Снег падал крупными хлопьями, липкими и тяжёлыми, как запоздалое раскаяние. Марина поправила шарф, пригладила волосы перед зеркалом в прихожей. Пятьдесят семь — не приговор. Возраст, когда женщина наконец перестаёт вздрагивать от каждой новой морщинки. Должна перестать.
Корпоратив мужа. Ежегодная традиция. Тридцать лет подряд — улыбки коллегам, вопросы о детях, комплименты жёнам начальства. Марина знала эту роль наизусть.
— Александр звонил. Задерживается. Просил приехать самой, — бросила в трубку секретарша Люда, голос равнодушный, деловой.
Странно. Раньше всегда заезжал домой. Вместе ехали.
Таксист петлял по заснеженным улицам. Город сиял предпраздничными огнями. Декабрь. Время подводить итоги. Время строить планы.
«В следующем году — Португалия, — думала Марина. — Александр обещал. Океан, маленькие рыбацкие деревушки».
Ресторан встретил теплом и гулом голосов. Марина сдала пальто, расправила складки на синем платье. Синий — цвет надёжности. Цвет верности.
— Марина Сергеевна! — метрдотель поклонился. — Второй этаж, малый зал. Александр Иванович уже там.
Каблуки стучали по мраморной лестнице. Стакан в руке метрдотеля звякнул, как предупреждение.
Дверь в малый зал оказалась приоткрыта. Щель — узкая, словно лезвие.
— Никаких обещаний я не давал, — голос Александра звучал устало, раздражённо. — Не сейчас. Мы же договорились.
— А когда? — женский голос дрожал. Молодой. Слишком молодой. — После Нового года? После дня рождения? После Португалии?
Португалия. Марина замерла. Рука на дверной ручке похолодела, будто примёрзла.
— Олеся, прекрати, — шипел Александр. — Сегодня здесь Марина. Тридцать лет вместе. Ты понимаешь?
— Понимаю, — в голосе девушки звенела обида. — Тридцать лет — это святое. А шесть месяцев со мной — это так, развлечение.
Шесть месяцев. Полгода.
Марина попятилась от двери. Тело двигалось отдельно от сознания. Каблуки теперь стучали иначе — торопливо, судорожно.
Внизу загрохотала музыка. Фойе наполнилось сотрудниками. Улыбки, объятия, поздравления. Жизнь текла мимо, словно река в половодье.
— Мариночка! — окликнула Вера Павловна, бухгалтер, подруга. — Ты чего такая бледная? На призрака похожа.
Марина моргнула. Звуки вернулись резко, оглушительно.
— Плохо стало, — выдавила Марина. — Домой поеду.
— А Саша где? — Вера нахмурилась.
— В малом зале. С Олесей, — имя обожгло губы. — Не беспокой. У них важный разговор.
Гардеробщица подала пальто. Тяжёлое, зимнее. Как будущее, которое внезапно рухнуло на плечи.
Снаружи снег превратился в дождь. Мокрый, холодный. Марина стояла под козырьком, набирая номер такси. Телефон выскользнул из дрожащих пальцев, экраном в лужу.
Тридцать лет. Два ребёнка. Внук. Португалия, которая теперь никогда не случится.
Или случится. Но без Александра.
****
Квартира встретила Марину пустотой. Тридцать лет совместной жизни обернулись гулким эхом в прихожей. Фотографии на стенах — немые свидетели вчерашнего счастья. Свадьба. Рождение детей. Отпуск в Крыму. Выпускной дочери.
Марина сбросила мокрые туфли. Прошла в спальню. Постель, заправленная утром, казалась чужой, холодной, как операционный стол. Шкаф с вещами Александра. Полка в ванной с его бритвой и лосьоном. Следы мужчины, который уже не принадлежал ей.
Телефон разрывался от звонков. Александр. Еще Александр. Вера Павловна.
— Алло, — голос Веры звучал встревоженно. — Ты дома? Саша тебя ищет. Весь на нервах.
— Пусть ищет, — слова выходили сухими, как треснувшая земля.
— Что случилось?
— Олеся случилась. Шесть месяцев случились.
Тишина в трубке. Затем тихое, болезненное:
— Ох, Мариночка. Я... Не знала.
Ложь. Коллектив всегда знает первым. Улавливает взгляды, подмечает опоздания, считывает фальшивые командировки.
— Знала, — Марина не спрашивала, утверждала.
— Думала, слухи, — Вера вздохнула. — Она же молоденькая совсем. Тридцать пять, не больше.
Тридцать пять. Марина вспомнила себя в тридцать пять. Двое подростков, бесконечная усталость, ночные дежурства у постели больного ребенка. А Александр в командировках, строит бизнес, обеспечивает семью.
Звонок в дверь разрезал тишину. Настойчивый, требовательный.
— Не открывай, — сказала Вера. — Приезжай ко мне. Завтра разберешься.
— Нет, — Марина положила трубку.
Через глазок — Александр. Растрепанный, без галстука. Глаза блуждают, руки дрожат. Не похож на победителя.
— Марина! — кулак грохочет по двери. — Открой! Это не то, что ты думаешь!
Фраза из дешевого сериала. Марина усмехнулась. Горько.
Щелчок замка. Александр ворвался в прихожую, как порыв ледяного ветра.
— Почему уехала? Я искал тебя везде! — на лице тревога. Фальшивая? Настоящая?
— Я слышала, — голос Марины звучал неожиданно спокойно. — Про Олесю. Про шесть месяцев.
Лицо Александра осунулось, постарело мгновенно.
— Это... сложно, — выдавил он наконец.
— Португалия тоже сложная? — Марина прошла в гостиную, оставив мужа в прихожей. — С кем планировал ехать? Со мной или с ней?
Молчание. Красноречивее любых слов.
— Марина, я запутался, — Александр опустился в кресло. — Олеся... Она ничего не значит.
— Шесть месяцев обмана, — Марина смотрела в окно. Дождь превратился в слякоть. — Шесть месяцев двойной жизни.
— Я собирался закончить это.
— Когда? После Португалии?
Александр вздрогнул. Собственные слова, брошенные ему в лицо.
— Тридцать лет, Саша, — Марина повернулась. — Тридцать лет я ждала тебя из командировок. Верила. Мечтала о времени, когда дети вырастут и мы наконец будем путешествовать.
— Мы будем! — Александр встал, протянул руки.
— Нет, — Марина отступила. — Не будем.
За окном проехала машина, разбрызгивая лужи. Свет фар проскользнул по стене, высветив свадебную фотографию. Молодые лица. Счастливые глаза. Чужие люди.
— Уходи, — Марина произнесла тихо.
— Куда?
— К Олесе. К кому угодно. Просто уходи.
— Это наш дом!
— Был нашим, — Марина открыла дверь. — Завтра поговорим. О разводе.
Слово повисло в воздухе. Тяжелое, как надгробная плита.
Александр молчал. Потом медленно, будто во сне, надел пальто. Вышел, не закрыв дверь.
Марина заперла замок. Вернулась в спальню. Села на край кровати.
Тридцать лет завершились за пять минут разговора.
***
Неделя пролетела в странном оцепенении. Марина взяла больничный, не отвечала на звонки. Александр дважды приходил, оставлял продукты у двери. Не звонил — стучал тихо, виновато. Сообщения в телефоне: «Позвони, пожалуйста». «Нам нужно поговорить». «Я всё объясню».
Объяснить тридцать лет, перечеркнутых полугодом тайных встреч? Объяснить, почему чужие губы оказались важнее совместных планов?
Телефон зазвонил в воскресенье утром. Не Александр — сын.
— Мама, что происходит? — Андрей, управляющий банка, вдруг снова превратился в растерянного мальчика. — Отец живёт у меня. Говорит, вы разводитесь.
— Спроси, почему, — голос Марины звучал обманчиво спокойно.
— Он говорит — недопонимание. Кризис. Ошибка.
— Олеся — это имя ошибки, — Марина услышала, как сын резко вдохнул. — Шесть месяцев длиной.
Тишина. Потом — тихое, ошеломленное:
— Господи.
— Не вмешивайся, Андрюша, — Марина смягчилась. — Это наше дело. С отцом.
— Он хочет поговорить с тобой. Очень. Каждый день повторяет.
— Знаю.
— Поговори, мама, — голос сына окреп, стал настойчивым. — Ради меня. Ради Дашки.
Дашка — дочь. В Новосибирске. Беременная вторым. Не знает ещё ничего.
— Хорошо, — Марина сдалась. — Пусть приходит. Сегодня в шесть.
Александр появился без пяти шесть. Похудевший, с отросшей щетиной. В руках — не цветы, не конфеты. Папка с документами.
— Проходи, — Марина посторонилась.
Кухня. Нейтральная территория. Не спальня — слишком много воспоминаний. Не гостиная — слишком официально.
— Чай? — Марина включила чайник. Старый ритуал. Тридцать лет вечерних разговоров на кухне.
— Спасибо, — Александр положил папку на стол. Руки дрожали.
Чайник закипел. Марина достала чашки. Заварила чай. Все движения — автоматические, отточенные годами.
— Я всё испортил, — Александр заговорил первым. — Знаю.
Марина молчала. Слова после предательства — пустой звук.
— Олеся... — он замялся. — Это была глупость. Минутная слабость.
— Шестимесячная минута, — Марина усмехнулась.
— Я прекратил всё, — Александр смотрел в чашку. — Сразу после корпоратива.
— Поздно.
— Мариночка, — он впервые поднял глаза. Красные, воспалённые. — Тридцать лет. Неужели всё перечеркнуто?
— Ты перечеркнул, — голос дрогнул. — Я верила тебе. Каждому слову.
— Я запутался! — он стукнул ладонью по столу. Чашки подпрыгнули. — Думал, что не нужен тебе больше. Что ты только о внуках думаешь.
— А я? — вдруг спросила Марина. — Разве я не запутывалась? Когда ты ночами пропадал на работе, а я одна с детьми? Когда твоя мать жила с нами и пилила меня каждый божий день? Когда я располнела после родов, а твоя секретарша строила глазки?
Слова хлынули потоком — годами сдерживаемая обида, невысказанные претензии.
— Я не изменяла тебе, Саша, — тихо закончила Марина. — Ни разу за тридцать лет.
Александр молчал, сгорбившись над столом.
— Я подал на развод. Всё поровну. Квартира — тебе.
Марина замерла. Чашка застыла на полпути ко рту.
— Развод? — переспросила она. — Ты же сказал, что с Олесей всё кончено.
— Кончено, — Александр не поднимал глаз. — Но ты же сама сказала...
— Что?
— Что хочешь развода, — он пожал плечами. — Я решил не мучить тебя.
Марина рассмеялась. Сухо, горько.
— Трусишь, значит, — она покачала головой. — Думал, я буду умолять тебя остаться?
— Нет! — он вскинулся. — Я подумал...
— Что Олеся не примет тебя обратно, — закончила Марина. — Что останешься один. А так — документы готовы, можно начать новую жизнь.
Тишина. Оглушительная, звенящая.
— Подпиши, — Александр пододвинул бумаги. — На суд не придётся ходить.
Марина смотрела на листы. Чёрные буквы на белом фоне. Конец целой жизни, упакованный в казенные формулировки.
Неожиданно для себя она ощутила странное облегчение. Как будто тяжелый рюкзак сняли с плеч.
— Хорошо, — Марина взяла ручку. — Я подпишу.
***
Год спустя. Ветер гнал по набережной мелкий португальский песок. Марина сидела в плетёном кресле уличного кафе, подставив лицо солнцу. Седые волосы, острижены коротко, по-мальчишески, серебрились в лучах. Морщины вокруг глаз — глубже, четче. Линии вокруг рта — мягче.
Официант принес кофе. Поставил крошечную чашку на столик. Улыбнулся, сказал что-то по-португальски. Марина не поняла слов, но кивнула в ответ. За год путешествий научилась притворяться, что понимает чужие языки.
Телефон завибрировал. Сообщение от Дашки: фотография новорожденного внука. Крошечный, сморщенный, сердитый. Марина улыбнулась. Второй внук. Первый, которого она не держала на руках сразу после рождения.
«Прилечу через неделю», — набрала Марина. Отправила. Отпила кофе.
Одиночество оказалось не таким страшным, как представлялось раньше. В одиночестве обнаружилась лёгкость. Возможность просыпаться, когда хочется. Есть, что хочется. Молчать, когда не хочется говорить.
Развод занял два месяца. Формальность — бумаги были подготовлены идеально. Александр позаботился. Всегда был педантичен в делах. Квартира досталась Марине. Половина сбережений — тоже. Достаточно для путешествия мечты.
Португалия встретила Марину проливным дождём и холодным ветром. Не сезон. Не важно. Океан оказался именно таким, как представлялось — бескрайним, равнодушным, вечным.
Посетители кафе за соседним столиком громко разговаривали по-русски. Молодая пара. Девушка — капризно:
— Обещал отвезти на острова! Почему всё отменяется?
Мужчина — устало:
— Работа, милая. Командировка. В следующем году обязательно.
Марина усмехнулась. Вечные обещания. Отложенная жизнь.
Звонок разорвал послеобеденную дрему. Незнакомый номер.
— Алло? — Марина ответила, ожидая рекламу или ошибку.
— Марина Сергеевна? — голос Олеси звучал напряженно. — Не бросайте трубку, пожалуйста.
Марина замерла. Год без единого контакта.
— Слушаю, — произнесла наконец.
— Саша в больнице, — голос дрогнул. — Инфаркт. Тяжёлый.
Океан вдруг загудел в ушах. Громко, как штормовое предупреждение.
— Почему вы звоните мне? — Марина сжала чашку. Фарфор обжег пальцы.
— Он спрашивает вас, — Олеся говорила торопливо, словно боялась, что Марина положит трубку. — Всё время. Врачи говорят, состояние критическое.
Молчание. Тяжёлое дыхание в трубке.
— У вас ребёнок? — спросила наконец Марина.
Тишина. Потом — тихое:
— Откуда вы...
— Интуиция, — Марина отставила чашку. — Или Вера Павловна проговорилась.
— Четыре месяца, — призналась Олеся. — Мальчик. Саша не справляется. Работа, ребёнок. Я тоже работаю. Нянь меняем каждую неделю.
Мир, оказывается, мало изменился за тридцать лет. Те же проблемы, те же страхи.
— Передайте Александру, что я прилечу, — Марина произнесла медленно. — Завтра. Скиньте адрес больницы.
— Спасибо, — выдохнула Олеся. — Я...
— Не стоит, — Марина оборвала. — До свидания.
Ветер усилился. Песок хлестал по щекам, забивался в глаза. Марина расплатилась, пошла вдоль набережной к отелю. Странное чувство переполняло грудь. Не злорадство. Не жалость.
Осознание.
Год свободы изменил её сильнее, чем тридцать лет брака. Научил ценить тишину. Принимать решения. Путешествовать в одиночку. Смотреть на океан часами.
Вечером Марина собрала чемодан. Билет на самолёт стоил неприлично дорого — последняя минута, бизнес-класс, единственное место. Не важно.
В кармане — паспорт и обратный билет. На столе в номере — недочитанная книга и открытка с маяком, надписанная Дашке. Твердое обещание вернуться в Португалию через год. Одной.
Александр ждал.
Марина закрыла чемодан. Расправила плечи.
Ей нужно было увидеть Александра. Сказать, что прощает. Не для него — для себя.
А потом вернуться к океану, дочери, внукам. Одной.
Решение было принято.
Спасибо за прочтение и подписку на канал.