Пятничный вечер обволакивал город мягким туманом. Осень. Поздняя. С редкими каплями, барабанившими по жестяным подоконникам. В старой бане на окраине города собиралась компания давних друзей. Традиция, проросшая сквозь десятилетия, как упрямый корень сквозь асфальт городской суеты.
Баня принадлежала Степанычу — сухому, жилистому мужчине с вечно прищуренным левым глазом. Построил еще в девяностые. Выстоял. Сохранил. Пережил две жены и экономический кризис.
Пар клубился под низким потолком. Берёзовые веники источали терпкий аромат, смешиваясь с запахом пота и застарелых тайн. Мужские тела — некогда упругие и подтянутые, теперь обмякшие, с мягкими животами и родинками, которых раньше не было. Тела, познавшие жизнь. Родительство. Измены. Компромиссы. Маленькие победы и большие разочарования.
Пять человек. Пять судеб. Разрезанных по одной выкройке, но сшитых разными нитками.
Виктор — самый громкий. С яркой сединой и резкими движениями биржевого брокера. Заводила. Острослов. Любитель женщин и дорогого коньяка. Три развода за плечами и новая двадцатипятилетняя жена. Ничему не научился.
Павел — хитрый, с лисьими глазками и вечной полуулыбкой главврача престижной клиники. Никогда не разводился. Просто жил на две семьи последние двенадцать лет. Профессиональная двойственность проникла в личную жизнь.
Олег — грузный, вечно потеющий владелец сети продуктовых магазинов. Единственный из всех, кто каждый раз после бани звонил жене. Но интрижки случались. Короткие. Без последствий. Как сам считал.
Михаил — молчаливый, с внимательным взглядом бывшего следователя. Детей не было. Жена ушла год назад. К женщине. Эту историю в бане не обсуждали.
И Андрей. Негромкий голос, спокойные движения инженера-конструктора. Двадцать лет с одной женщиной. Татьяна. Двое детей. Дочь замужем, сын заканчивает университет. Квартира в спальном районе и дача в пятидесяти километрах от города. Жизнь как жизнь. Без надрывов и драматических поворотов. Островок стабильности в океане всеобщей суеты.
Третий час парились. Коньяк в предбаннике закончился. Перешли на водку. Разговор, как всегда, свернул на женщин. Точнее — на женщин чужих, случайных, мимолётных.
Виктор разливал по стаканам, рассказывал о новой секретарше в офисе. Пышная грудь. Стройные ноги. Взгляд с поволокой. Два месяца охоты — и вот результат. Гостиничный номер. Шампанское. Страсть до утра.
— А твоя благоверная не догадывается? — хрипло спросил Олег, вытирая пот с красного лица.
— Главное правило: никогда не признавайся. Даже если поймают с поличным. Отрицай. До последнего, — Виктор поднял палец вверх, словно профессор, декламирующий аксиому.
Андрей сидел молча. Крутил в руках запотевший стакан. Улыбался уголками губ.
— А ты чего притих, верный наш? — Виктор толкнул его локтем. — Неужели за двадцать лет ни разу налево не ходил?
Пар сгустился. Время замерло в предвкушении ответа.
***
Андрей поднял глаза. Спешить было некуда. Вечер пятницы. Впереди выходные. Дома Татьяна, скорее всего, смотрит очередной сериал. Привычка последних лет.
— Верность — понятие растяжимое, — наконец произнес он.
Компания притихла. Неожиданно. Обычно отмалчивался. Отшучивался. Уходил от прямых ответов.
— Ого! — присвистнул Виктор. — Неужели и у нашего праведника скелеты в шкафу?
Андрей поднялся. Плеснул на раскалённые камни. Пар ударил в потолок, заставив всех на мгновение зажмуриться. Когда облако рассеялось, его лицо оставалось безмятежным.
— Да нет у меня никаких скелетов. Просто каждый понимает верность по-своему.
Виктор фыркнул:
— Философ нашелся! Верность — это когда не спишь с другими бабами, всё просто.
Андрей посмотрел на друга долгим взглядом. Не осуждающим. Изучающим. Словно впервые видел его, хотя знакомы были ещё со студенческой скамьи. Сколько воды утекло. Сколько водки выпито. Сколько разговоров — пустых и важных — прошумело над их головами в этой самой бане.
— Помните, когда мы с Татьяной только поженились? — Андрей сделал глоток. — Я работал в проектном институте. Младшим специалистом. Деньги смешные. Жили в однушке, доставшейся от её бабушки. Мебель старая. Обои выцветшие. Но счастливы были, как не знаю кто.
— Все поначалу счастливы, — буркнул Олег. — Потом быт заедает.
— Не перебивай, — оборвал его Михаил. Он всегда умел слушать. Профессиональная привычка.
— В институте появилась новая сотрудница. Лариса. Свежая выпускница. Яркая. Энергичная. Глаза как у лани. Волосы до пояса. И сразу положила на меня глаз.
Виктор одобрительно хмыкнул. Знакомая история.
— Мы работали над одним проектом. Задерживались допоздна. Разговоры. Смех. Случайные прикосновения. Вроде ничего такого, но воздух между нами искрил. Я чувствовал, как почва уходит из-под ног. Женат всего полгода, а уже готов сорваться.
Баня притихла. Только потрескивали поленья в печи да капала вода с потолка в деревянный ушат.
— И что? Сорвался? — не выдержал Павел.
— Почти. Мы договорились встретиться субботним вечером. Татьяна должна была ехать к родителям в область. Идеальное стечение обстоятельств.
Андрей замолчал. Глотнул в.о.дки. Прикрыл глаза.
— И тут происходит непредвиденное. Татьяна отменяет поездку. Простуда. Температура под сорок. Я звоню Ларисе. Отменяю встречу. А она в слезы. Говорит, уже настроилась. Купила новое бельё. Я заметался, как зверь в клетке. Жена в жару, любовница в истерике. И тут меня осенило. Говорю Татьяне, что срочно вызывают на работу. Авария на объекте. Выбегаю из дома. Еду к Ларисе.
Виктор понимающе кивнул. Сколько раз сам использовал подобный трюк.
— Приезжаю. Поднимаюсь в квартиру. Шампанское, свечи, музыка. Обстановка, как в дешевом романе. Лариса в каком-то невероятном пеньюаре. Бросается на шею. А у меня в голове только одно: Татьяна лежит с температурой. Одна. В пустой квартире.
— И что ты? — спросил Михаил, впервые проявив интерес к разговору.
— Ничего. Отстранился. Сказал, что это ошибка. Что не могу. Что женат. Банальщина, в общем. Лариса закатила скандал. Обозвала тряпкой. Подкаблучником. Вытолкала за дверь.
Андрей улыбнулся. Улыбка вышла кривой, словно старый шрам на лице.
— Возвращаюсь домой. Открываю дверь. А там... — он вдруг осекся.
***
— Возвращаюсь домой. Открываю дверь. А там... — Андрей замолчал. Глаза его устремились куда-то в прошлое. Сквозь годы. Сквозь толщу пережитого.
Тишина повисла в бане. Густая, как пар. Даже Виктор притих, забыв о своей привычке вставлять комментарии.
— Тишина, — наконец продолжил Андрей. — Гробовая тишина в квартире. Прохожу на кухню. Татьяна сидит у окна. В той самой ночнушке с выцветшими васильками, которую терпеть не могла. Волосы растрепаны. Глаза красные. То ли от температуры, то ли от слёз.
Андрей провёл рукой по лицу. Словно стирал невидимую паутину воспоминаний.
— Перед ней на столе — альбом. Наш свадебный. И остывший чай. Смотрит на меня долго. Молча. А потом говорит: «Я знала, что ты вернёшься».
Его голос дрогнул. На мгновение. Но все заметили.
— И тут меня как обухом по голове. Она не спрашивает, где я был. Не устраивает сцен. Просто смотрит с такой... верой. Не в мою порядочность — какая там порядочность. В то, что я всё равно вернусь. К ней. Домой.
Михаил кивнул. Едва заметно. Словно что-то понял для себя.
— А на плите — кастрюля. С бульоном. Сварила, пока меня не было. С температурой под сорок. «Я подумала, ты проголодаешься после работы», — говорит.
— И что ты? — спросил Павел, подавшись вперёд.
— А что я? Сел напротив. Взял её руки. Горячие. Сухие. В мозолях от вечной стирки. И понял одну простую вещь. То, что у нас было — это не просто брак по штампу в паспорте. Это... — он запнулся, подбирая слова, — как два дерева, которые срослись корнями. Можно спилить, разрубить. Но корни всё равно останутся переплетенными. В земле. Невидимые для других.
Виктор закашлялся. То ли от крепкого пара, то ли от неожиданно пробившей его мысли.
— И вот смотрю я на неё. На свою Татьяну. Некрасивую по общепринятым меркам. С носом картошкой. С веснушками, которые она всегда пыталась замазать. С этими вечно обкусанными губами. И понимаю, что Лариса со всей своей модельной внешностью — мираж. Фантик. А здесь, за этим кухонным столом — настоящее. Моё. Единственное.
— Так и не изменил? — недоверчиво спросил Олег.
— Не в этом дело, — покачал головой Андрей. — Я понял, что измена — это не то, что происходит в постели с другой женщиной. Настоящая измена — это когда предаешь то, что внутри. Свою суть. Своё... ядро, что ли.
Он поднялся. Плеснул ещё воды на камни. Пар заклубился, на мгновение скрыв его фигуру.
— А потом я ей всё рассказал.
— Что?! — Виктор подскочил. — Ты признался?!
— До последней детали. Про Ларису. Про встречу. Про то, как сбежал из её квартиры.
— И что она?
— Заплакала. Тихо так. Без истерики. А потом выдала такое, от чего я сам чуть не разрыдался.
Он сделал паузу. Отхлебнул водки. Не поморщился.
— Она сказала:
— Я знала про нее. Видела, как вы смотрите друг на друга в институте. На годовщине проекта. Я была там, помнишь? И ждала, когда ты уйдёшь. Это было вопросом времени. Мужчины всегда уходят от некрасивых жен. Но ты вернулся. Сам. И это главное.
В бане стало так тихо, что слышно было, как за стеной скребётся мышь.
— И знаете, что случилось потом? — Андрей вдруг улыбнулся. — Мы занялись любовью. Прямо там, на кухне. На старом кухонном столе, который достался от её бабушки. С треснувшей столешницей. И это был лучший секс в моей жизни. Потому что настоящий. Без игры. Без фальши.
Он обвел взглядом притихших друзей.
— А на следующий день Татьяна выздоровела. Словно температура была просто предлогом. Чтобы я остался. Чтобы понял что-то важное. И знаете, что самое удивительное? С тех пор прошло почти двадцать лет. Были кризисы. Ссоры. Недели молчания. Но ни разу — ни единого раза! — меня не тянуло налево. Словно прививку сделал. От глупости.
— А Лариса? — спросил Михаил.
— Перевелась в другой отдел. Вышла замуж за начальника. Троих детей родила. Счастлива, наверное. По-своему.
Андрей поднялся. Плеснул остатки водки в стакан.
— Так что, друзья мои, верность — это не про то, чтобы не спать с другими бабами, как выразился наш Витя. Это про то, чтобы быть честным. С собой. С человеком рядом. Даже когда честность причиняет боль.
***
Виктор долго молчал. Необычно для него. Человека, привыкшего заполнять паузы словами. Любыми. Лишь бы не тишина. Тишина заставляет думать. А думать — опасно. Можно додуматься до такого, что жизнь придётся менять.
— Красиво рассказываешь, — наконец выдавил он, стараясь вернуть привычный насмешливый тон. Не получилось. Голос дрогнул. — Только вот у нас с тобой разные жены достались. Твоя бульон варила с температурой. А моя первая, помнишь Светку? Даже здоровая на кухню не заходила. Только маникюр испортить.
— У каждого своя история, — Андрей пожал плечами. — Я не говорю, что мой путь — единственно верный.
Олег тяжело поднялся. Грузное тело не слушалось. Или душа отяжелела от услышанного.
— Мне пора, — буркнул он. — Завтра рано вставать. Проверка в магазинах.
Все знали: никакой проверки. Просто Олег спешил к жене. Впервые за много пятниц — не по обязанности. По внутреннему зову. Что-то проснулось в нём от рассказа Андрея. Неудобное. Колючее. Как заноза в совести.
— Я, пожалуй, тоже, — поддержал его Павел. И добавил, словно оправдываясь: — Дочка завтра на соревнования. Обещал быть.
Виктор хмыкнул: — Какие вы все... домашние вдруг стали. Татьяну свою по телефону предупреди, Андрюха. Что задержишься. Мы ещё посидим. Правда, Михаил?
Михаил — всегда последний в таких разговорах. Всегда в стороне. Наблюдатель по профессии и по жизни. Неожиданно поднялся.
— Нет, Витя. Каждому своё. Я тоже пойду.
Виктор остался один на один с Андреем. Странное чувство. Неловкость повисла между ними. Как будто раздетыми оказались не в бане, а посреди улицы. На виду у всех.
— Слушай, — Виктор подался вперёд, понизил голос, хотя никто уже не мог их услышать. — А ты не жалеешь? Ну, что не попробовал... другой жизни?
Андрей покачал головой: — Знаешь, Вить, я ведь не святой. Были моменты. Командировки. Корпоративы. Взгляды. Флирт. Возможности. Но каждый раз я представлял, как возвращаюсь домой. И вижу Татьяну. И должен смотреть ей в глаза. И понимал — не стоит оно того. Минутное удовольствие — и пропасть между нами. Нет, не жалею.
Виктор покрутил в руках пустой стакан. В отражении стекла увидел своё лицо. Постаревшее. Покрытое морщинами — не от мудрости, от пустоты прожитых лет.
— А я, кажется, жалею, — вдруг произнёс он. Впервые за все годы их дружбы — искренне. Без бравады. Словно кожу сдирали заживо. — Третья жена моложе дочери. Смотрит — не понимает. Говорю — не слышит. И дети... Старшему сорок почти. А я для него чужой. Звонит только когда деньги нужны.
— Никогда не поздно начать заново, — тихо сказал Андрей.
— Кому ты врёшь, конструктор? — горько усмехнулся Виктор. — Поздно. Всё давно построено. Перестраивать — только фундамент рухнет.
Они допили водку молча. Оделись. Вышли на улицу. Моросил дождь. Промозглый. Осенний. Пробирающий до костей.
— Подвезти? — спросил Виктор.
— Нет, пройдусь. Мне тут недалеко.
Они пожали друг другу руки. Крепче обычного. Дольше. Словно прощались не до следующей пятницы, а навсегда.
Андрей шёл по пустынной улице. Мимо закрытых магазинов. Мимо тусклых фонарей. Дождь усиливался, но он не спешил. Думал. О Татьяне. О детях, покинувших родительское гнездо. О внуке, который должен родиться следующей весной. О том, как странно устроена жизнь — самые важные решения принимаешь не понимая их значимости. Просто следуя внутреннему компасу.
Тот вечер двадцатилетней давности. Мог повернуть совсем иначе. Мог не вернуться. Мог соврать. Мог не заметить — бульон на плите. Взгляд полный веры. Руки в мозолях от вечной стирки.
Дома горел свет. В окне кухни — знакомый силуэт. Татьяна. Ждёт. Наверняка чай заварила. Может даже испекла что-нибудь. Она всегда чувствовала, когда ему особенно нужен дом. Настоящий. Тёплый. С запахом корицы и яблок.
Порывшись в карманах, Андрей достал телефон. Набрал номер, глядя в освещённое окно.
— Алло? — голос Татьяны, чуть встревоженный. — Что-то случилось?
— Нет, всё хорошо, — Андрей улыбнулся, наблюдая, как она прижимает трубку к уху. — Просто хотел сказать, что люблю тебя. И скоро буду дома.
— Я знаю, — ответила она просто. И в этих двух словах было всё. Двадцать лет совместной жизни. Верность. Не клятвам — друг другу.
Андрей убрал телефон. И зашагал быстрее. Домой. Туда, где его ждали. Где он был нужен. Где его любили — не за что-то. Просто так.
Верный муж. Странное словосочетание. Как будто верность — подвиг, а не естественное состояние любящего человека.
Благодарю за подписку и за помощь в развитии канала. Всем хорошего настроения и верных половинок.