– Ну и что теперь? Выгоним их прямо перед Новым годом? – Анна стояла у окна, скрестив руки, её голос дрожал от едва сдерживаемого гнева. За стеклом Москва сверкала предновогодними огнями, а Красная площадь, утопая в снегу, казалась открыткой из детства.
– Ань, они же друзья… – Дмитрий замялся, потирая виски. Его глаза, обычно тёплые, но теперь были затянуты усталостью. – Не могу я просто взять и выставить их.
Я посмотрела на него, и внутри всё сжалось, как пружина. Десять лет мы ютились в съёмных норах, где пахло сыростью и чужими бедами. Каждую копейку откладывали, отказывая себе в отпуске, в новых туфлях, в мечтах. И вот она – наша победа: просторная квартира в центре Москвы, с белоснежными стенами, дубовым паркетом и панорамными окнами, за которыми город пел свою зимнюю песню. Мы с Дмитрием сами выбирали каждый штрих: от мраморной столешницы до стеклянных шаров на ёлке, что переливались, как звёзды в морозную ночь. Новый год должен был стать нашим – первым в этом доме, тихим и тёплым, как какао в любимой кружке.
Но звонок в дверь разорвал эту идиллию. На пороге стояли Ирина и Виктор – наши старые институтские друзья, с чемоданами и улыбками шире Тверской. Их появление было как снег на голову, как буря, что ломает ветки.
– Новый год в Москве! Круто, да? – Виктор ввалился в прихожую, хлопнув Дмитрия по плечу так, что тот поморщился. Его пальто, пропахшее табаком, уже лежало на нашей дизайнерской вешалке.
– У вас тут хоромы! Все поместимся! – Ирина скинула сапоги, оставив грязные следы на полу, и закружилась по гостиной, будто хозяйка. Её рыжие волосы, всегда растрёпанные, мелькали, как пламя, а голос звенел, заглушая мои мысли.
Я почувствовала, как кровь стучит в висках. Мы с Дмитрием предупреждали их ещё месяц назад: никаких гостей, мы хотим Новый год вдвоём. Я даже отправила Ирине ссылки на недорогие отели, но она лишь отмахнулась: «Ой, Ань, не занудствуй!» И вот они здесь, с чемоданами, набитыми наглостью, и планами разрушить наш праздник.
– Мы же говорили, что не ждём гостей, – мой голос был холодным, как декабрьский ветер, но внутри всё кипело.
– Да ладно, Ань, не начинай! Отели – грабёж, а у вас вон какая красота! – Ирина плюхнулась на диван, задев локтем стеклянный шар на ёлке. Он качнулся, и я затаила дыхание, боясь, что он разобьётся.
Дмитрий молчал, но я видела, как его челюсть напряглась. Он всегда был слишком добрым, мой Дима. В институте, когда мы только познакомились, он делился всем: конспектами, бутербродами, теплом. Я тогда была замкнутой девчонкой из маленького городка, с потрёпанным рюкзаком и мечтой стать врачом. Дима стал моим маяком, а Ирина и Виктор – шумной компанией, что врывалась в нашу жизнь. Мы вместе пели под гитару, спорили о будущем, клялись быть друзьями навек. Но годы шли, и их дружба стала тяжёлой, как старый чемодан, набитый ненужным хламом.
– Они рассчитывают на твою щедрость, – прошептала я Дмитрию, когда мы уединились на кухне. – Они всегда так делают.
Он кивнул, но в его глазах была тоска. Его семья – простые люди из Подмосковья, мама – учительница, отец – водитель. Они научили его быть открытым, помогать всем, кто просит. Моя же семья, наоборот, была строгой: отец, военный, требовал порядка, а мама, медсестра, учила держать границы. Может, поэтому я так злилась, а Дима всё ещё надеялся, что Ирина и Виктор изменятся.
Я посмотрела на ёлку. Её иглы дрожали от сквозняка, будто чувствовали моё смятение. Этот Новый год должен был стать нашим триумфом, а теперь он превращался в хаос.
***
Ирина и Виктор расположились в нашей квартире, как кошки, что метят территорию. Их чемоданы заняли полприхожей, а запах фастфуда пропитал воздух, заглушая аромат хвои. Я ходила за ними, как тень, подбирая крошки с дивана, вытирая липкие пятна со стола. Моя душа ныла, словно порезанный палец, когда я видела, как их небрежность угрожает нашему дому.
– Ребят, может, по Москве погуляете? Красота же! – Дмитрий пытался быть дипломатом.
– Холодно там, Дим. Лучше тут сериальчик заценим, – Виктор развалился на диване, листая каналы. Его кроссовки, небрежно сброшенные, оставили грязные следы на ковре.
– Ага, и вообще, у вас тут уютно. Зачем куда-то тащиться? – Ирина жевала бургер, роняя крошки на подушку. Её глаза, когда-то искрившиеся весельем, теперь казались мне пустыми, как витрины закрытого магазина.
Я сжала кулаки, чувствуя, как гнев разливается по венам, как горячий чай. Мы с Дмитрием были другими. Я, детский кардиолог, вкладывала душу в каждого пациента. Ночи напролёт я читала исследования, училась новым методам, чтобы быть лучшей. Мои маленькие пациенты, с их хрупкими сердцами, были моим миром. Дмитрий, челюстно-лицевой хирург, создавал идеальные лица, возвращал людям уверенность. Мы горели своей работой, а редкие вечера вдвоём были для нас сокровищем, как звёзды в городском небе.
А Ирина и Виктор? Они выбрали лёгкий путь. Она – администратор в салоне красоты, он – курьер. Их жизнь была как газировка: шипучая, но быстро выветривающаяся. В институте они были душой компании, но теперь их визиты превращались в испытание. Помню, как три года назад они приехали на неделю и оставили за собой гору грязной посуды и пятна на обоях. Мы с Дмитрием тогда впервые поссорились: я хотела разорвать дружбу, а он всё твердил: «Они не со зла, Ань». Но теперь даже его терпение таяло.
– Ань, я больше не могу, – шепнул он мне ночью, когда мы лежали в темноте, а из гостиной доносился хохот Ирины. – Они нас не уважают.
– Я знаю, – мой голос дрожал. – Если они что-то сломают, я… я просто не переживу.
Утром Ирина уронила бокал. Стекло разлетелось по паркету, как мои нервы, а на столе осталась царапина – тонкая, но глубокая, как рана. Я смотрела на неё, и слёзы жгли глаза, как мороз кожу.
– Ой, подумаешь, царапка, – Ирина хихикнула, но её смех был как нож, вонзающийся в моё сердце.
– Это не просто царапка, – прошептала я, едва сдерживая слёзы. – Это наш дом.
Дмитрий, стоя рядом, сжал моё плечо. Его глаза были тёмными, как ночное небо, но в них горела решимость.
– Надо их выгнать, – сказала я, когда мы убирали осколки. Мой голос был тихим, но твёрдым, как лёд.
Он кивнул, но мы оба знали: прямой отказ не сработает. Ирина и Виктор найдут тысячу отговорок, чтобы остаться, как сорняки, что цепляются за землю.
***
Мы сидели на кухне, когда я предложила план. Мои руки дрожали, но глаза горели.
– Снимем им отель, – сказала я, и мой голос был твёрд, как гранит. – Но скажем, что они выиграли его в лотерее. Они любят халяву, клюнут.
Дмитрий посмотрел на меня, и в его взгляде мелькнуло восхищение. Он согласился, хотя идея била по кошельку. Три ночи в хорошем отеле – это половина его гонорара за сложную операцию, но свобода была дороже.
– А если они не поверят? – спросил он, потирая подбородок.
– Поверят, – я усмехнулась, чувствуя, как внутри разгорается надежда, как искра в сухой траве. – Мы всё сделаем правдоподобно.
Мы разработали план до мелочей. Я договорилась с баристой в кафе в нашем доме – милой девушкой с пирсингом в брови. За щедрые чаевые она согласилась подсунуть «выигрышную» записку в печенье-сюрприз. Дмитрий весь день водил Ирину и Виктора по морозным улицам, показывая им ёлки, катки, гирлянды. Они ныли, мёрзли, но он был неумолим, как генерал на поле боя.
– Да хватит уже таскать нас! – бурчал Виктор, кутаясь в шарф. – Ноги отваливаются!
– Последний круг, и в кафе, – подмигнул Дмитрий. – Кофе выпьем, согреемся.
В кафе пахло корицей, ванилью и свежей выпечкой. Бариста, подмигнув мне, вручила корзинку с печеньем.
– Лотерея! – объявила она, сияя улыбкой. – Разверните, вдруг повезёт!
Виктор, ворча о невезении, сломал печенье. Его глаза расширились, как блюдца.
– Три ночи… в отеле в центре? – он перечитал записку, будто не верил.
– Это что, правда?! – Ирина завизжала, выхватывая бумажку. Её голос звенел, как колокольчик, а глаза горели жадностью.
– Ну ты везунчик! – Дмитрий хлопнул Виктора по плечу, и я едва сдержала улыбку, видя, как он играет свою роль.
Они прыгали, как дети, не заподозрив подвоха. Я помогала им собирать вещи, скрывая облегчение, что поднималось во мне, как тёплый воздух. Когда дверь за ними закрылась, я рухнула на диван, чувствуя, как напряжение отпускает.
Тишина окутала нас, как тёплое одеяло. Ёлка сияла, отражая свет в стеклянных шарах, и наш дом снова был нашим. Мы с Дмитрием сидели на диване, держась за руки, и смеялись, как в те дни, когда были студентами, беззаботными и влюблёнными.
Но радость была горькой, как кофе без сахара. Что, если они вернутся? Что, если снова ввалятся, как буря, разрушая наш покой? Я вспомнила, как однажды Ирина звонила мне в три ночи, прося денег «на ремонт машины». Я тогда отказала, и она неделю не разговаривала, а потом приехала, как ни в чём не бывало. Их дружба была как паутина: липкая, трудно разорвать.
***
В день их отъезда мы встретили Ирину и Виктора у отеля. Они стояли у входа, окружённые чемоданами, и выглядели смущёнными, как дети, пойманные на шалости. Я собралась с духом и шагнула вперёд.
– Нам было приятно вас видеть, – начала я, и мой голос был твёрд, как камень. – Но такие визиты без предупреждения – это слишком. Мы хотим сохранить свою приватность.
Ирина попыталась отшутиться, её губы дрогнули в улыбке:
– Ой, Ань, ну что ты как не родная? Мы же просто хотели повидаться!
Но Дмитрий, стоя рядом, добавил:
– Если это повторится, мы не откроем дверь. Мы ценим дружбу, но не за счёт нашего дома.
Они замолчали. Их лица, обычно такие беспечные, стали серьёзными. Виктор пробормотал что-то о «просто дружбе», Ирина кивнула, но их глаза избегали наших. Они уехали, и я почувствовала, как груз падает с плеч.
Мы вернулись домой. Ёлка всё ещё сияла, а тишина была слаще любого подарка. Мы с Дмитрием сели у окна, глядя на заснеженную Москву. Его рука сжала мою, и я знала: наш дом – наша крепость. И отныне он открыт только для тех, кто уважает наши границы.
Хотите больше эмоций? Окунитесь в наши самые популярные рассказы.