Счастье-то какое!
… Они мертвецки отсыпались весь следующий день и всю ночь. Утром Марья встала с зарёй и побежала во двор – посмотреть, что изменилось за восемь лет её отсутствия.
Появилась табличка «Берёзы» на пузе у керамического медведя возле входных дверей. С усадьбы сошёл налёт новизны. Деревья вымахали до небес, кусты вытянулись выше крыши.
Романов велел увить пирамидальные туи виноградной лозой, хмелем, лимонником, глицинией и плетистыми розами. Вьющиеся выбросили лианы, те побежали от дерева к дереву, забрались на опоры, везде зацепились и покрыли всё кругом плотными цветочными коврами, образовав тенистые шатры по периметру двора.
Под этими пологами Марья нашла качели, гамаки и столики с шезлонгами и табуретками всех размеров, среди которых было много детских. В навесные лоскутные мешки и декоративные карманы было напихано много малышковых игрушек. Марья поняла, что Романов развёл тут цыплятник для внучат.
Марью встретили два старых знакомых алабая, которые её спасли, и два молодых. Она сходу объяснила последним, что не враг хозяину, а лучшая его подруга. И попросила их вести себя с ней по-приятельски.
Кроме того, она не преминула спросить у собакенов, были ли на хозяйской территории самки, которые с ним по территории гуляли, обнимались и прижимались к нему ртами. На что пёсые дружно ответили, что часто приходили самки, которых он называет дочками и невестками. Они приводили с собой детей, и те устраивали игры с ними, собаками, и давали вкусняшки.
Пока она слушала, сердце её обливалось едким страхом, что алабаи сейчас расскажут о других, без детей. И тогда ей снова придётся от него сбежать, и уже навсегда. Но как она ни допытывалась, алабаи так и не припомнили ничего криминального. И Марья успокоилась.
Вынула из кармана четыре горсти вкусных гранул и угостила добрых четвероногих, которые сделали её день.
Затем она пошла быстрым шагом по дорожке, обсаженной по обеим сторонам бархатцами всех оттенков. «Моими любимыми», – с нежностью к мужу подумала она.
Берег реки был усеян причалами и лодками. Она немного полетала над водоёмом и заметила, что довольно длинный отрезок его, непосредственно примыкающий к поместью, с обеих сторон ограничен перегородками – крупноячеистыми металлическими сетями. «Чтобы внуков на лодках не снесло течением, – догадалась Марья. – Ишь как всё предусмотрел! Заботливый царь-дедусь! Переключился на малышей».
Она полетала и над туристическим комплексом. Народу там было видимо-невидимо: семьи с детьми гуляли, вдыхая ароматы и любуясь красотами, катали мячи по футбольным полям и шары по биллиардным столам, плавали, играли, бегали, прыгали, валялись на надувных лежаках, гонялись на велосипедах и разных диковинных драндулетах, пикниковали, водили хороводы и прыгали через костры, в общем, круть-верть работала на всю катушку.
Она вернулась обратно часам к десяти утра. Романов ждал её за накрытым столом:
– Ну что, нашла компромат на мужа?
Марья смутилась. Пошла мыть руки. Он проследил за ней недовольным взглядом, вздохнул, налил в бокалы белого вина. Марья чинно подошла и села на указанное им место.
– Будешь рядом со мной.
– А мне нравится напротив.
– Перечишь? Я уже отвык.
– Я тоже отвыкла от муштры. Да и есть что-то расхотелось. Я бы хотела в «Сосны». Чего-нибудь там поклюю.
Марья уже хотела тэпнуться, но он ухватил её за локоть и насильно усадил на указанный стул.
– Я не для того тебя выманил из твоего убежища, чтобы ты снова туда смылась! Успел уже прочесть твои мыслишки! Если бы алабаи донесли тебе о какой-нибудь женщине в моём поместье, кроме дочек и невесток, тебя бы уже и след простыл, так?
Марья уставилась в стол, словно злоумышленница, пойманная на месте преступления.
Романов придвинул к ней пустую тарелку, наполнил её котлетками, ломтиками чего-то, пирожками и прочими смачными вещами, и совершенно правильно сделал, потому что Марья тут же принялась уплетать снедь, давно забытую её желудком.
– Стоп! – всполошился Романов. – Что ты там обычно ела?
– Сухари, воду, овощи, сыр.
– По чуть-чуть или в нормальном объёме?
– Как когда.
– Но не по напёрстку?
– Неа.
– Тогда всё норм. Приятного аппетита, любимая.
– И тебе, Святик.
Марья съела всё до крошки и замерла.
– Ты чего? – спросил муж.
– Что дальше по уставу? Шевелиться и дышать можно?
Он вздохнул.
– Марья, прости, что вольную птичку пытаюсь в клетку заточить. Ладно уж, садись, где хочешь, и делай, что пожелаешь.
– Романов, ты ужасный дурак.
Он дожевал, вытер губы салфеткой и наклонился, чтобы её поцеловать. Она отдёрнулась, вскочила и пошла вокруг стола, он рефлекторно двинулся за ней и догнал возле двери.
– Девчачьи штучки включила? Напоминаю: мы с тобой уже далеко не подростки, а дед и бабка!
– Но не старик и старуха ведь! Для старика ты слишком уж резво меня изловил.
– Я пробежки делаю по утрам и вечерам. Хотел тебя во всеоружии дождаться. А вот где ты свою сноровку не растеряла? Мы ведь так и не поговорили по душам. Где ты пряталась? Я тебя обыскался. Знаю, ты актёра с собой взяла. Через два года он вернулся со стёртой памятью и ничего путного выудить из него не удалось. Он был твоим любовником?
Говоря всё это, Романов уже заводил её в спальню и укладывал на кровать. Сам прилёг рядом, крепко держа её за руку.
– Ну так где ты пропадала?
– Так я тебе и рассказала!
Романов тяжко вздохнул и перевернулся на спину:
– Понял. Зуши подарил тебе вечное восемнадцатилетие и мозги тоже – вечно восемнадцатилетние – непослушные, вредные и злые!
– Но-но, Романов! У меня есть место на земле, куда я могу переместиться в любой момент, и это избавит меня от твоих оценок.
Романов вскипел. Отпустил её руку. Потом снова схватил:
– Что на тебя нашло? Было же всё хорошо. Специально меня злишь? Шантажируешь? Чего добиваешься? Расстроилась, что Огнев больше по тебе не сохнет?
– Я сбежала, потому что ты меня бросил. А перед этим сообщил, что я сухофрукт, а кругом полно свежих персиков. И я сразу почувствовала себя ничтожеством и убожеством, никому в целом свете не нужным. Ну и в довесок не могла уже выносить эту выматывающую конфигурацию их трёх углов!
– Врёшь! Тебя очень даже устраивало, что два отборных самца за тобой ухлёстывают. А убежала ты от ревности. Вбила себе в голову, что я завёл себе подружку и собрался сделать её хозяйкой «Берёз».
Марья попыталась вырвать свою руку из его захвата, но потом вдруг миролюбиво сказала:
– А я и не спорю. Так и было. Я была стопроцентно уверена, что ты от меня устал и завёл себе отраду.
– Ну вот, по одному пункту призналась. А по второму? Разве ты не наслаждалась тем, что два элитных мужика угорают по тебе?
– Не угадал. Я хотела, чтобы по мне угорал один из двух!
– И кто?
– А то ты не знаешь?
– Чётко произнеси имя.
– Боюсь.
– Чего боишься?
– Потери твоего интереса, когда интриги не станет.
– О-о-о, Романова... Скажи, кого ты любишь и боишься потерять?
– Тебя!
– Ну наконец-то разродилась. Как видишь, ты меня не потеряла. Я на месте. И ты вернулась ко мне, потому что Огнев женился!
– Хочешь честно?
– Да, как на духу.
– Я вернулась не к тебе, а благословить их брак.
– А Зуши зачем оторвала от дел?
– Он сам явился. Мне подумалось, что он забоялся, что моё сердце разорвётся, когда я увижу рядом с тобой расфуфыренную даму в драгоценностях с ног до головы. Я ни на грамм не сомневалась, что ты уже восемь лет как женат... Спиной села, чтобы тебя с ней не видеть и не расплакаться. Не хотела поставить тебя перед ней в неловкое положение. Я собиралась втихую, за фикусами благословить Андрея и Элю и исчезнуть навеки. Но Зуши переиграл и вытащил меня на лунную дорожку. И когда он сказал: «Твой Романов идёт к тебе», я ему не поверила. Но ты уже шёл в нашу сторону и, кажется, не ради Зуши. А если бы с тобой на свадьбе была женщина, ты бы этого не сделал…
Романов еле сдержал слёзы.
– Бедная моя девочка! Откуда в тебе столько щепетильности? Ты очень сложная, Марья! На ровном месте создаёшь даже не волны, а девятые валы… Твоё счастье, что тебе в мужья попался такой понимающий, как я. Ты бесконечные восемь лет пропадала там, где нет интернета, иначе знала бы, что у меня никого нет.
Марья выдернула, наконец, ладонь из его клещей. Стала дуть и разминать затёкшие пальцы. Повернулась к мужу лицом и сразу наткнулась на его поцелуй, от которого блаженная истома растеклась по её телу.
– Где же ты жила, любимочка моя? – спросил он, оторвавшись от неё.
– В заброшенном скальном монастыре высоко в горах, – ответила она, выровняв дыхание.
– Вот значит, где. И в каких горах?
– А какая теперь разница? Меня там больше нет. Твои поцелуи, кажется, перекрыли мне дорогу обратно.
– Только поцелуи?
– И разные вкусняшки.
– Ты имеешь в виду вкусняшку, которая у меня вот тут?
– В комплексе.
– Ну так перейдём к дегустации.
– Но мы не договорили.
– Лежать с тобой и разглагольствовать – это выше моих сил.
– А знаешь, я поняла, почему понравилась когда-то Огневу!
– Любопытно.
– Потому что мы с Элькой очень похожи. Огнев влюбился в меня как в её копию.
– Тебе Зуши это подсказал?
– Зуши нельзя беспокоить по мелочам. Сама догадалась.
– Видишь, я стопроцентно был прав, когда вызвал Элю с небес.
– Ангелы крайне редко и неохотно воплощаются в людей, но Эля на это пошла.
– И терпела равнодушие Огнева вплоть до своего шестнадцатилетия. А потом соблазнила его – грубо и топорно. И он повёлся. Огонь-девка! В нём взыграло ретивое. Проснулась прапамять.
– Свят, ты – гений.
– Ну так теперь уже можешь признаться честно, ты его любила или жалела?
– Жалела.
– А сейчас?
– Он для меня теперь – просто зять, и только.
– Чем докажешь?
– Чем хочешь.
– Поцелуй меня.
– Не умею. Обмусолю тебя, и всё. Мне легче всю посуду перемыть после праздника.
– Давай научу.
– Святик, это разве не чисто мужское дело?
– Хорошо, пусть. Тогда опиши своё чувство ко мне.
Марья села, подтянула к подбородку колени, задумалась. Посмотрела на него, вгляделась в любимые черты.
– Я тебя обожаю.
– И всё?
– Разве мало? О-божа-ю. От слова Боже.
– Мило, но мало.. Хотелось бы развёрнутее.
Она легла на него – животом на живот, грудью на его грудь и задышала ему в лицо спелой земляникой:
– Я бы хотела быть пуговицей на твоём пиджаке. Твоим носовым платком. Я бы хотела влипнуть в тебя и так замереть на годы, навсегда. И я, наверное, так в фигуральном смысле и делала. Но тебе же нужно личное пространство, и ты периодически меня смахивал, чтобы раздышаться. Я тебя забодала своей огнедышащей любовью. Так что когда ты стряхиваешь меня с себя – это правильно. Употреблять меня можно только малыми дозами. Но даже в урезанном виде я слишком много требовала. А ведь на попечении твоего царского величества находится целый миллиард подданных. И большой клан собственных отпрысков и внуков... И все ждут твоей любви и внимания. А теперь о моём чувстве. Ты мой самый далеко светящий маяк. Ты бушующий в печке огонь. Ты заботливый, как никто в мире! У тебя все вокруг накормлены, умыты, наглажены, с чистыми носами и выполненными домашними заданиями. С тобой тепло, защищённо, умильно и сказочно. С тобой сладко. С тобой весело. С тобой хорошо. Я хочу быть с тобой, любимый мой Романов!
Он выслушал её, дыша суховеем. Собрал обеими руками её волосы в пучок и закрутил в жгут, чтобы легче было целовать её лицо.
– А теперь скажу я. Знаешь ли ты, что ты самая бестолковая и ревнивая в мире дурочка? Я никогда тебе не изменял и не смог бы. Ты действительно вытеснила из моего сердца всех. Растолкала в стороны и расселась там, как купчиха у самовара, и всех жаждущих чая отогнала. Хотя это недостаточный образ. Ты заполнила меня собой, как нейро-паралитический газ.
– Может, хотя бы дымовая шашка?
– Ну или так.
– Заела тебя, как чесотка?
– Во-во!
– Или вши?
– Всё вместе.
– Нуда напала?
– Именно.
– Поэтично. Зашкаливающий образ.
Марья скатилась с Романова.
– Ты куда?
– Чаю захотелось.
– Э, нет. Мы не договорили.
– Договорили. Иди в пень. Я хочу в свой скальный монастырь. Зачем я только сюда припёрлась? Обошлись бы без моего благословения, кто я вам тут?
– Марья, ты совсем больная?
– Да, я больна! Тобой. А ты здоров, и тебе нейро-паралитический газ под названием «Марья» ни к чему. Прожили восемь лет друг без друга и не померли. Я не против развода, если что. Оставлю электронную подпись своим юристам, чтобы ты мог при надобности ею воспользоваться.
– Бешеная.
– А ты циничная мразота!
– Мразота?!!
Романов схватил её за подол платья и, накрутив на руку, подтянул жену к себе. Она сразу струсила и замолчала.
– Язычок твой поганенький так и просится, чтобы его укоротили. Значит, ты царя назвала мразотой...
– Вырвалось.
– Поздно. Вали куда хочешь, и теперь уже безвозвратно. Я прикажу охране не пускать тебя туда, где могут находиться наши дети и внуки. Ты неадекватная психопатка. Сколько же ты из меня крови выпила своими измышлениями! Детей против меня настроила, убедила их в том, что я распутник. Еле отмылся! Изменяла мне с Огневым, а я прощал. И я же ещё мразота! Да тебя казнить мало.
Марья пару раз дёрнулась, но он платье не отпускал. Тогда она ловко расстегнула змейку на спине, выскользнула из одеяния и побежала к шкафу. Он в три прыжка догнал её, отбуксировал на прежнее место и взял в клещи.
– Свинтить собралась? А я тебя никуда не отпущу! Люблю тебя, паршивку этакую. Душу твою непокорную. Тело твоё совершенное! И не смей даже заикаться о разводе. Ты навечно моя! И хватит уже рыпаться.
Она торжествующе улыбнулась:
– Прощаем друг другу газоту и мразоту?
– Ага.
...После обеда Марья в новом кружевном платье вместе со своим донельзя элегантным мужем прибыла в «Сосны». Зая с Антоновым и дочки с внуками уже расставили столы, офицеры привезли коллекционные самовары, набили их стружками и полешками, и те уже закипели.
Кремлёвские повара наготовили гору выпечки: пирогов с ягодами, ватрушек, пышек, плюшек, пампушек, пироженок, рулетов и кексов. Привезли конфеты и шоколадки. Зая приготовила бочонок кваса и несколько жбанов с морсами.
Нарядные романята с ребятишками подошли к пяти вечера. Все шумно радовались воссоединению отца с матерью. Дочки, окружив маму, принялись раскрывать ей свои женские секреты и просить срочного совета.
Романов и Огнев, тяпнув чего-то в сторонке, явились к столу с уже покрасневшими кончиками носов и благодушными улыбками. Марья строго глянула на них и незаметно погрозила Романову кулаком.
Все заняли свои места. Царица воткнулась в гущу внуков, чтобы не оказаться рядом с наклюкавшимся мужем, но он послал Тихона, и тот негромко сказал ей: «Мамочка, мы на твоей стороне, но тебе придётся подчиниться отцу. Ты должна сесть рядом с ним».
Марья ссадила со своих колен карапузов, передала их Лянке и Любочке, и поплелась к Романову. Он ждал её подчёркнуто стоя. Коротко бросил ей: «Опять бунтуешь?». Отодвинул стул, усадил и только после этого сам занял место во главе стола. Дети поняли: мама окончательно приручена!
Царь произнёс благословение, и все задвигались, передавая друг другу тарелки с лакомствами, наполняя стаканы и кружки. Когда первый голод был утолён, слово взял Иван. Он звякнул ложкой о стакан и сказал:
– Пап-мам, братья-сёстры, люди! Здесь все свои, поэтому буду говорить просто. Лично я безумно рад, что мама, наконец-то, с нами. Не хочу вдаваться в онтологические, метафизические или бытовые причины столь долгого её отсутствия. Думаю, никто и никогда не разберётся во взаимоотношениях отца и матери. Дерзну предположить, что и сами наши горячо любимые родаки не способны в них разобраться. Это их крест. Но главное, оба они живы и здоровы! Что любят друг друга! И нас, свои произведения, тоже любят. Да будет так всегда. Ура!!
– Ура-а-а-а! – что есть силы заорали романята, и громче всех – малышня. Алабаи, внимательно наблюдавшие за галдёжным сборищем, сразу же гулко загавкали. А щебетавшие и трещавшие в кронах птицы, наоборот, притихли.
Зазвучала музыка, начались танцы. Молодёжь повскакивала со своих мест, стремясь побыстрее расстаться с накопившейся энергией, так как впереди компанию ждал огромный торт.
Романов повёл Марью плести кренделя под трек семьи Келли и удивился, что она не забыла ни одного из филигранных хореографических узоров.
Огнев пригласил Элю, и она буквально повисла на нём. Разулась, встала своими изящными ножками на его ступни, и он пошёл мерить ими площадку.
Смеркалось. Небо изукрасилось лиловыми, розовыми, багряными полосами. Стало темнеть. Зажглись многочисленные фонари.
Торт оказался фруктово-йогуртовым и очень вкусным. Улетел за милую душу. Марья удивилась, почему сладкоежки Эли нет среди облепивших долгожданное лакомство. Она отправилась на её поиски и нашла младшую дочь одиноко сидевшей в заплетённой цветущим кустарником ротонде.
Обняла её, спросила:
– Что-то не так?
Эля сжала зубы и промолчала. Она явно сердилась на мать. Прошли минуты три, прежде чем она соизволила ответить:
– Всё очень плохо, мама.
– Говори яснее.
– Зачем ты свалилась на наши головы? Андрей с твоим появлением сам не свой. Ушёл на работу, хотя у нас впереди целый месяц – медовый. А до тебя было так хорошо! Он разбудил во мне женщину. Мы были две недели до свадьбы так близки! А после – как отрезало. Ты своим шоу всё испортила. Почему тебе не сиделось там, где ты была?
Марья понурилась. Взяла руку дочери, поцеловала её.
– Прости меня. Я кругом виновата. Собиралась тихонько вас поздравить и исчезнуть.
– Возвращайся обратно, мама. Андрей с ума съехал. Сидит и молчит. Я для него вроде пустого места.
– Ты преувеличиваешь.
– Если бы! Просто констатирую факт: он опять думает о тебе! И наш с ним брак обречён. Если хочешь спасти нас, исчезни снова.
– Хорошо, я посоветуюсь с отцом. Если моё присутствие мешает вам с Андреем стать полноценной семьёй, то я улетучусь. Хотя, наверное, отца не стоит посвящать в наш секрет.
– Вот именно! Отец будет против. Он тебя не отпустит.
Романов и Огнев, подлетевшие к ротонде вслед за Марьей, еле сдерживались, чтобы не вмешаться в разговор матери и дочери. Эля взяла со скамьи туфли, обула их и пожаловалась:
– Я ведь ангел. Отказалась от бессмертия ради Андрея. Из нас людьми захотели стать единицы, и все горько об этом пожалели. Моцарта с детства эксплуатировали, поили вместо молока отваром белокопытника, унижали, даже ногами пинали. Светлый гений умер в нищете, его никто в последний путь не проводил, зарыли яме с бродягами. О нём плакало только небо – проливным дождём. А меня, между прочим, ждала интересная деятельность: битвы с нечистью. Но я сдуру влетела в человеческое тело. И опоздала: Андрей успел полюбить тебя, и мой подвиг ему на фиг не понадобился. Можешь теперь оценить масштаб моего горя?
Марья выглядела расстроенной и удручённой. Она попыталась утешить дочь:
– Мне больно, Эля, что так всё получилось. Попытаюсь свой косяк исправить. Но у вас ведь семейная жизнь насчитывает всего пару дней. А ты уже такие грозные выводы делаешь! Блин, что же делать? Я приношу одни несчастья. Пусть бы Романов меня казнил! Да, твой папа сегодня выразил такое пожелание. Значит, так тому и быть. У меня два пути: либо разозлить его так, чтобы он меня прикончил, либо самой себя убрать с земного плана, чтобы вас никого в грех не вгонять. Тогда у вас с Андреем всё сложится.
И Марья заплакала, размазывая кулаками слёзы.
Эля закричала:
– Мам, что ты такое говоришь? Я не хочу накрутить себе карму. Не надо твоей смерти. Ты просто исчезни, и всё!
– Хорошо. Прямо сейчас?
– Нет, а то все подумают на меня. Попозже.
– Утром?
– Да, и все подумают на папу.
– Но папе и так из-за меня крепко досталось. Лучше я уйду в лес и уже оттуда не вернусь.
– Отлично. А когда у нас с Андреем наладится, ты вернёшься. Хорошо?
– Да, доченька.
Марья обняла Эльку, и та затряслась-зашлась в плаче.
– Мама, зачем я только родилась? Он шестнадцать лет меня не замечал.
– Возможно, не хотел, чтобы его обвинили в излишнем внимании к малому дитяти?
– Ты очень хорошая. Мне так тебя не хватало, мама. Где ты пропадала столько лет?
– Пыталась разбить треугольник. Но поторопилась с возвращением...
– Как тут всё плохо устроено на земле! Столько боли! Ты моя родная мать, а я тебя выгоняю! И тем самым сделаю несчастными тебя и папу. А если ты останешься, несчастными будем мы с Андреем.
Марья вытерла слёзы и сказала:
– И всё-таки жизнь на земле прекрасна. Боль – это ведь показатель живой жизни. И что наша боль в сравнении со страданиями, которые принял Сын Бога вон там, совсем недалеко, в Иерусалиме? Когда мне тошно, я представляю последние три дня Его на земле. Владыку вселенной били свинцовыми плётками, которые рвали Его кожу. На Нём места не было живого. Дьявол заставлял мучителей облегчаться на раны Спасителя. Мухи обсаживали Его обагрённое тело и пировали, упивались Его святой кровью. Сорокаградусная жара валит с ног здоровых, а он был в ранах. Ему не давали пить. А затем на Его истерзанную спину взвалили два бревна, сбитые в крест, и заставили нести в гору. Эля, Он это всё вытерпел. Спустя тысячелетия я покрываюсь волдырями, когда представляю те страшные злодеяния против воплощённой Чистоты, Доброты и Святости. Ты ангел, а Он – Сын Бога! Он терпел. И нам велел. А тебе невтерпёж получить всё сразу и сейчас. А потерпеть немножко?
Эля сидела уничтоженная. Потом через силу проговорила:
– Мам, мне стыдно! Я недоангел. И в раю всех доставала! Андрей намучился там со мной, поэтому здесь не хочет. Я подвергала его опасности, когда он спасал меня из-за моих дуростей. Как я посмела мою милую маму гнать куда-то далеко-далеко? Наверное, тебе там было одиноко. Боже милостивый, прости меня. Мама, никуда не исчезай. Андрей того не стоит. Я сама его брошу. На меня столько классных ребят заглядывается. Или, мама, давай исчезнем вместе, ты и я. И пусть тогда Андрей меня ищет, как папа искал тебя!
В это время зашуршали листья, ветви раздвинулись, и в просвет показалось лицо Романова:
– Вот вы где? А кто хотел танцевать? Где моя пара?
– Ой, мы тут заболтались. Пожалуй, можно и размяться. Идём, Эль?
– Сидеть! – гаркнул Романов. – Вы чего это удумали, заговорщицы? Миллионы женщин вступают в супружескую жизнь и кропотливо строят это здание вместе с мужчинами – по колышку, по кирпичику, по дощечке. А вы тут две фифы при первой трудности – фр-р-р! – хвостом вильнули и бегом прятаться! Вот чему ты дочку учишь, мамаша бестолковая? Привыкли обе жить на всём готовом. Пусть другие строят, создают, работают, а вы готовы лишь потреблять! С тобой, Марья, разберусь дома. А ты, Элька, эгоистка сопливая, зря за Андрея пошла. Ты ещё не доросла до взрослой жизни. Он живой человек, ты понимаешь? У него есть чувства, и их надо уважать. Тебе бы сейчас в сторонке отсидеться и подождать. Тогда твой муж эту деликатность оценит. А ты маму травмируешь, нож к горлу приставляешь. Она ради твоего каприза готова на смерть!
Марья обняла Эльку. В это время в ротонду протиснулся Огнев. Он молча взял Элю за руку, вывел её наружу, и они исчезли.
Романов подсел к Марье, притянул к себе:
– Я про казнь глупость сморозил. Прости. Выкинь из головы.
Марья положила голову ему на плечо. Он заключил её в свои объятья.
– Давай в спаленку?
– А танцы?
– Ну давай тут потанцуем. Музыка ведь слышна.
– Ты уже не ассоциируешь меня с химическим оружием массового поражения?
– Сама ж сказала, что я ужасный дурак. И запрограммировала. Вот я и спорол дурость.
– А на самом деле?
– Когда ты рядом, я вожделею тебя. Когда далеко – тоскую. И в обоих случаях люблю.
– Я за тебя всегда молюсь, Свят.
– Спасибо, родная, я это чувствую. Что будем делать с мелкой эгоисткой? Ты в угоду ей готова была меня бросить?
– Муж для меня – в приоритете. Дети – на втором плане.
– Золотые слова, Марья. А с Элькой пусть Огнев разбирается. Он взял за неё перед Богом ответственность. Мы с тобой не должны соваться в их отношения. По-моему, на Огнева бодряще подействовала угроза Эльки насчёт классных парней, которые на неё заглядываются. Пусть теперь боится, что его жену кто-то приголубит, как он – мою.
– Свят, он нашу детку не побьёт?
– Андрей?! Он же пацифист. Скорее уж она его отлупит. И вообще, хватит о них. Пойдём приляжем.
– Пешком?
– Ладно.
Но спальня оказалась заперта. Романов постоял возле двери и прошептал:
– Хорошо что мы туда не тэпнулись.. Вот был бы конфуз! Там наши молодожёны. Пойдём в гостевую, мы не гордые. Я ж дал Андрею ключи от «Сосен», чтобы он расслаблялся на лоне природы. И он за восемь лет привык к твоему дому как к своему. На автомате повёл молодую жену в нашу спальню. Что ж, нам без разницы, где они детей будут зачинать. Пусть тешатся, лишь бы не плакали.
Гостевая была очень уютной и современной. Он закрыл дверь на ключ и подвёл её к кровати.
– Нам и тут хорошо. Матрац пахнет фабрикой. Прыгай к мужу в объятья. Обновим! Ты не можешь себе представить, любимая, как я рад, что Огнев уже не маячит у нас перед глазами. Заживём таперича, как в раю. Моя тёплая, мягонькая жёнушка принадлежит только мне, и никому больше! И так будет до скончания веков. Но теперь расскажи мне подробности твоего последнего бегства.
Марья улеглась рядом с мужем, удобнее примостилась на его плече и начала рассказ:
– Всё сложилось идеально. Мой партнёр по фильму Святослав Ромашкин, твой тёзка, почувствовал, что я одинока и мне паршиво. Ты пропал без объяснений и знать меня не захотел. Ромашкин предложил: если мне станет совсем невмоготу, я могу позвать его. После разморозки я узнала от тебя, что я психичка, которая всё запутывает и извращает, к чему бы ни прикоснулась. И я решила спасти тебя от такой плохой себя. Свистнула Святуху. Плана у меня не было. Он согласился на роль телохранителя.
– Сценарий отработанный...
– Не до новизны было. Мы отправились не на моря, а в горы, туда, где прежде была Грузия. И там нашли заброшенный монастырь. Семь скальных келий. В молельне отыскали иконостас, запас свечек, литературу. У входа было холодно, а внутри тепло – градусов восемнадцать и зимой, и летом. Запас еды мы сделали, раз двадцать тэпаясь в разные города.
Перед путешествием я попросила Святуху прихватить с собой паспорт своей бабушки и взять у нотариуса доверенность на его использование в финансовых операциях. По нему мы открыли счёт в кассе взаимопомощи, куда я положила всю наличку. Мы сделали себе карты и перевели деньги на них. Я заплатила Святухе за два года вперёд. Чувствовала, что больше он не выдержит. Парень физически крепкий и в выживалке подкованный, без него бы я пропала. В общем, мы стали жить отшельниками. Но если в самом монастыре он чувствовал себя сносно благодаря намоленной атмофере, то в горах, где мы гуляли, приручали коз, общались со снежными барсами, купались в речках и так далее, его начинало потряхивать.
– Бедный парень… Сколько ему?
– Тогда было двадцать пять.
– Рядом с тобой и часа мужику не выдержать, а он терпел два года.
– Я рассказала ему о страшной башне и объяснила, что меня ждёт, если я поддамся соблазну. И когда окончательно обустроилась, то отпустила его с миром. Тэпнула парня в Москву, а сама вернулась. Стёрла только память о местоположении скита.
– Да, мы его просканировали вдоль и поперёк. Он ничего не помнил о ските. Но тебя не забыл. И в своих фантазиях много чего с тобой творил. Например, целовал под каким-то дубом.
Марья покраснела и отвернулась. Потом сказала:
– Он хороший. Я испугалась, что сломаю правильному, романтичному человеку жизнь.
– А сама как переносила безмужье?
– Легко. Меня ведь прислали сюда служить тебе. А когда тебя рядом нет, у меня всё гаснет.
– Хранила верность мне?
– Просто знала: табу!
– Откуда бриллианты?
– А, это отдельная история.
– Спешить некуда, я весь внимание.
– Спала я раньше на циновках, сплетённых из виноградной лозы. А потом закупилась мебелью: заказала походную кровать, стол и стулья. Но собрать это не смогла. Поэтому пришлось нанять мастера. Он добрался ко мне какими-то древними тропами и всё смонтировал. Меня не узнал, ничего не заподозрил. Подумал, что поселилась в скале монашка, ну и ладно. Однако слух пустил. И вскоре ко мне явились две горянки – проситься в послушницы. Так мы образовали сестричество. А потом пришли ещё три. И я стала настоятельницей.
– Вот это да! Кадилом размахивала?
– Я молилась сердцем, Свят! Инокини оказались более подкованными в богослужениях, чем я, и преподали мне нужные уроки. А я научила их летать, телепортироваться, читать мысли, разговаривать со зверьём. В общем, взаимообогатились и прекрасно поладили. Я всем им оборудовала кельи на вкус каждой. Нам жилось хорошо. Молились Богу в окружении облаков… Пели, беседовали, готовили вкуснотень из простых продуктов. И вот в очередной наш спуск для пополнения продовольственных запасов я увидела на стене городской ратуши бегущую строку: премьер-министр Огнев женится на царевне Элиане.
– Ага. Подошла к сути.
– Я пообщалась с Ниной, самой доброй и истовой из нас. Призналась, что я – мать невесты. Она посоветовала мне благословить дочь на брак, но явиться инкогнито.
– Мудрая женщина.
– Да, иначе я бы не рискнула.
– До бриллиантов когда доберёшься?
– Уже. Нина принесла старинную шкатулку и подарила её мне.
Я открыла и ахнула. В глаза брызнул ослепительный блеск. Вынула это украшение. Нина сказала, что оно досталось ей от прапрапра и так далее бабушки княгини Нины. Эти бриллианты ей больше не нужны.
Платье я заказала в моментальном ателье, туфли купила. Нина сделала мне причёску, нацепила эту драгоценную сеточку, и я тэпнулась прямо на застолье, о дате которого и месте проведения узнала из той же бегущей строки. И я даже догадываюсь, кто распорядился пустить эту строку по городам и весям.
– И кто?
– Ты.
– Ну да. А вот песню «Я не могу без тебя» сиропному красавчику кто заказал?
– Этого я не знаю. Видимо, совпадение. Думаю, юноша с таким чувством спел именно для нашей Эли. Так что она знала, чем пригрозить Андрею.
– А Зуши каким там оказался боком?
– Сама не ожидала. Видимо, иерарх не хотел, чтобы я улизнула. Он сотворил шоу с танцем на лунной дорожке для тебя, Романов... И таким образом обнаружил меня для всех. Я собиралась спрятаться за фикусами и секретно вызвать к себе Огнева и Элю. А потом сразу же вернуться в монастырь. Но Зуши мои планы переиначил.
– Я ж говорил, мужская солидарность. Он велел тебе верой и правдой служить мне, а не увиливать. Из-за твоего своеволия я восемь лет страдал от воздержания. Но есть плюс: я восполнил запас сил и теперь зачнём новых деток. Отработаешь все годы тоски по тебе. Попробуй теперь сбежать. Зуши тебя найдёт и в башню на цепь посадит. И всё же почему ты не захотела со мной встретиться?
Марья поёрзала, считая овец до десяти. Выдавила:
– Говорила же: боялась.
– Что я с другой?
– Да.
Романов шумно задышал. Его смирению пришёл конец.
– Для тупеньких в последний раз повторяю: я тебе был, остаюсь и буду верен. И ты мне тоже. Огнев не в счёт – это было вынужденное задание родины по привязке ценного кадра к государственному штурвалу. В остальном ты для меня – безупречная жена. А то, что ты слишком ревнива, – это терпимо, потому что я тоже ревнив. Главное, что Огнев отпал от тебя. Мы отпочковали Эльку, и теперь он переключился на этот бутон. Вот пусть теперь отгоняет желающих вдохнуть неземной аромат нашей Элечки! Я доходчиво объяснил?
– Да. Вот бы раньше так.
Романов разозлился:
– А разве я не твердил тебе о моей верности! Толку-то! Ты своё гнула: изменщик, и всё тут. Надеюсь, мозги у тебя хорошо просветлились? Иди ко мне, богинечка моя.
...Они уснули, обнявшись, крепким супружеским сном, со счастливыми улыбками на лицах, наполненные друг другом под самую завязку. И такие ночи стали для них обыденностью. Оба дорожили ими, как наградой за успешно пройденные тяжкие испытания.
Продолжение следует.
Подпишись – и легче будет найти главы.
Копирование и использование текста без согласия автора наказывается законом (ст. 146 УК РФ). Перепост приветствуется.
Наталия Дашевская