После похорон мамы Анна вернулась в квартиру, где прожила детство. Оказалось удивительным, как мало изменилось за эти годы. Даже запах остался тот же — легкий аромат лавандового саше, которые мама всегда клала в бельевой шкаф, смешивался с чем-то неуловимым и родным.
Анна провела ладонью по полированной поверхности серванта, собирая невидимую пыль. Вещи оставались, люди уходили.
В свои сорок семь Анна считала, что уже ничто не может ее по-настоящему изменить. Муж, Игорь, двадцать три года совместной жизни, дети выросли и разъехались. У каждого дня была своя привычная колея, и Анна научилась находить в этом успокоение. Пока не умерла мама.
Пустая квартира, тишина и странное чувство незавершенности. Анна присела на край дивана, покрытого старым пледом. В каждом углу этой квартиры — воспоминания. Вот здесь, у окна, мама любила пить чай и смотреть на улицу. Там, в маленькой спальне, стояла ее кровать с горой подушек. Анна заметила на прикроватной тумбочке книгу Чехова, заложенную на середине. Очки рядом, словно мама только что встала и сейчас вернется.
— Не сидела бы ты тут, — сказал Игорь, появившись в дверях. Крупный, еще сохранивший спортивную фигуру, но уже с наметившимся брюшком мужчина. — Надо решать вопрос с квартирой. Пока не найдется хороший покупатель, можно сдавать.
Анна не ответила. Игорь всегда говорил о практичных вещах. Решал практические задачи. Никакой романтики. И все только так, как хочется ему. По его мнению, сидеть и грустить было непозволительной роскошью.
Когда Анна оформляла документы на наследство, Игорь отвез ее в нотариальную контору. Затем терпеливо ждал в машине, слушая новости по радио.
— Ну, что там? — спросил, когда вернулась. — Все нормально?
Анна кивнула. За окном спешили прохожие по своим делам. Оказалось, помимо квартиры, мама оставила ей небольшую сумму денег и несколько старинных украшений. Не богатство. Но что-то вроде фундамента, на котором можно было начать строить новую жизнь. Анна еще не знала, нужна ли ей эта новая жизнь. Но чувствовала, как внутри растет странное, почти забытое чувство — желание решать самой.
В тот вечер Игорь впервые заговорил о машине. Старенький «Фольксваген» давно просил замены, и теперь Игорь считал: настал подходящий момент.
— Продадим квартиру, возьмем хорошую машину. А тебе, если хочешь, сделаем ремонт в нашей, — он произнес это будничным тоном. Словно обсуждал список покупок на выходные. И как-будто другого мнения не может быть.
Анна смотрела в окно кухни на вечерний двор. Дети играли в футбол. Звонкие голоса доносились даже сквозь закрытые окна. Жизнь продолжалась, и где-то там, за пределами этой кухни, существовал другой мир. Не ее.
— Мне нужно подумать, — только и сказала она.
****
Анна перебирала мамины вещи, складывая их в коробки: что-то для благотворительности, что-то — на память. Руки двигались механически, а мысли блуждали далеко. Двадцать три года замужества — как река с пологими берегами, текущая всегда в одном направлении. Игорь решал, Анна принимала его решения. Игорь выбирал: куда поехать в отпуск, какую мебель купить, в какую школу отдать детей. Анна соглашалась. Вода точит камень, и с годами собственные желания превратились в гладкую гальку на дне — стертые, неразличимые.
— Аня, ты прибереги шкатулку с украшениями. Там может что-то ценное быть, — Игорь заглянул в комнату. — Я договорился с ребятами в автосалоне, приеду на тест-драйв в субботу.
Анна подняла взгляд.
— Игорь, мы еще ничего не решили.
— А что решать? Квартиру продаем, деньги никогда лишними не бывают. Не будешь же ты здесь сидеть целыми днями, словно музей организовала.
Он ушел, а слова остались висеть в воздухе, как пыль после его шагов. Музей. Да, для него мамина память — это музей. Что-то ненужное, что можно обменять на новую машину.
В тот вечер Анна нашла шкатулку из карельской березы. Мама хранила в ней несколько украшений — серебряные серьги, нитку янтарных бус и старинную брошь с голубым камнем, похожим на осколок зимнего неба.
Анна никогда раньше не видела эту брошь. Повертев ее в руках, она заметила, что на обратной стороне что-то выгравировано. «Моей единственной. А.». Всего два слова и инициал, но за ними явно скрывалась история.
— Жадина, наследство получила и всё на себя потратить решила, а мне машина новая нужна, — раздраженно говорил Игорь, помешивая чай.
— Вы с мамой в наглости не уступаете, путевку попросила в санаторий.
Анна прикрыла глаза. Эти слова внезапно оказались той каплей, которая переполнила чашу. Двадцать три года носила маску послушной жены. Маска приросла к коже. Но после маминой смерти что-то надломилось. Как будто вместе с матерью ушла последняя связующая нить с прежней собой.
— Мне нужно отдохнуть, — тихо сказала Анна. — Я устала.
— От чего ты устала? — усмехнулся Игорь. — После работы сидишь дома, готовишь, убираешь. Я вот работаю с утра до ночи, чтобы семью содержать.
Слова обожгли, как кипяток. «Сидишь дома». Будто ее жизнь — пустое место. Будто две высшие категории как учителю русского языка, будто двадцать лет в школе — ничто. Будто не она воспитывала детей. Ухаживала за больной мамой. Поддерживала дом в идеальном порядке. Как в той поговорке: пока женщина моет посуду, никто не замечает чистых тарелок.
— Мама мне оставила эту квартиру, — произнесла Анна и сама удивилась твердости в своем голосе. — И я решу, что с ней делать.
Игорь посмотрел на нее так, словно впервые увидел.
— Что с тобой происходит? Раньше ты была нормальной.
«Нормальной — значит, удобной», — подумала Анна, но не произнесла вслух.
Тем вечером вернулась в мамину квартиру. Села за старый письменный стол, выдвинула верхний ящик. Мама всегда хранила там важные документы. Между пожелтевшими бумагами обнаружился конверт. Внутри — письмо, датированное августом 1980 года. Почерк был незнакомым — размашистый, с сильным нажимом.
«Дорогая Вера! Не могу принять твоего решения, но уважаю его. Ты выбрала спокойствие для себя и дочери, и я не вправе настаивать. Квартира оформлена на тебя, как мы договаривались. Это мой последний подарок. Надеюсь, когда-нибудь ты расскажешь Аннушке правду. Всегда твой, А.»
Анна перечитала письмо трижды, и с каждым разом сердце билось всё сильнее. Правда? Какая правда? Кто этот «А.»? И почему мама никогда ничего не рассказывала?
Папа Анны умер, когда ей было пять лет. По словам мамы, он погиб в автокатастрофе. Фотографий почти не осталось, только одна — размытый снимок молодого мужчины с добрыми глазами.
— Он так любил тебя, — говорила мама. И больше ничего. Словно за этой фразой стояла стена, непреодолимая даже для памяти.
Анна положила письмо на стол. Вот она — мамина тайна. Как потертая монета, которую годами носят в кармане, не показывая никому. И брошь с голубым камнем. И квартира, которую теперь Игорь так торопится продать.
Телефон зазвонил, на экране высветилось имя Игоря. Анна смотрела на мигающий экран, но не брала трубку. В первый раз за двадцать три года замужества позволила звонку мужа остаться без ответа. И ощутила странное, пьянящее чувство. Будто сделала шаг с обрыва и вдруг обнаружила, что умеет летать.
На следующий день Анна отнесла брошь к оценщику. Пожилой мужчина с увеличительным стеклом в глазу долго рассматривал украшение, потом присвистнул.
— Знаете, что это такое? Это сапфир александрийской огранки в серебряной оправе с платиновым напылением. Работа известной ювелирной мастерской конца девятнадцатого века. Стоит целое состояние.
— Сколько? — спросила Анна, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
Когда оценщик назвал сумму, она едва не пошатнулась.
«Моей единственной. А.» — кто ты, загадочный «А.»? И была ли мама счастлива в своем выборе «спокойствия»?
Домой Анна вернулась поздно. Игорь ждал на кухне, барабаня пальцами по столу.
— Где ты пропадаешь? Мы должны были сегодня встретиться с риелтором.
— Я никуда не пропадаю, Игорь. Я нашла письмо в маминых вещах.
Она положила конверт на стол. Игорь скользнул по нему равнодушным взглядом.
— И что? Старые письма, какая нам разница?
— Большая. Эта квартира — подарок от человека, который любил маму. У нее была своя история, которую мама унесла с собой.
— Это меняет что-то? — Игорь раздраженно встал. — Не будь как твоя мать. Всегда жила в своих фантазиях, а в итоге — что? Умерла в одиночестве.
Анна зажмурилась, как от удара. А потом открыла глаза и произнесла абсолютно спокойно:
— Я не продаю квартиру.
Словно камень, долго катившийся с горы, наконец остановился. Неподвижно. Твердо. Необратимо.
***
Квартира матери стала для Анны убежищем. Три недели ночевала здесь, возвращаясь домой лишь за вещами. Игорь переходил от угроз к уговорам. От холодного молчания к вспышкам ярости. В глазах стояло недоумение человека, чей мир внезапно пошатнулся.
В воскресенье приехал без предупреждения. Постучал так, что казалось дрогнула входная дверь.
— Хватит дурить, — сказал он вместо приветствия, проходя в квартиру. — Я договорился о встрече с покупателями. Завтра в два.
Анна стояла у окна. Начинался дождь, первые капли чертили извилистые дорожки на стекле. Она наблюдала за ними, не оборачиваясь.
— Игорь, мы же обсудили. Я не продаю квартиру.
— Это не обсуждается, — отрезал он. — Что с тобой случилось? Ты как с цепи сорвалась после похорон. Мать с того света тобой управляет, что ли?
Анна обернулась. Странно, но в его словах была доля истины. Словно мамина смерть высвободила что-то важное внутри неё самой. Что-то долго спавшее.
— Эту квартиру купил не мой отец, — произнесла она тихо.
— Что?
— Человек, которого я считала отцом, никогда не покупал эту квартиру. Её подарил маме другой мужчина. Тот, кого она по-настоящему любила.
Игорь поморщился.
— Какая разница? Любила, не любила — она умерла, квартира твоя. Нам нужны деньги.
— Тебе, — поправила Анна. — Тебе нужны деньги.
В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь стуком дождя по карнизу. Игорь подошёл ближе и взял Анну за плечи.
— Послушай, — голос стал мягче. — Двадцать три года мы вместе. Я всегда заботился о тебе, о наших детях. Разве я не заслужил?..
Анна высвободилась из его рук.
— Давай поговорим о заслугах, — сказала она, и собственный голос показался чужим. — Когда мама болела, кто три года ездил к ней каждый день? Когда Машку не взяли в институт, кто ночами писал с ней работы на заочке? Когда у тебя были проблемы на работе, кто поддерживал тебя? Словно я была тенью, незаметной частью твоей жизни...
— Да брось ты эти бабские истерики! — Игорь с досадой махнул рукой. — У нас всё было нормально, пока ты не начала выдумывать проблемы.
Анна открыла бархатную шкатулку, лежавшую на столе, и достала брошь с сапфиром.
— Видишь это? Я отнесла её к оценщику.
Игорь мгновенно насторожился.
— Сколько?
Анна назвала сумму. Глаза Игоря расширились, в них мелькнул хищный блеск, который никогда раньше не замечала. Или просто не хотела замечать?
— Давай её сюда, — он протянул руку. — Сам отвезу в ювелирный салон. У меня есть знакомые...
— Нет, — Анна крепко сжала брошь в ладони. — Я не продам ее. Это останется в наследство нашим детям и внукам.
— Ты что, с ума сошла? — муж повысил голос, делая шаг к ней. — Отдай по-хорошему.
Анна отступила. В этот момент увидела Игоря так ясно, будто с глаз спала пелена. Большой, грузный мужчина с залысинами и маленькими злыми глазами. Неужели это тот человек, за которым когда-то чувствовала себя как за каменной стеной?
— Уходи, — произнесла она. — Пожалуйста, уходи.
Игорь замер, словно не веря своим ушам. Затем его лицо исказилось.
— Значит, так? — он понизил голос. — Думаешь, сможешь прожить без меня? Да кому ты нужна, старая клуша...
Он осёкся, увидев её взгляд. Что-то в нём заставило Игоря отступить.
Анна медленно подошла к комоду, выдвинула ящик и достала пожелтевший конверт.
— За два дня до смерти мама позвонила мне. Просила приехать.
— Есть разговор», — сказала она тогда. — Но я не успела. Мы с тобой собирались на дачу к Сомовым, помнишь? Ты торопил меня... А на следующий день её не стало.
Анна положила на стол фотографию — выцветшую, с потрепанными краями. Молодая женщина и мужчина стоят у моря. Они не смотрят в камеру, они смотрят друг на друга. И этот взгляд невозможно с чем-то спутать.
— Я нашла это вчера, между страницами книги. На обороте дата: август 1975-го. За полгода до моего рождения.
Анна перевернула фотографию. На обратной стороне выцветшие чернила складывались в несколько слов: «Навсегда твой, Андрей».
Она подняла взгляд на Игоря. В комнате стало очень тихо, только дождь настойчиво стучал по карнизу, словно кто-то просился войти.
***
— Андрей? — Игорь фыркнул, но голос дрогнул. — И что с того? Старые романы твоей матери — не повод разрушать нашу семью.
Анна молчала. За окном ветер усилился, швыряя дождь в стекло.
— Ты не понимаешь, — тихо сказала она наконец. — Дело не в прошлом. Дело в выборе.
— В каком еще выборе?
— Мама выбрала спокойствие вместо любви. А я все эти годы выбирала спокойствие вместо себя.
Игорь схватил фотографию, скомкал ее. Бросил на пол.
— Глупости! У нас нормальная семья. Была, по крайней мере, пока ты не начала... — он осекся, потом продолжил тише. — Хорошо. Хочешь оставить брошь — оставь. Но квартиру нужно продать.
Анна подняла фотографию. Расправила смятые края.
— Еще кое-что. — Она достала из ящика стола конверт с плотной бумагой. — Мама оставила это. В запечатанном конверте. «Вскрыть после моей смерти». Я нашла вчера, в шкатулке с документами.
Лицо Игоря странно застыло.
— Что там?
— Фотографии. И распечатки сообщений.
Пауза. Длинная, как полет птицы над пропастью.
— Каких сообщений?
Анна протянула ему листы. Распечатки переписки с женщиной. Интимные фотографии. Даты. Имена. Места встреч.
— Мама знала, — произнесла Анна. — Уже больше года.
Взгляд Игоря заметался. От бумаг к лицу Анны. От Анны — к двери.
— Это... это вырвано из контекста. Я могу объяснить.
— Не нужно, — она покачала головой. — В письме мама пишет, что собиралась рассказать мне. Обо всем. О тебе. О моем настоящем отце.
Игорь нервно провел рукой по волосам.
— Слушай, давай не будем... Все это можно решить. Измена — это не... Бывает всякое в семейной жизни.
Анна посмотрела на него. Было в ее взгляде что-то такое, от чего Игорь умолк.
— Бывает. Как твоя поездка в Сочи в августе?
— Важные переговоры с клиентами? Мама была там же. Видела тебя с ней.
— Это случайность...
— Случайность? — Анна горько усмехнулась. — Как двадцать три года моей жизни? Случайность, что я выбирала тебя каждый день? Что закрывала глаза на твои «задержки» на работе? На запах чужих духов? На телефонные звонки, после которых ты выходил в другую комнату?
Ветер швырнул в окно горсть дождя. Стекло вздрогнуло, как от удара.
— Уходи.
— Аня...
— Уходи! — голос сорвался. — Забирай машину, деньги, все, что хочешь. Квартиру и брошь я не отдам.
Игорь сделал шаг к ней. Еще один.
— Анечка, — голос стал вкрадчивым. — Ты сейчас не в себе. Давай поговорим спокойно, как взрослые люди. Двадцать три года вместе — это не шутка. Куда ты пойдешь? Чем будешь жить?
— Я учитель русского языка высшей категории. Как-нибудь проживу. Детям сам объяснишь причину развода.
Анна отступила к окну. Игорь приблизился, протянул руку.
— Ты же не справишься одна. Ты привыкла, что я решаю все проблемы.
Его пальцы коснулись ее плеча. Анна отшатнулась, как от огня.
— Не трогай меня.
— Аня, ты...
Звук пощечины прозвучал неожиданно громко. Игорь замер, держась за щеку.
— Сука... — прошипел он. — Ты пожалеешь. Ничего у тебя не выйдет. Пустоцвет.
Он развернулся и вышел, громко хлопнув дверью.
Месяц спустя Анна стояла у окна родительской квартиры. Маленькой, но светлой. С видом на парк, где по утрам гуляли молодые мамы с колясками, а вечерами выгуливали собак пожилые пары.
На столе лежали документы о разводе, подписанные обеими сторонами.
Рядом — письмо из художественной галереи. Там была заинтересовались брошью для исторической выставки. Не купить — взять на временную экспозицию. «Украшения эпохи модерн». Анна согласилась, с одним условием — указать имя последней владелицы. Вера Павловна Северина.
Звонок телефона разорвал тишину. На экране высветился незнакомый номер.
— Алло?
— Анна Викторовна? — мужской голос, немного хрипловатый. — Меня зовут Андрей Леонидович Воронцов. Я... был знаком с вашей мамой.
Анна медленно опустилась на стул. Сердце заколотилось где-то в горле.
— Вера никогда не рассказывала обо мне, я знаю. У нас была договоренность. Но она позвонила мне незадолго до... — голос на мгновение прервался. — Сказала, что хочет все рассказать вам. Разрешила мне связаться с вами, если... если что-то случится.
Анна не могла произнести ни слова. В трубке повисло молчание.
— Простите, если я... Возможно, сейчас не время. Я могу позвонить потом.
— Нет, — Анна наконец обрела голос. — Сейчас — самое время.
Она подошла к окну. За стеклом кружились осенние листья — рыжие, красные, золотые. Один за другим срывались с веток, но не падали — летели, подхваченные ветром. Словно сбросили тяжесть и обрели свободу.
— Расскажите мне. Расскажите мне всё.
Эпилог
Прошел год. Анна сидела на веранде небольшого загородного дома — светлого, с плетеной мебелью и горшками герани на подоконниках. Ветер доносил запах скошенной травы и цветущих яблонь.
На столе лежала раскрытая тетрадь — Анна готовилась к завтрашнему занятию. Маленькая частная школа литературного мастерства два раза в неделю. Неожиданное увлечение, ставшее новой профессией.
— Добавить чай? — Андрей Леонидович поставил на стол глиняный чайник. — Мятный, как ты любишь.
Высокий, с серебристой сединой и глубокими морщинами у глаз. Семьдесят — сложный возраст, чтобы начинать все сначала. Но они и не начинали. Просто учились узнавать друг друга.
— Маше понравился дом, — сказала Анна, принимая чашку. — Приезжает на следующие выходные с внуком.
Дочь долго не могла принять ситуацию.
— Ты бросила отца ради какого-то незнакомца! — кричала при первой встрече. Потом был долгий разговор. Письма матери. Фотографии. История, которая наконец обрела голос.
— Это хорошо, — Андрей присел рядом. — А Виктор?
Сын по-прежнему избегал встреч. Слишком похож на отца — такой же упрямый, прямолинейный. Игорь настроил его против матери. Анна не винила — просто ждала.
— Время покажет, — отложила ручку. — Сегодня говорила с риелтором. Квартиру маму можно будет продать через месяц.
— Ты уверена?
— Да. Я долго держалась за нее, как за последнюю связь с прошлым. Теперь понимаю — связь не в стенах.
Анна достала из кармана брошь с голубым камнем. После выставки ей вернули украшение. Сначала хотела продать — приходили оценщики, предлагали большие суммы. Но что-то удерживало.
— Это подарок маме? — спросила она.
Андрей кивнул.
— На прощание. Когда она выбрала остаться с мужем.
— А он знал? Мой... тот, кого я считала отцом?
— Нет. Вера никогда ему не говорила.
Анна смотрела на садовую дорожку, где солнечные пятна чередовались с тенью. Как и в жизни — свет и тьма, правда и тайны.
— Знаете, — иногда я думаю: как бы сложилась моя жизнь, если бы мама тогда выбрала иначе.
Андрей взял ее за руку. Его пальцы — теплые, чуть шершавые — легли поверх ее пальцев.
— А я благодарен ей за выбор. Каким бы он ни был. Иначе я не сидел бы сейчас рядом с тобой.
Анна улыбнулась. На столе зазвонил телефон — Маша прислала фотографию внука. Маленького Андрея.
Жизнь, разорванная на части, постепенно срасталась. Не так, как прежде — совсем иначе. Но в этом «иначе» было больше правды, чем во всех прошлых годах.
Всем подписчикам здоровья и хорошего настроения