Сообщение приходит с незнакомого номера. Я открываю вкладку и вижу, что это. Это фотография – Роберт спит в кровати, обняв подушку, а на его фоне улыбается та самая красивая девушка с длинными волосами, что приходила ко мне накануне.
Роберт лежит в черной водолазке – а это значит, что вчера после нашего разговора он пришел к ней, что вполне предсказуемо.
Предсказуемо и невероятно обидно.
До слез.
Сердце сжимается, но я не хочу показывать, насколько мое внутреннее состояние поражено, насколько сильно я выбита из колеи.
Но включается свет, который был выключен, чтобы все могли спокойно посмотреть видео на экране, и начинается рабочий процесс. В это время нельзя думать о чем-то другом, кроме работы.
Немного отвлечешься – и можешь навредить своему руководителю, я знаю каково это, в начале работы у меня было несколько промахов, но незначительных, и мы их уладили достаточно быстро. Однако я извлекла урок.
Заместитель генерального рассказывает о преимуществах промышленного парка потенциальным инвесторам.
Лев Иванович включается и добавляет множество деталей. Я довожу их до мужчин, сидящих за столом.
Главный среди них – молодой мужчина, Марк Огнев. Он здесь впервые. И не может не притягивать взгляд. Высокий, статный, с широким разворотом плеч, фигурой – красивым проработанным в зале треугольником и пронзительными синими глазами, что смотрится особенно эффектно вкупе с черными волосами.
Он внимательно смотрит на меня, будто проверяет рентгеном.
И от этого по спине, рукам, бедрам бегут мурашки.
Я выпрямляюсь. Выдыхаю, полностью беру себя в руки.
Он говорит о том, что в планах их компании – открыть производство хоккейной амуниции. Для этого требуется гораздо больше площадей, чем было предусмотрено промпарком. Рассказывает спокойно и уверенно, голос у него глухой, и поэтому пробирает до мурашек, тем более в полной тишине большого конференц-зала. Могу себе представить, как действует его уникальный тембр голоса на молоденьких девушек…
— Спасибо, что помогаете нам, Екатерина Владимировна, — вдруг добавляет он.
И тут я замираю при упоминании моего имени.
Обычно этого не происходит – на встречах все относятся сначала ко мне с настороженностью, а после уже не замечают. Я – фон, канцелярия, стулья. Но никак не живой человек.
Которого можно или нужно благодарить за помощь.
Тем более, что я помогаю даже не пришедшим людям, а Льву Ивановичу.
Вместо ответа склоняю голову и чуть опускаю ресницы.
Считаю лишним что-то говорить. Возможно, эта делегация просто удивлена, что директор холдинга прибегает к сурдопереводу.
Лев Иванович, после моего перевода, уточняет, что парк может предоставить любую площадь.
Мне приятно быть частью этого процесса, и кажется, что я тоже вношу свой маленький вклад в развитие обоих компаний, чем бы ни завершились результаты переговоров. Но когда обращаюсь к Марку Огневу, стараюсь смотреть на пуговицу на его рубашке, но не в глаза. Почему-то кажется, что, если я только взгляну на него, пропаду в сетях. Они опутают и утянут на дно, где можно сгинуть в пучине.
В завершение встречи мужчины жмут друг другу руки.
Я стою за спиной начальника на случай, если что-то понадобится.
Огнев пожимает руку моему начальнику и смотрит на меня через его плечо. Внимательно, заинтересованно, будто даже немного требовательно.
— Мы будем вместе работать, — говорит он. И смотрит на меня. Словно эти слова предназначаются не моему руководству, а лично мне.
Я делаю отсутствующее лицо, пустые глаза. Этому трюку научилась еще во время поездок в университет на метро – чтобы к тебе не приставали с ненужными расспросами, предложениями другие люди.
Огнев чуть ухмыляется одними уголками губ.
Он разгадал мой трюк.
Как только все завершается, и все уходят, я прохожу в небольшой кабинет в самом конце коридора последнего этажа, который больше похож на кладовку, чем на офисное помещение.
Сажусь на стул и просто смотрю в одну точку, не понимая, что мне делать дальше – рвануть на Луну или переобуться в сапоги и ехать домой.
На меня потоком обрушиваются детали моей разрушенной жизни. Измена. Муж. Любовница. Я знаю, что моя жизнь сошла с рельс.
В этот момент дверь распахивается, и я вздрагиваю.
Роберт знает, что я здесь – он все отслеживает по камерам, от его взгляда ничего не скроется. Он быстро проходит внутрь, прикрывает дверь и закрывает ее на замок.
Чувствую, как мои кости превращаются в желе – снова предстоит тяжелый разговор, но я к нему не готова, а он к тому же обрубает все пути к отступлению. Так больно и обидно, что снова хочется зареветь, но я держусь.
— У меня мало времени, — предупреждаю его сухо.
— И у меня.
Он садится на стул напротив меня, двигается корпусом вперед, складывает руки в замок на коленях и внимательно смотрит на меня своими черными, бездонными глазами.
— Что ты себе придумала, Катя?
— Ничего нового, — устало отвечаю. — Мы расходимся.
Он фыркает, стреляет глазами. Выглядит бодрым и свежим, тогда как я ощущаю себя просто раздавленной гусеницей на шине грузового автомобиля.
— Я не согласен, — говорит он уверенно и даже жарко. — Разводиться мы не будем. У нас трое детей. Трое.
— Это ты МНЕ говоришь? — чувствую, как начинаю закипать. Вообще-то это я их родила, с ними лежала в больницах, занималась с рождения и до сегодняшнего дня.
— Дом, машины, дача, друзья в конце концов.
— И твой новенький ребенок, — я складываю руки на груди и смотрю на него. Выдержать его взгляд, давящий, указующий, трудно, но я стараюсь выглядеть достойно.
— Ты Аннет не впутывай.
Приподнимаю уголок брови. Аннет. Надо же. Это Аня, что ли, по-простому? Или нет…
— Она – отдельно, мы – отдельно.
И тут я взрываюсь.
Еще чего придумал.
Мы что – мормоны какие-нибудь? Жить всемером будем теперь? Нет, ничего не говорю, может быть, для других семей и воспитанных в другом обществе людей это нормально. Для меня – нет.
— Нет уж. Ты – отдельно. Я с детьми – отдельно.
Я стою над ним, но, несмотря на то, что нахожусь выше, свысока смотрит на меня именно он. Будто следит за бунтом хомячков в клетке. И от этого ощущения мне не по себе и снова хочется спрятаться и заплакать.
А еще лучше – укутаться в одеяло и реветь навзрыд неделями, пока все само собой как-то не образуется.
— Вещи твои я собрала, заберешь их днем, чтобы вечером мне не пришлось объясняться с детьми, пока я не придумала, что им сказать.
Он улыбается, но хищно, цинично.
— Развод состоится. Можешь забрать себе дачу и одну машину. Квартиру и свою тачку я оставляю себе, поскольку на моем попечении находятся трое несовершеннолетних детей.
— О, да ты уже все решила, я смотрю.
Я тяжело выдыхаю. Все внутри трясется, как если бы я выступала с речью на многомиллионную аудиторию. Это он так на меня действует. Его давящее присутствие, его непробивная уверенность в себе.
— А что тут решать. Главное условие брака – не изменять.
— Главное условие брака – находиться в браке до скончания дней, — он встает и снова мне тяжело дышать от его присутствия, настолько он большой и темный, заполоняет всю каморку своим телом, мощными плечами.
Он играет желваками, когда смотрит на меня сверху вниз.
— Я заберу вещи. Поживу отдельно какое-то время. Ты сама увидишь, что не сможешь без меня.
И только после того, как он разворачивается и уходит, легко справившись с ключами, которые постоянно заедают, я говорю ему в спину:
— Да пошел ты.
На самом деле, у меня еще два часа рабочего времени. Но делать я ничего не могу и не хочу – все валится из рук, мысли текут в черт знает каком направлении.
А учитывая тот факт, что у службы безопасности есть доступ не только к камерам в кабинете, но и к компьютерам, вообще отпадает всякое желание что-то делать здесь.
Решаю заняться текучкой позже, тем более, что у меня ее, действительно, не так уж и много. Одеваюсь, аккуратно выхожу из кабинета и замираю. Слышу разговор за соседней дверь, и остро реагирую на свое имя, упомянутое женским голосом.
— Ой, Катьке Васильевой повезло конечно, — говорит помощница Льва Ивановича. — Роберт – такой мужик, такой мужик… Я бы ему все позволила на первом же свидании. А потом бы еще. И вообще все бы позволила, что бы он ни попросил. И где бы ни попросил.
Мне так неприятно, что желудок сжимается.
— Да, Роберт, конечно, огонь, — отвечает ей невидимая мной собеседница. Но по голосу я понимаю, кто это. Из орготдела, кажется. Настроение падает. Всегда казалась мне нормальной девушкой, а тут… — Очень странно, как он вообще с Катькой живет. Она же моль, страшная, бледная, выглядит, как из гроба только восстала.
— Да, да… А эти ее костюмы? Это же просто шлак. У меня дед в деревне в таких пиджаках ходит.
Я прикасаюсь к своему пальто. Убираю невидимые пылинки. Пальто и костюм – чистые, отутюженные, немаркие и неброские. Да, не дорогие, но из качественной ткани, не отвлекают внимание…
Все это я говорю себе мысленно, но чую, как губа начинает подрагивать, как в начальной школе, когда однажды на переменке меня окружили девчонки и начали меня шпынять за яркий рюкзачок. Ни у кого такого не было, а у меня – появился. И весь день меня щипали, пинали, толкали именно из-за него. На следующий день я пришла в школу со старым, рваным. И как бы мама ни пыталась меня уговорить, я до слез не соглашалась.
— Боже, да пиджаки еще нормально, можно снести. А вот блузки… Р-р-ревущие пятидесятые… острые уголки воротников… Мамочки…
— Ой, у нее же девочка растет старшая. Представляю, как она ее одевает.
Они смеются, хохочут в голос.
— ААА, а представь, какое у нее там белье? Бабушкины панталоны наверняка! — помощница буквально рыдает от смеха. А у меня внутри все вибрирует, волнуется морем от обиды. — И все равно не представляю, как Роберт с ней спит? Он же такой крутой. И она…
— Так может они не спят.
— Как это, ты что, женаты же.
— Ну, есть такие мужики, сейчас это вообще модно – быть женатым. Женатым, а параллельно иметь кучу баб. Или одну, близкую любовницу.
— Да ну.
— А вот и ну да. На работу принимают женатых, по карьерной лестнице женатых быстрее ведут. Да и вообще общество лучше к ним относится. Но натуру –то никуда не спрячешь. Для здоровья же нужно. Вот и заводят себе по три – четыре любовницы.
— Куда четыре-то, — смеется помощница.
— У моей знакомой муж, внешне и внутренне – вылитый Васильев - вообще жену с любовницей познакомил. Дружите, говорит, девочки.
Я чувствую, что больше не могу слышать этот унизительный диалог. И просто так пройти не могу- тогда станет ясно, что все слышала и станет еще хуже. Потому вхожу в кабинет обратно, но выхожу уже со всеми сопутствующими стуками и звуками – громко стучу сапогами, верчу ключ, кашляю.
Естественно, разговор рядом сразу же сворачивается.
— До свидания, девочки, — говорю в открытую дверь.
— Екатерина Владимировна, вы уже все? — хлопает невинными глазами помощница, будто только что не поливала меня грязью.
— На сегодня работа закончена, — говорю сухо, сражаясь с замком.
— Ой, Екатерина Владимировна, как же вам повезло – рабочий день всего несколько часов, — сладко поет она.
Наконец, ключ поворачивается, я бросаю его в сумку и бегу по лестнице вниз. Мне нужно было сказать ей что-то в ответ, что-то вроде того, что моя квалификация позволяет работать несколько часов в день, а не полный рабочий. Что для Льва Ивановича важна моя поддержка на крупных совещаниях, что является полной правдой. Что я на контракте, который попросила себе сама, поскольку в городе нет подходящих специалистов.
Но ничего из этого сказать я не решаюсь.
И знаю, что они провожают мою спину глазами, переглядываясь хитро и многозначительно, а дальше снова начнут обсуждать мою непримечательную внешность.
В душе так неприятно, что я чувствую практически буквально, что меня вымазали в грязи. Словно кости ломит. Челюсть болит от того, что слишком сильно сжимала зубы. На плечи давит тяжестью целой планеты.
Оставляю свой ключ на КПП, прохожу дальше на парковку.
Морщусь при виде новенького красивого танка Роберта, который все также стоит возле входа.
Подхожу к своей машине и бросаю взгляд на землю. Никогда так не делала, но тут провидение, не иначе, подсказывает мне посмотреть на колеса.
И я вижу, что шина на правом заднем сдута. Спущена. Колесо выглядит как сморщенная курага, которую забыли на прилавке и отыскали спустя миллион лет при уборке.
— За что-о-о-о мне это, — сжимаю кулаки.
Продолжение следует...
Все части:
***
Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:
"Развод в 40. Новая жизнь", Вероника Колесникова ❤️
Я читала до утра! Всех Ц.