Тема горячая, поперёк изученная, насквозь загадочная
Марья прибралась на кухне и ждала Огнева к ужину. Свечи, тонкая посуда и белые георгины, подаренные им на острове, украшали стол в гостиной. Марья наготовила вкусных разностей, надела льющееся платье и села у окна высматривать мужа. Его всё не было и не было. Она написала ему в чат, он не прочёл. Позвонила – трубку не взял. Тогда она улеглась спать в нарядном платье.
Перед тем, как заснуть, поплакала и попросила: «Господи, я плохая, дурная, прокажённая. Забери меня отсюда».
Проснулась утром. Свечи догорели до основания и погасли. Марья посидела на постели, полежала, снова поплакала, потом решила тэпнуться на свой остров и стала собирать рюкзак. Набила его нужными мелочами.
В это время входная дверь отворилась и вошёл Андрей. Он втащил с собой целое облако хрусткого мороза и аромат свежего перегара. Разделся, помыл руки и, мельком глянув на богатый стол и праздничную Марью, кривовато улыбнулся, виновато потоптался на месте и пошёл спать.
Она посидела у стола, подперев кулаком подбородок. Подумала: «Я опять что-то сделала наперекосяк? Да ну вас всех! Гуляйте вальсом».
Прошла в гардеробную, отыскала чемодан, ещё не распакованный, вынула из него зимние вещи, оделась. Вполголоса вызвала такси и направилась к двери. Огнев в этот миг выглянул из спальни и удивлённо воззрился на Марью.
– Уже сбегаешь? А поговорить?
– Не о чем. Ключи от твоего убежища вон там. Прощай.
– Жаль. Я бы всё объяснил.
Лифт был сломан. «Огневские штучки, – подумала Марья, – заблокировал». Водитель такси позвонил ей и возмутился, что ждёт уже десять минут. Она объяснила, что лифт не работает, а чемодан слишком тяжёлый – у неё нет сил стаскивать его по ступенькам.
– Вам помочь?
– Было бы неплохо. Я дополнительно заплачу. На КПП предупрежу.
Пока водитель поднимался, Марья пошарила по карманам и не обнаружила наличных денег. Были только карты. Таксист, наконец, добрался до нужной лестничной площадки. Увидев Марью, шарахнулся.
– Ой, царица… А где же ваша охрана?
– Тут её охрана, – воскликнул появившийся в проёме двери Огнев. Он загнал чемодан в прихожку и, сунув водителю купюру, отправил его восвояси на лифте, который почему-то заработал. Марье Андрей мягко, но твёрдо сказал:
– Поговорить всё-таки придётся.
– Отвянь.
– Разочарована во мне?
– Бинго!
– Соседей тут нет, весь этаж мой. Но всё равно слышимость присутствует. Давай всё скажешь в квартире.
– Я тороплюсь.
– Куда?
– Не куда, а откуда.
– Я имею право на последнее слово подсудимого перед вынесением приговора?
– Мне неинтересно.
Огневу надоело препираться. Он приложил свою широкую, как лопата, ладонь к её изящной спинке, аккуратно загнал упрямицу в холл, захлопнул дверь и четырежды повернул ключ в замке.
– Прости, дорогуля, что не пришёл вчера домой. Знаю, ты ждала. Утром я вёл себя как трусливый заяц, нашкодивший кот и вообще козлина. Тебе тяжело, а мне ещё хуже. Потому что придётся сдать лучшего друга.
– Романова, что ли?
– Ты можешь раздеться? Вспотеешь. Давай попьём чаю с твоей выпечкой.
– Зачем эта комедия? Я тебя больше не люблю.
– А любила?
– Дура была.
– А в какой момент разлюбила?
– Мне с тобой некогда разговаривать. Я спешу.
– Ты явно недоспала, потому что несёшь околесицу. Можно я помогу тебе раздеться?
Он стащил с неё шубку, усадил на пуф и стянул с неё ботинки. Отнёс жену в спальню и уложил на подушки. Лёг рядом.
Марья отвернулась.
– Ну, слушай. В некотором царстве, в некотором государстве живёт царь. Я ему служу. Вчера после работы он заявился ко мне с литром водки, коробкой печенья и плиткой шоколада. И тоном, не допускающим возражений, сообщил, что мы должны обмыть моё счастье. А мы его, это счастье, утопили…
Марья заткнула уши. Но Андрей невозмутимо, но заискивающе продолжал:
– Как ты понимаешь, царю было критически тяжко на душе. А кроме меня в собутыльники позвать было некого. К тому же он мой единственный друг. Однако я уже давно к спиртному не прикладывался. После двух стаканов меня развезло, после третьего я вырубился. Был не просто пьян в зюзю, а отравлен. Брякнулся, где стоял, и уснул. Утром в дверь постучала уборка. Я проснулся, глянул: стулья вповалку, лужа блевотины, царь не на диване, а под столом. Я через дверь сказал ребятам прийти чуть позже. Романова вытащил, щёткой одёжной по нему пробежался, минералки налил, он ушёл, а я немного прибрался. Дома не решился объясниться из-за кринжа. Позорник я конченый! Прости дурака набитого, любимая. Повинную голову не секут. Вот тебе моя голова.
Марья засмеялась. Андрей приободрился.
– Блин, я думал, ты исчезла безвозвратно. Бог милостив, ты дождалась меня, земляничка. Я ещё легко отделался!
Он потянулся к ней, Марья оттолкнула его:
– Фу, Огнев!
Верзила сполз с кровати и потащился на кухню, пошуршал там и, явившись, дохнул на Марью фисташками и фундуком.
– Иди ко мне, жёночка моя ненаглядная.
– Я требую завязать с выпивкой!!
– Прямо сейчас завязал.
– Сегодня день воздержания.
– Причина?
– Во-первых, алкогольная интоксикация. Пару дней будешь пить молоко с содой. А во-вторых, вдруг зачнётся ребёнок? Хочешь дитя-калеку?
– Нет.
Он понурился. Подождал смягчения приговора. Но Марья молчала. Он откинулся на спину. Закрыл глаза, открыл и вперил их в потолок. Еле слышно пробормотал:
– Я так хочу подарить тебе нежность, а ты сердишься.
Марья вдруг громко выпалила:
– Андрей, тебе не кажется, что нас слишком плотным огнём накрыла похоть? Всех троих? А ведь когда-то я была совершенно равнодушна к этому делу! И Романова холдингские называли «наш монашек», это мне Семёновна кадровичка и её Михеич лично подтвердили. А ты так вообще мечтал о постриге. А теперь что? Такое ощущение, что в нас троих вселился бес похоти! Или заложил долгоиграющую взрывчатку. Ничем вожделение не приструнить! Лишь на время можно прикручивать. Неужто нельзя отвязать от себя этот сексуальный пароксизм?
– Вряд ли. Когда распробуешь что-то очень сладостное, отказаться уже невозможно. Это очень сложный вопрос перетекания, миграции, диффузии энергии в человеке. Тема горячая, вдоль и поперёк изученная, но всё равно насквозь загадочная. Казалось бы, ну совокупились он и она для зарождения новой жизни, и всё, забыли! Но нет, люди примагничиваются друг к другу и хотят бесконечного повторения. Я могу, Марунечка, говорить только о себе. Но у Романова схожая ситуация. Наш с ним бикфордов шнур – это ты. Я зациклился на тебе одной, хоть тресни! Хотя аппетитных девушек кругом – пруд пруди. Куда бы я ни приехал, постоянно ловлю на себе взгляды женщин, которые, уверен, если бы я мигнул, сами бы подошли познакомиться. В их глазах читаю вечный зов. Но не торкнуло ни разу. Я был и остаюсь абсолютно индифферентным к чужой плоти.
– Девушки обижались?
– Я давал отпор очень вежливо.
– Ну тут понятно: тебе изначально дали иммунитет к прелюбодеянию, потому что твоей миссией были монашество, патриаршество и духовная реформа. И когда тебе сорвало стоп-кран?
– После известной нам троим встречи на мосту. Ты меня тогда поразила! Я поймал твой умоляющий взгляд. Но это был не призыв познакомиться, а мольба о чём-то. Ты уже была во власти Романова и как бы попрощалась с мужчинами всего мира в моём лице. Люксовый самец в дорогущих шмотках вцепился в милую голубку мёртвой хваткой. Там обычному мужику уже ничего бы не обломилось. Но мне, ты же знаешь, чем задача труднее, тем сильнее тянет её решить. Боже, какая ты была прехорошенькая! Насупленная, бровки нахмуренные, глазки мечут молнии и громы, а губки такие ягодные. С того дня те губки стали мне мерещиться повсюду. Я не мог согнать их с внутреннего экрана. Прямо чувствовал их малиновый вкус. Когда увидел тебя в деканате, сказал себе: ну всё, она – моя! Впервые в жизни я заболел женщиной. Жар, ломота. Неотступно думал о тебе. Перед сном я постоянно обладал тобой – в мыслях, а нестерпимо хотелось – и в реале.
– Значит, вот так овладела тобой похоть?
– Да, в букете с любовью. Я грубо тебя хотел. Мучился. На твоей свадьбе, когда Романов тебя целовал, я испытал острое желание отобрать тебя у него. Потому что уже вбил себе в башку, что он тебя у меня увёл. Но по здравому размышлению понял, что – нет, всё идёт по плану Бога. Поэтому там, наверху, допустили кушетку в подсобке, которая спасла мою психику от сумасшествия, от одиночества, от обиды на весь мир, от прострации и ощущения краха. Ты стала моей мотивацией жить, работать, дерзать, вдохновляла меня на свершения, на адский перегруз, на долгое воздержание. После наших редких встреч я чувствовал себя награждённым всеми орденами мира. Я как рудокоп в шахте целенаправленно добывал тебя, свой алмаз.
– Но ведь кругом – цветники девушек. Почему я?
– Моему телу понравилось сочетание твоих феромонов. Химия совпала. Моя душа откликнулась на твои токи, флюиды, вибрации. Мой дух узнал тебя: ты ожившая и мы – заодно, и оба – за Бога.
– А я тебе поддалась по тому же принципу?
– Тебя в меня втянуло, как в аэродинамическую трубу. У тебя, Марья, не было вариантов. Я не просто влюбился, а заболел тобой. Знаешь, что это такое: просыпаться с мыслями о любимой и засыпать тоже? Это было наваждение, мания, помешательство. Лёжа в постели, я разговаривал с тобой, и это были такие яркие диалоги! Я представлял, как мы вместе спим, едим, моемся, готовимся к парам, гуляем, ходим по магазинам, смотрим кино, делаем гимнастику, и я тебя смело обнимаю, а ты кладёшь свою кудрявую головку мне на плечо. Это было такое блаженство! Я тебя собой обволок. Тебя ко мне несло, как мотылька на горящую лампочку.
– Со мной всё понятно. А вот почему Романов всю жизнь носится с тобой, как с писаной торбой? Дошёл до того, что одалживает меня тебе. Боится чего-то?
– Романов – личность уровня небесного иерарха. Да, он опекал меня, хоть и своеобразно. Мы трое переплетены ответственностью друг за друга: он отвечает за меня и тебя, а мы служим ему! Полная информация о нём для меня закрыта. Гилади по большому секрету сообщил мне, что Романову оказывается свыше самая мощная поддержка. Создаётся впечатление, что он возится с нами, как с двумя дошколятами. Он тебя очень любит, Марья. Вы друг в друга проросли! Но, сжав зубы, делится тобою со мной, чтобы я не угас. С кровью, со слезами отдаёт тебя мне. А потом с такой же кровью отдирает. Треш адский для обоих.
– А для меня разве нет?
– А тебе разве не в кайф наблюдать за нашими клинчами?
– Ага, особенный кайф доставляет хруст собственных костей, когда душка Романов дробит их кулаками.
– Ещё одна загадка для меня. Как он мог? Без воздействия бесни тут не обошлось. Ты же знаешь, чем масштабнее личность, восставшая против зла, тем сильнее и консолидированнее инфернальный мир его атакует. Все святые были облеплены сущами и только тем и занимались, что скидывали их с себя молитвами и постом! А Романов не всегда успевал сбросить очередной вагон бесов…
– В своём житии Серафим Саровский рассказал, как бесы его избушку по ночам трясли, раскачивали, грозили растащить по брёвнышку, при этом жутко ревели, гудели, стучали и визжали. Мы не знаем, что вытерпел Романов, но искушали его нехило. А зачем он тебя вчера вусмерть напоил? И себя тоже? Ему ж нельзя.
– Потому что ему больно. Думал, ты от меня, алкаша, смоешься, а он тебя сцапает. Но мой светлячок оказался умничкой. Спасибо Богу, что пожалела меня.
– Я и так наломала дров со своей дурацкой ревностью. Тебе не страшно связываться с такой путоплёткой?
– Но ведь ты извлекла уроки?
– Я иногда сама себя боюсь. Несу на своей голове не кувшин с водой, а целое озеро.
– Ты обладаешь колоссальной созидательной энергией, Марья. Ты кормила сотни тысяч голодных застенщиков лепёшками, которые извлекала из воздуха. Твоя энергия неисчерпаема, но с ней надо быть осторожней. Как только ты начала ревновать и рисовать в своём воображении сцены разврата Романова, так сразу же овеществила их, материализовала, как лепёшки. Даже я поверил тогда тебе. И все поверили. Бедняга Романов пытался отбиться, а потом махнул рукой. Восхищаюсь его выдержкой! Настоящий аристократ духа! Обычный человек сломался бы. Он сам до глубины души был потрясён этим феноменом. Я всё размышлял: как это работает? Лишь с подсказки Зуши понял, что дело в силе энергетики. Ну а Романов вытерпел всё это только из бесконечной любви к тебе.
– Блин, Андрюш, ты опять делаешь ему рекламу.
– Я просто стараюсь быть беспристрастным.
– Ну да. Только он к тебе не столь лоялен.
– Есть за что. Я преступным образом влюбился в его женщину и в очередной раз отжал её у него. Увы, я реалист и знаю, что он долго не продержится и заберёт своё сокровище обратно. Но интересно другое.
Огнев замолчал, глядя Марье в переносицу.
– Что?
– Твоё абсолютно безропотное, безбрыкливое отношение к тому, что тебя тягают туда-сюда, растаскивают в разные стороны. Попадаешь ко мне – любишь меня. Возвращаешься к нему – любишь его. Почему?
– Ты скажи.
– А знаешь что, Марьюшка! Давай оставим разгадку этой глубокой тайны на потом! А сейчас я бы хотел заняться тем, что лежит на поверхности. Вернее, той, кто возлежит рядышком со мной. Моим драгоценным трофеем.
Он нежно, но властно притянул её к себе.
– Последний вопрос, – вклинилась она между его фисташковыми поцелуями.
– Позже.
– Ну пожалуйста. Эля заброшена?
– Кто тебе сказал? Романов жёстко присматривает за ней. Собрался к лету выкопать для неё бассейн в «Соснах», спросил моего согласия. Не обижайся, любимая, но время слов истекло.
Продолжение следует.
Подпишись – и легче будет найти главы.
Копирование и использование текста без согласия автора наказывается законом (ст. 146 УК РФ). Перепост приветствуется.
Наталия Дашевская