Найти в Дзене

Пока он крутил схемы, я крутила руль в сторону свободы

Оглавление

Тарелка с непрогретым ужином стояла передо мной уже минут пятнадцать. Вечерняя тишина в квартире нарушалась только тиканьем старых ходиков да редким шуршанием машин за окном. Виктор сидел напротив, уткнувшись в экран телефона — нового, глянцевого, с большим дисплеем. Когда он только успел его купить? Я и не заметила.

— У тебя новый телефон? — спросила я, разрезая остывшую котлету.

Виктор вздрогнул, словно я его на чём-то поймала.

— А, да. По работе выдали, — он мельком показал аппарат и тут же положил экраном вниз.

Телефон звякнул уведомлением. Виктор схватил его, взглянул на экран и резко встал.

— Прости, нужно ответить, — бросил он и вышел в коридор.

Я слышала, как он говорил вполголоса, а потом звук его шагов удалился в сторону спальни. Хлопнула дверь. Щёлкнул замок.

Замок? В нашей спальне?

Что-то сжалось внутри. Это ощущение было со мной уже давно — чувство, будто я гостья в собственном доме. Постепенно оно росло, как снежный ком: сначала отдельный ящик в шкафу, куда мне нельзя заглядывать, потом запароленный компьютер, теперь — закрытые двери.

Звон вилки о тарелку вернул меня в реальность. Я машинально доедала ужин, когда Виктор вернулся с расслабленным лицом.

— Всё в порядке? — спросила я.

— Да, рабочие вопросы, — он махнул рукой. — Ты чай будешь?

Я кивнула, наблюдая, как он прячет телефон во внутренний карман пиджака. Раньше он всегда оставлял его на виду. Раньше у нас не было секретов.

Чай мы пили в тишине. С каждым глотком горечь поднималась к горлу, и дело было вовсе не в крепкой заварке.

Кухонные откровения

— Мам, ты уже третий раз соль в чай кладёшь, — Алёна осторожно забрала у меня солонку.

Я вздрогнула, возвращаясь из своих мыслей в кухню дочери — светлую, уютную, пахнущую корицей и ванилью. Здесь всегда было легче дышать.

— Прости, задумалась, — пробормотала я, отставляя чашку.

— О нём? — Алёна никогда не называла Виктора по имени. Просто "он", с едва заметным нажимом.

Я кивнула, чувствуя, как предательски дрожит подбородок. Слёзы навернулись неожиданно, будто давно ждали момента.

— Вчера в телефоне его рылась, когда он в душе был, — слова вырвались сами собой. — Там переписки с какой-то Мариной, фотографии...

— Мама, — Алёна накрыла мою руку своей. — Он тебя использует. Уже десять лет использует.

Я замерла. Одно дело — думать это самой, совсем другое — услышать от собственной дочери.

— Что ты имеешь в виду? — голос внезапно стал хриплым.

— Сама посуди: ты работаешь, деньги в семью приносишь, готовишь, убираешь. А он что? Только командует да по своим делам бегает. Твоей пенсии ему мало стало, теперь ещё кредиты на тебя оформляет.

— Откуда ты...

— Мне Светка из банка звонила, спрашивала, знаю ли я, что ты поручитель по его кредиту. Мам, ты хоть представляешь, на какую сумму расписалась?

Я покачала головой. Перед глазами всплыли бумаги, которые Виктор давал мне подписывать. "Просто формальность, Олечка, для работы надо".

— Он же... он обещал всё выплатить.

Алёна горько усмехнулась:

— И ты ему веришь? После всего? Помнишь дачу мою, которую продать пришлось из-за его "временных трудностей"?

Что-то словно оборвалось внутри. Страшно было признать очевидное, но ещё страшнее — продолжать закрывать на всё глаза.

— Что же мне делать? — прошептала я.

— Уходить, мама. Просто уходить, пока он тебя по миру не пустил.

Эти слова звучали одновременно как приговор и как спасение.

Непрошеные гости

Дверной звонок разорвал утреннюю тишину, как выстрел. Я вздрогнула, расплескав кофе на халат. Семь тридцать утра — кто мог прийти в такую рань? Виктор уехал вчера в командировку, соседи никогда не беспокоили до девяти.

Звонок повторился, настойчивее. Потом ещё и ещё.

Я накинула старенький халат, машинально одёрнула его, поправила волосы и подошла к двери. В глазок были видны двое мужчин в тёмных костюмах — молодые, подтянутые, с непроницаемыми лицами.

— Кто там? — голос предательски дрожал.

— Ольга Петровна Савельева? Откройте, пожалуйста. У нас важный разговор.

Сердце пропустило удар, но я всё же повернула замок.

— Доброе утро, Ольга Петровна, — произнёс тот, что повыше, с ледяной вежливостью. — Коллекторское агентство "СтарФинанс". Мы по поводу вашей задолженности.

— Какой задолженности? — я машинально запахнула халат сильнее. — У меня нет никаких долгов.

Второй мужчина достал папку и раскрыл её:

— Потребительский кредит на сумму один миллион двести тысяч рублей, оформленный на ваше имя шесть месяцев назад. Платежи не вносились последние три месяца. Вот ваша подпись.

Он повернул ко мне документ. Подпись была действительно моей.

— Но я... я не брала никакого кредита, — прошептала я, чувствуя, как немеют пальцы.

— Вы подписали, вы и отвечаете, — ровным голосом сказал первый. — Мы можем обсудить варианты реструктуризации долга. Или график выплат. Но если договорённость не будет достигнута, мы вынуждены будем...

Дальше я слушала как сквозь вату. Что-то про суд, про арест имущества, про запрет на выезд.

— Мне нужно время, — голос звучал словно чужой.

— Конечно, — улыбнулся первый. — Ровно сутки. Завтра мы вернёмся.

Когда дверь закрылась, ноги подкосились. Я сползла по стенке на пол, задыхаясь от ужаса и унижения. Миллион двести тысяч — это же вся моя пенсия за пять лет. Откуда у Виктора такие долги? И главное — почему на моё имя?

Ночной побег

В темноте собственная квартира казалась чужой и враждебной. Настенные часы показывали половину второго ночи. Я двигалась почти бесшумно, как воришка, вытаскивая из шкафа самое необходимое: тёплый свитер, две пары брюк, бельё, носки. Что ещё берут люди, когда убегают из собственного дома?

Руки дрожали, пока я перекладывала вещи в старую спортивную сумку. Паспорт, пенсионное удостоверение, сберкнижка, немного наличных, которые хранила под стопкой полотенец — мои "гробовые", как я их называла. Телефон пискнул уведомлением — сообщение от Виктора: "Задерживаюсь ещё на день. Целую". Я поставила телефон на беззвучный режим и засунула его в карман.

Неожиданно в глаза бросилась наша свадебная фотография на комоде. С неё улыбались двое счастливых людей. Где теперь те люди? Я отвернула рамку лицом вниз.

На кухне выключила из розеток все приборы. Проверила газ. В прихожей ещё раз перечитала записку, которую написала для Виктора: "Уехала к сестре. Позвоню". Сестра умерла три года назад, но Виктор об этом не знал — мы никогда не говорили о моей семье.

На улице моросил мелкий дождь. Я заперла дверь и, не оглядываясь, пошла к остановке. Последний автобус до автовокзала должен был прийти через десять минут. Оттуда — ночной рейс до Озёрска, где жила Нина, моя подруга юности, предложившая приют, когда я позвонила ей в панике после визита коллекторов.

В пустом автобусе пахло сыростью и бензином. Я прислонилась лбом к холодному стеклу, глядя на убегающие назад огни города. Странное чувство охватило меня — смесь страха и невероятного, почти забытого ощущения свободы. Словно я наконец сбросила тяжёлую шубу в душном помещении.

За окном проплывали тёмные силуэты домов, редкие фонари, пустые дороги. Двадцать два года в браке, последние десять — в молчаливой войне. И вот я бегу, как перепуганная девчонка, с одной сумкой и горстью наличных.

"Трусиха", — шептал внутренний голос.

"Нет, — отвечала я ему. — Наконец-то смелая".

Костёр решений

Крохотная дача Нины стояла на самом краю садового товарищества — старенький домик с покосившимся крыльцом и заросшим малиной участком. Именно здесь, среди запаха прелых листьев и дыма от костра, я провела три самых спокойных дня за последние годы.

На четвёртый день почтальон принёс письмо. Обычный белый конверт с моим именем, написанным знакомым размашистым почерком. Нина молча протянула его мне и деликатно ушла в дом. Она всегда умела чувствовать, когда нужно оставить человека наедине с собой.

Я сидела возле костра, где мы жгли старые ветки и прошлогоднюю листву. Солнце клонилось к закату, окрашивая всё вокруг в тёплые оранжевые тона. В другое время я бы залюбовалась этой красотой, но сейчас в руках держала письмо, которое весило, казалось, целую тонну.

"Как он узнал, где я?" — мелькнула мысль, но тут же пришёл ответ: наверняка позвонил Алёне, а та проговорилась. Моя добрая, отзывчивая дочь никогда не умела лгать.

Конверт поддался легко. Два листа, исписанных вдоль и поперёк:

"Оленька, родная моя! Прости меня, дурака старого. Сам не знаю, как всё так закрутилось. Думал, справлюсь, выкручусь. Думал, кредит погашу быстро, ты и не узнаешь. А оно вон как вышло... Вернись, всё исправим. Продадим квартиру, долги закроем. Начнём сначала. Ты же знаешь, как я тебя люблю. Двадцать лет вместе — неужели всё перечеркнём?.."

Дальше были обещания, клятвы, воспоминания о счастливых днях. Знакомый почерк, знакомые слова. В третий раз за нашу совместную жизнь.

Я смотрела на пламя костра. Там, в танцующих язычках огня, видела наше прошлое: молодость, надежды, разочарования, примирения, новые обещания. Замкнутый круг.

Письмо в моих руках стало вдруг невероятно лёгким, почти невесомым. Я разорвала его на мелкие кусочки и бросила в огонь. Бумага вспыхнула, скручиваясь чёрными завитками, унося с собой прошлое.

Утро новой жизни

Солнечные лучи пробивались сквозь высокие окна городской библиотеки, рисуя золотистые дорожки на корешках книг. Я неторопливо расставляла новые поступления по полкам, вдыхая этот особенный запах бумаги и типографской краски. Три месяца на новом месте — и уже кажется, будто я здесь всю жизнь.

— Ольга Петровна, к нам сегодня школьники придут на экскурсию, — заглянула в зал Марина Сергеевна, заведующая. — Не поможете провести для них обзор детской литературы?

— С удовольствием, — улыбнулась я, поправляя бейджик на груди.

Кто бы мог подумать, что в шестьдесят два года я начну новую жизнь? Маленькая съёмная квартирка в тихом районе, работа в библиотеке три дня в неделю, вечерние посиделки с Ниной по пятницам...

Алёна сперва не верила, что я выдержу одна. Предлагала переехать к ним с мужем. Но мне хотелось именно так — своё пространство, свои решения, свои маленькие радости.

Суд по кредиту всё ещё идёт. Адвокат, которого посоветовала Нина, говорит, что у меня хорошие шансы доказать, что подпись была поставлена под давлением. Виктор пытался связаться ещё несколько раз — я сменила номер телефона. Звонил Алёне — она научилась отвечать коротко и по существу. Потом затих.

В обеденный перерыв я достала из сумки бутерброды и термос с чаем. Раньше я бы переживала, что не приготовила "нормальный" обед, что всё "как попало". Теперь — наслаждалась простотой.

После работы выкатила из подсобки старенький велосипед — мою недавнюю покупку с барахолки. Лёгкий ветерок обдувал лицо, когда я ехала по просёлочной дороге в сторону дома. По пути остановилась у маленького пруда, где уже распускались первые кувшинки.

Я смотрела на своё отражение в воде. Морщинки вокруг глаз стали глубже, седины прибавилось. Но в глазах появился давно забытый блеск. Мои глаза. Моя жизнь.

За спиной раздался шорох. Обернувшись, я увидела молодую маму с коляской — она гуляла здесь каждый день примерно в это время.

— Хороший вечер, правда? — улыбнулась она мне.

— Замечательный, — ответила я. — Самое время начинать всё сначала.

Выбор наших читателей