Дождь стучал по карнизу третий день. Монотонно, без надежды на просвет. Марина сидела в кресле у окна, завернувшись в старый плед, и смотрела, как капли собираются в тяжелые гроздья и срываются вниз.
Двадцать лет назад они с Виктором въехали в эту квартиру. Тогда дождь тоже шел — весенний, теплый. Они смеялись, поднимая по лестнице узлы с вещами, радовались каждой мелочи: выключателю в форме ромашки, скрипучей половице у порога, паутине в углу, которую Виктор назвал «первым совместным имуществом».
Старые настенные часы пробили восемь. Марина знала — он опоздает и сегодня. В последнее время это стало правилом. Телефон молчал уже третий час. Раньше Виктор всегда звонил, если задерживался. «Ты же волнуешься», — говорил он с теплотой в голосе. Теперь другие правила. Другие интонации. Другой запах одежды.
На кухонном столе стыла заботливо приготовленная паста с морепродуктами — его любимая. Марина поднялась, механическим движением накрыла блюдо пищевой пленкой и убрала в холодильник. Рядом уже стояла вчерашняя запеканка. Она усмехнулась собственной наивности — продолжать готовить, словно ничего не происходит.
— Двадцать лет — это вам не шутка, — сказала она вслух, обращаясь к чайнику, который закипал с тихим ворчанием. — Двадцать лет... целая жизнь.
Телефон зазвонил неожиданно, заставив вздрогнуть.
— Марина, я задержусь, — голос Виктора звучал отстраненно, словно говорил посторонний человек.
— Надолго? — спросила она, хотя давно научилась не задавать лишних вопросов.
Пауза. Длинная. Такие паузы появились года полтора назад. Раньше между ними не было этих тяжелых пустот.
— Нам нужно поговорить, когда я приеду, — вместо ответа произнес Виктор.
Марина почувствовала, как что-то оборвалось внутри. То, что она так старательно удерживала все эти месяцы, цепляясь за привычное течение жизни.
— Хорошо. Буду ждать.
Подошла к зеркалу в прихожей. Сорок пять лет — уже не юность, но ещё не старость. Морщинки вокруг глаз стали заметнее, в каштановых волосах пробивалась седина. Когда-то Виктор говорил, что её глаза меняют цвет, как осеннее море. Сейчас они казались тусклыми, выцветшими.
Телефон снова зазвонил. На экране высветилось имя матери.
— Мариночка, как ты там? — голос матери звучал как всегда обеспокоенно.
— Всё хорошо, мама, — автоматически ответила Марина.
— Виктор дома?
— Задерживается на работе.
— Опять? — В голосе матери прозвучала та самая интонация, которую Марина так не любила — смесь жалости и предсказуемого «я же говорила».
Двадцать лет назад мать была против этого брака. «Он старше тебя на двенадцать лет, Мариночка. Будешь его няньку в старости». Но Марина не слушала. Она была уверена, что их любви хватит на двоих, на троих, на весь мир.
— Мама, мне пора отдыхать. Завтра рано на работу, — мягко прервала она. — Позвоню завтра.
Дождь усилился. Капли барабанили по стеклу, как чьи-то настойчивые пальцы. В этом звуке Марине чудилось предупреждение, сигнал тревоги. Словно природа пыталась докричаться: «Готовься! То, что ты так долго предчувствовала, сегодня станет реальностью».
***
Ключ в замке повернулся ближе к полуночи. Марина не спала. Не ждала, просто не могла уснуть. Виктор вошел тихо, словно надеялся проскользнуть незамеченным. Раньше так не было. Раньше он звал её по имени с порога.
— Ты не спишь, — констатировал, увидев её в кресле.
В голосе не вопрос — утверждение. И что-то еще. Облегчение? Будто легче сказать сейчас, чем утром, глядя в глаза при дневном свете.
— Ты хотел поговорить.
Марина сама удивилась спокойствию своего голоса. Где-то глубоко внутри нарастала буря, но снаружи — штиль. Слишком долго готовилась к этому моменту, чтобы позволить себе сорваться.
Виктор опустился в кресло напротив. Непривычно аккуратно сложил пиджак. Взгляд — скользящий, не задерживается на лице жены. Она вдруг заметила новые морщины у его глаз, появившиеся за последние месяцы. Возраст? Совесть? Двойная жизнь изматывает не меньше, чем двойная бухгалтерия.
— Я должен тебе кое-что сказать, — сцепил муж пальцы в замок.
Марина молчала. Пусть. Пусть сам произнесет.
— У меня есть... другая женщина, — слова вышли подавленными, как будто застревали в горле. — Уже полтора года.
— Знаю, — тихо ответила Марина.
Виктор поднял глаза — впервые за вечер посмотрел прямо.
— Ты знала? Всё это время?
— Не всё. Но довольно давно, — Марина горько усмехнулась. — Новый парфюм. Рубашки, которые я не покупала. Звонки, во время которых ты выходил из комнаты. Счастливый блеск в глазах, когда приходишь с работы. А потом — вина. Вина в глазах, Витя. Она заметнее всего.
Что-то дрогнуло в его лице — удивление? Сожаление? — но он быстро справился с собой.
— Её зовут Татьяна. Она... — он запнулся.
— Моложе меня, — закончила Марина. — Ярче. Увлекательнее. Не так ли?
— Дело не в этом.
— А в чём?
Молчание. Только дождь. Монотонный стук по карнизу, как метроном, отсчитывающий секунды их последнего разговора.
— У нас будет ребенок, — наконец произнес Виктор. — Точнее, уже есть. Ему восемь месяцев. Сын.
Вот оно. Удар. Прямой, без замаха. Марина почувствовала, как перехватило дыхание. Сын. То, чего у них никогда не было. То, о чем она так мечтала в первые годы брака, а потом... Потом врачи, процедуры, надежды и разочарования. И наконец — смирение.
— Поэтому ты... — она не закончила фразу.
— Переезжаю к ним, — твердо сказал Виктор. — Завтра.
Комната вдруг стала невероятно тесной. Стены сдвинулись, потолок опустился. Двадцать лет уместились в одно слово: «Переезжаю».
— Забавно, — сказала Марина, чувствуя, как внутри что-то рвется — то ли смех, то ли рыдание. — Двадцать лет вместе, а вещей у тебя — один чемодан. Я даже не заметила, как ты постепенно всё вывез.
— Марина, я...
— Не надо, — подняла руку, останавливая поток ненужных объяснений. — Просто скажи — почему сейчас? Почему не год назад, когда всё началось? Почему не восемь месяцев назад, когда родился... твой сын?
Виктор опустил глаза.
— Не знал, как сказать. И надеялся... что всё как-то само...
— Разрешится? — Марина покачала головой. — Что я сама догадаюсь и уйду? Или она устанет делить тебя со мной?
— Таня поставила условие, — наконец признался он. — Либо перехожу к ним насовсем, либо...
— Теперь понятно, — Марина встала, подошла к окну. — Значит, делал выбор весь этот год. И наконец решил.
За окном дождь превратился в ливень. Яростный, неудержимый. Будто небо оплакивало то, что она сама оплакать не могла.
— Никогда не хотел причинить тебе боль, — произнес Виктор ей в спину.
Она резко обернулась.
— Неужели? А что же ты хотел? Чтобы я благословила? Отпустила с миром? Пожелала счастья?
Слова вырвались — острые, колючие. Впервые за вечер голос дрогнул.
— Я хотел... — замолчал, не находя правильных слов. Таких просто не существовало.
***
— Хотел чего, Витя? — Марина шагнула к нему. — Договаривай. Двадцать лет вместе, а ты не можешь закончить фразу.
Смотрела на него без слез. С бесконечной усталостью человека, достигшего края пропасти и понимающего, что дальше — только прыжок.
— Хотел... большего, — наконец выдавил. — Хотел снова чувствовать себя живым.
Что-то в этих словах заставило Марину остановиться. Не обида, не боль, а странное узнавание. Разве не того же самого хотела она все эти годы?
— Пойду, — тихо произнес Виктор, поднимаясь с кресла. — Утром заеду за вещами.
— Подожди, — Марина вдруг ощутила, что должна что-то еще сказать. Что-то важное, без чего эта ночь останется открытой раной. — Просто скажи мне правду. Ты любишь её?
Виктор замер в дверном проеме. Плечи опущены, спина сутулится. Когда он стал выглядеть таким старым? Таким беззащитным?
— Не знаю, — ответил он после долгой паузы. — Но с ней я чувствую то, чего давно не чувствовал с тобой.
— А с сыном?
— С ним... всё по-другому, — в голосе Виктора впервые за весь вечер появилось что-то настоящее. Тепло, удивление, нежность. — Я не думал, что в моем возрасте можно так... Что внутри еще осталось...
Он не закончил, но Марина поняла. Впервые за вечер почувствовала не боль, а что-то похожее на сочувствие. Мужчина, перешагнувший пятидесятилетний рубеж, обнаруживший в себе нерастраченные запасы отцовской любви.
— Ведь предлагала усыновить ребенка. Помнишь? — произнесла это без упрека, просто констатируя факт.
— Помню. Прости меня. Думал, что мне это не нужно.
— А теперь нужно?
— Теперь уже всё случилось.
Помедлил, словно хотел сказать что-то еще, но передумал. Дверь за ним закрылась почти бесшумно.
Марина опустилась в кресло, ощущая странную пустоту. Не боль, не отчаяние. Пустоту, словно кто-то снял с её плеч груз, который носила слишком долго.
Телефон завибрировал на столике. Сообщение от Виктора:
— Прости. Должен был сказать раньше.
Не ответила. Слишком поздно для этих слов.
В ту ночь Марина не плакала. Сидела у окна до рассвета, слушая, как постепенно стихает дождь. Как тишина заполняет квартиру. Теперь уже по-настоящему пустую. Без подспудного ожидания шагов на лестнице. Без нервного взгляда на часы.
Утром телефон снова зазвонил. Номер незнакомый. Марина ответила, не задумываясь.
— Алло?
— Марина? — женский голос, молодой, с легкой хрипотцой. — Это Татьяна.
Марина застыла, сжимая телефон. Представляла эту женщину десятки раз: яркую, стройную, смеющуюся. Но никогда не думала, что услышит её голос.
— Да, это я.
— Мне нужно с вами поговорить, — в голосе Татьяны звучала решимость, но было в нем что-то еще... тревога? неуверенность? — Это важно. Для нас обеих.
— О чем же?
— Не по телефону, — ответила Татьяна. — Могу приехать к вам? Или встретиться в кафе?
Марина на мгновение закрыла глаза. Зачем ей эта встреча? Что еще может добавить к тому, что уже случилось?
— Дело в том, что Виктор не совсем честен с вами. И, возможно, со мной тоже.
Внутри все сжалось в тугой узел. Что еще могло быть хуже?
— Хорошо. Приезжайте. Буду ждать.
Положила трубку и подошла к зеркалу. Лицо осунулось, под глазами тени от бессонной ночи. Что ж, это неважно. В конце концов, не собирается соревноваться с этой женщиной. Соревнование уже закончилось.
Но зачем Татьяна хочет её видеть? И что значит «не совсем честен»? Марина почувствовала, как в груди вновь просыпается тревога — и любопытство. Неужели в этой истории есть что-то, чего еще не знает?
Звонок в дверь раздался ровно через час. На пороге стояла стройная молодая женщина с ребенком на руках. Татьяна оказалась совсем не такой, какой Марина её представляла. Ни яркой помады, ни вызывающей одежды. Усталые глаза, спутанные волосы, потертые джинсы. И ребенок, крепко спящий, прижавшись к материнскому плечу.
— Здравствуйте, — произнесла Татьяна. В её взгляде Марина с удивлением прочла не вызов, не превосходство, а что-то похожее на виноватую растерянность. — Простите, что пришла с малышом, но мне не с кем было его оставить.
— Проходите, — Марина посторонилась, пропуская нежданную гостью. — Думаю, нам действительно есть о чем поговорить.
Дверь закрылась за ними, отрезая от мира две женщины. Связанные одним мужчиной и тайной, которую он, возможно, скрывал от них обеих.
***
— Виктор не знает, что я здесь, — Татьяна осторожно опустилась в кресло, продолжая баюкать спящего малыша. — И вряд ли одобрил бы эту встречу.
Марина поставила на стол две чашки с чаем. Странная ситуация. Пить чай с женщиной, разрушившей твой брак. В романах такие встречи заканчиваются скандалами и слезами. В жизни, как оказалось, — неловким молчанием и изучающими взглядами.
— У вас красивый ребенок, — произнесла Марина, удивляясь собственным словам. Но это была правда. Мальчик был удивительно хорош: пушистые ресницы, пухлые щечки, крохотные пальчики, вцепившиеся в кофту матери.
— Я пришла поговорить о Викторе, — Татьяна не отреагировала на комплимент. Руки нервно поглаживали спину ребенка. — Точнее, о том, что происходит между вами.
Марина выпрямилась:
— Между нами уже ничего не происходит. Он вчера всё сказал.
— Он так думает, — Татьяна покачала головой. — Но я вижу его каждый день. Когда возвращается от вас, в глазах тоска и вина. Он мечется между нами уже полтора года. И это не может продолжаться бесконечно.
— Теперь всё решено. Он переезжает к вам.
— Вы не понимаете. Виктор никогда не будет по-настоящему моим. Каждый раз, когда что-то идет не так, вспоминает о жизни с вами. О порядке, уюте, спокойствии. О том, как вы заботились о нем.
Марина молчала, разглядывая свои руки. Руки, которые двадцать лет стирали его рубашки. Готовили его любимые блюда. Ждали его прикосновений.
— Знаете, что он сказал на прошлой неделе? — продолжила Татьяна. — «Марина бы так никогда не поступила». Это было после того, как забыла оплатить счет за квартиру. Мелочь, но его задело. Он постоянно сравнивает.
Марина почувствовала горечь. Значит, вот как? Она — эталон бытового удобства, домашнего порядка. Не женщина, а функция.
— И что вы хотите от меня? — спросила, уже догадываясь об ответе.
Татьяна подняла глаза:
— Отпустите его. По-настоящему. Скажите, что не ждете его возвращения.
— Я и не жду.
— Он в это не верит. Считает, что вы храните его место, что всё можно вернуть. Эта мысль не дает ему принять окончательное решение.
Марина горько усмехнулась:
— А вы боитесь, что он передумает?
— Я боюсь, что мы все трое застрянем в этой ситуации навсегда, — Татьяна указала взглядом на ребенка. — Особенно он. Ребенку нужен целый отец, а не тот, кто разрывается между двумя домами.
Ребенок вдруг заворочался и захныкал. Татьяна принялась укачивать его. Напевала что-то тихо, почти беззвучно. Марина смотрела на эту сцену и ощущала странное спокойствие. Вдруг увидела, как молода эта женщина. Как растеряна. Как не готова к той бытовой рутине, которая ее ждет. Разница в возрасте, разный опыт...
— Виктор никогда не вернется ко мне, — сказала Марина твердо. — И дело не в вас. Просто наша история закончилась задолго до вашего появления. Я слишком долго была тенью, а не женщиной.
— Вы не злитесь на меня?
— Возможно, год назад я бы возненавидела вас, — Марина покачала головой. — Но сейчас... Мне кажется, вы делаете мне одолжение. Забирая то, что давно перестало быть моим.
Когда за Татьяной закрылась дверь, Марина подошла к окну. Дождь прекратился, и в просветах между облаками проглядывало робкое весеннее солнце. Открыла окно, впуская свежий воздух, наполненный запахом мокрой земли и новых возможностей.
Через неделю Виктор забрал последние вещи. Был неловкий разговор. Скомканные объяснения. Обещания помогать материально. Марина прервала его: — Нам обоим уже за сорок, Витя. Как-нибудь справимся сами. Иди к своему сыну. Ему ты нужнее.
Спустя три месяца Марина встретила их в торговом центре — Виктора, Татьяну и малыша. Виктор катил перед собой коляску с сосредоточенным видом бывалого отца. Татьяна что-то оживленно говорила, размахивая руками. Выглядели уставшими, но счастливыми особенным счастьем новых родителей — измотанными, невыспавшимися, но гордыми.
Марина могла бы незаметно обойти их стороной, но неожиданно для себя кивнула и улыбнулась. Виктор на секунду замер, но потом неуверенно улыбнулся в ответ. А Татьяна... Татьяна благодарно кивнула. И в этом жесте был целый разговор между женщинами, понимающими друг друга без слов.
Вечером того же дня Марина сняла с пальца обручальное кольцо и положила его в шкатулку с памятными вещами. Двадцать лет брака, упакованные в маленькую золотую окружность. Вдруг поняла, что не чувствует ни горечи, ни отчаяния. Только легкость и свободу. Как будто наконец сбросила тяжелую ношу, которую тащила слишком долго.
Телефон зазвонил, на экране высветился номер давней подруги, с которой не общались несколько лет.
— Мариночка, как ты? Я слышала...
— В порядке, — ответила Марина, и это была чистая правда. — Знаешь, давай встретимся. У меня появилось время для себя. Целая жизнь времени.
Весеннего настроения всем моим подписчикам.