрела, как качаются верхушки деревьев, и чувствовала, как что-то внутри неё тоже качнулось, сдвинулось с места.
— Давай ещё погуляем? — предложила она. — Мне нужно подумать.
Закон на моей стороне
Вечер окутал город синими сумерками. Марина, уложив Димку, застыла перед компьютером. Экран высвечивал: «юридическая консультация по семейным вопросам». Пальцы дрожали над клавиатурой, словно она делала что-то запретное.
Антон задержался на работе, и эти часы одиночества странным образом успокаивали и давали силы. Марина набрала номер и договорилась о встрече на завтра.
— Машина оформлена на вас и приобретена до брака? — юрист, женщина средних лет с внимательным взглядом, что-то записала в блокнот. — В таком случае, это ваша личная собственность, а не совместно нажитое имущество.
Светлый кабинет с книжными полками внушал уверенность. Марина сидела, крепко сжимая сумочку на коленях.
— То есть муж не может продать её без моего согласия?
— Более того, — юрист улыбнулась, — он вообще не имеет права её продавать. Только вы, как собственник, можете совершать сделки с данным имуществом.
Что-то словно расправилось в душе Марины — какая-то пружина, долго сжатая до предела.
— А если я сама решу продать машину?
— Вы вправе распоряжаться своим имуществом без согласия супруга, — юрист сложила руки на столе. — Это ваше законное право. Деньги, полученные от продажи добрачного имущества, также являются вашей личной собственностью. Но позвольте спросить — этот вопрос связан с какими-то семейными сложностями?
Марина посмотрела в окно. На улице молодая мама везла коляску, рядом шёл мужчина, заботливо придерживая её за локоть.
— Да, — тихо ответила она. — Связан.
— Вы знаете, — сказала юрист после паузы, — часто за имущественными спорами стоят более глубокие проблемы в отношениях. Возможно, стоит начать с разговора?
— Нам уже не о чем разговаривать, — вдруг с удивившей саму себя твёрдостью произнесла Марина. — Но спасибо за консультацию. Она очень помогла.
Выйдя из офиса, Марина глубоко вдохнула весенний воздух. Внутри росло новое, незнакомое прежде чувство — ощущение собственной силы.
Разговор с матерью
— Мама, я не знаю, что делать, — Марина помешивала чай, сидя за кухонным столом в родительском доме.
Мать — седая, но всё ещё статная женщина — нарезала пирог с яблоками. От десерта шёл теплый, уютный запах корицы и ванили. Димка сладко спал в соседней комнате, убаюканный бабушкиными сказками.
— Я всё думаю про эту машину, — продолжала Марина. — Может, и правда стоит продать? В конце концов, мне действительно сейчас не до поездок.
Мать молча поставила перед дочерью тарелку с пирогом и села напротив. Её взгляд был серьёзным и каким-то отрешённым, словно она смотрела сквозь Марину — в прошлое.
— Дело не в машине, верно? — тихо спросила она.
Марина вздохнула и покачала головой:
— Не знаю, мам. Просто... он даже не спросил. Просто поставил перед фактом.
— Твой отец тоже так делал, — мать отпила чай, её пальцы слегка дрожали. — Сначала мелочи — куда поедем отдыхать, какую мебель купим. Потом всё больше и больше. А я всё молчала, берегла семью.
— И что, помогло? — горько усмехнулась Марина.
Мать покачала головой:
— Сама знаешь, чем всё закончилось. Двадцать пять лет вместе, а потом он просто ушёл к другой, даже не извинившись. И знаешь, что самое обидное? Когда я пыталась что-то сказать на прощание, выплеснуть всю боль, он только плечами пожал: «А что такого? Ты же всегда со всем соглашалась».
Она помолчала, глядя в окно, за которым качалась старая яблоня.
— Если тебя не уважают, дочка, лучше уходить молча, без истерик. Истерики — это когда ты всё ещё надеешься что-то изменить. А когда внутри уже всё решено — зачем кричать?
Марина смотрела на мать и видела морщинки вокруг глаз, седину в волосах — следы пережитой боли и разочарования.
— Я не хочу повторить твою судьбу, мама, — тихо произнесла она.
— И не повторишь, — впервые за вечер мать улыбнулась. — Потому что ты сильнее меня. Ты уже здесь, уже спрашиваешь совета, а не проглатываешь обиду.
Решительные шаги
Раннее утро окрасило кухню в золотистые тона. Марина сидела за столом, перебирая документы: паспорт, свидетельство о рождении сына, техпаспорт на машину.
За неделю она успела всё: найти покупателя на свою старенькую «Тойоту», просмотреть объявления о сдаче квартир, собрать самые необходимые вещи. Действовала тихо, методично, без слёз и истерик. Ещё вчера подписала договор аренды небольшой «однушки» в соседнем районе, заплатив первый взнос.
Антон ничего не заметил. Он был слишком занят выбором машины для своей матери, каждый вечер с восторгом рассказывая о новых моделях, ценах, скидках. Не видел он и того, как жена украдкой собирает детские вещи, складывает в коробки любимые книги, сортирует фотографии.
Сегодня она проснулась особенно рано. Впереди был трудный день.
— Вот, все документы в порядке, — Марина пожала руку покупателю, пряча полученные деньги в сумочку.
Мужчина сел в её бывшую машину и уехал. Она смотрела вслед и чувствовала не сожаление, а странное облегчение.
В банке Марина разделила деньги поровну, аккуратно упаковав половину в конверт для Антона. Вторую половину перевела на свою карту.
Вечером она встретила мужа с улыбкой. Димка уже спал в кроватке, вещи были собраны.
— О, ты уже дома! — Антон был в приподнятом настроении. — Завтра едем за машиной для мамы. Я уже и салон присмотрел, и модель. Покажу фотки!
Марина смотрела на него спокойно, чуть отстранённо, словно видела впервые.
— Я сняла квартиру, — негромко сказала она. — Завтра мы с Димой уезжаем.
Антон замер с телефоном в руках:
— Что? Какую ещё квартиру? Ты о чём?
— Я продала свою машину, — она положила на стол конверт. — Вот твоя доля. На остальное я внесла первый взнос за аренду.
Лицо мужа вытянулось, он растерянно хлопал глазами:
— Постой... ты что, серьёзно? Из-за какой-то машины? Марин, ты что?
— Не из-за машины, — она покачала головой. — Из-за неуважения. Ты даже не спросил моего мнения, просто решил всё за меня. Словно меня нет.
— Да брось ты! — в его голосе появились нотки паники. — Подумаешь, машина! Купим тебе новую потом...
— Поздно, — она развернулась и пошла собирать последние вещи. — Я уже всё решила.
Своё гнездо
Маленькая квартирка утопала в коробках. Солнечные лучи пробивались сквозь незанавешенные окна, расчерчивая пол золотистыми полосами. Здесь было просто, без изысков: старенький диван, купленный с рук, стол, пара стульев и детская кроватка для Димки.
Марина сидела прямо на полу, прислонившись спиной к стене, и держала на руках сынишку. Малыш, убаюканный дневной суетой, спал, посапывая ей в плечо. Она гладила его по спинке и смотрела в окно, где виднелся кусочек неба — ярко-голубого, почти летнего.
— Ну вот, сынок, теперь у нас свой угол, — прошептала она.
Вчера был трудный день. Антон метался между яростью и мольбами, пытался и угрожать, и умолять. Говорил, что она сошла с ума, что мать-одиночка с ребёнком никому не нужна, что одна она не справится. Марина молчала, методично собирая вещи, и это бесило его ещё больше.
Сегодня телефон разрывался от его звонков и сообщений. Она отключила звук. Сейчас ей нужна тишина — хотя бы на несколько дней, чтобы собраться с мыслями, понять себя заново.
Вокруг стояли коробки с вещами — не так уж много их оказалось. Самое необходимое для неё и сына. Остальное пусть остаётся там, в прошлой жизни.
Димка завозился, открыл сонные глазки и улыбнулся беззубой улыбкой.
— Привет, мой хороший, — Марина поцеловала его в макушку. — Проснулся? Пойдём, покажу тебе наш новый дом.
Она поднялась, прижимая к себе сына, и медленно пошла по комнатам, негромко рассказывая:
— Вот здесь мы будем спать, а тут играть. А там, на балконе, я посажу цветы — много-много. Красные, жёлтые, синие...
Усталость навалилась вдруг, тяжёлая, неподъёмная. Марина присела на подоконник и прижалась лбом к стеклу. На душе было пусто, но эта пустота не пугала — словно очистили место для чего-то нового, светлого.
— Мы справимся, малыш, — сказала она сыну. — Мы обязательно справимся.
И впервые за долгое время она ощутила спокойную уверенность — в себе, в завтрашнем дне, в своих силах.
Слишком поздно
Антон сидел на кухне в полумраке. За окном давно стемнело, но он не включал свет — так было легче думать. Перед ним стояла нетронутая чашка с остывшим чаем.
Квартира казалась неузнаваемо пустой и гулкой. Исчезли детские игрушки, разбросанные по углам, пропали книги с полок, не было маленьких башмачков в прихожей. Даже воздух изменился — стал каким-то стерильным, словно из него вынули всю жизнь.
Телефон молчал. Марина не отвечала ни на звонки, ни на сообщения.
В прихожей хлопнула дверь — пришла мать. Она молча прошла на кухню, щёлкнула выключателем. Яркий свет больно ударил по глазам.
— Сидишь в темноте, как сыч, — недовольно бросила она, ставя на стол пакеты с продуктами. — Нашёл Марину?
Антон покачал головой.
— У подруги этой её была? У Ленки?
— Там нет никого, — хрипло ответил он. — И телефон отключен.
Мать фыркнула, выкладывая покупки:
— Вернётся, куда денется. С ребёнком-то много не набегаешься. Деньги кончатся — приползёт.
Антон вдруг стукнул кулаком по столу, так что чашка подпрыгнула:
— Ничего ты не понимаешь! Она не вернётся! Я же знаю её — если уж решила...
Он осёкся, глядя на стол. Перед ним всё ещё лежал тот самый конверт с деньгами. Половина суммы от проданной машины — честно, поровну. И записка: «Это твоя доля. Прощай».
Мать поджала губы:
— Вот доигрался. Я говорила тебе — не дави на неё. Она тихая-тихая, а потом как выкинет что-нибудь.
— Это из-за тебя всё, — вдруг с горечью сказал Антон. — Всё из-за твоей машины. Зачем ты вообще начала про неё говорить?
— А теперь я виновата? — мать всплеснула руками. — Сам решил, сам настоял, а теперь крайняя я? Да не нужна мне никакая машина! Я просто так сказала, между делом!
Антон тяжело поднялся со стула и прошёл в спальню. На кровати всё ещё лежала любимая футболка Марины — старая, застиранная, с изображением какого-то мультяшного героя. Он поднёс её к лицу, вдохнул знакомый запах и вдруг понял, что плачет — впервые за много лет.
Телефон он нашарил на прикроватной тумбочке. Пальцы сами нашли её номер. Но что сказать? Какими словами вернуть то, что разрушил сам?
Экран светился, но Антон так и не нажал кнопку вызова.