В 1997 году Marillion выпустили альбом This Strange Engine, который ознаменовал новую эру для группы. Оставшись без поддержки крупного лейбла и дорогих студий, им пришлось проявить креативность по-новому. Стив Хогарт, Стив Ротери и Марк Келли вспоминают тот переломный момент в связи с недавним выходом делюкс-переиздания альбома. Спойлер: они до сих пор спорят о его содержании, но согласны в одном – кое-что они тогда сделали неправильно.
Ночное вдохновение: Рождение заглавного трека
Глубокой ночью вокалист Marillion Стив 'Эйч' Хогарт крадется по лестнице в полумраке. Его разбудил сон, какое-то воспоминание. Кажется, об отце. Он хватает лист бумаги и начинает писать. "Все слова пришли очень быстро, посреди ночи," — рассказывает он. — "Я проснулся, все записал, лег обратно спать. Утром встал, прочитал и подумал: 'Черт побери!' Все было как-то в рифму, с определенным настроением. Бог знает, откуда это взялось, но пришло почти в готовом виде".
Эти два листа бумаги стали текстом заглавной песни и определяющим моментом девятого студийного альбома группы, This Strange Engine. "Думаю, это была попытка сказать отцу, что я наконец понял, чем он пожертвовал ради меня," — говорит Эйч. — "Отказался от жизни в море, чтобы вернуться и быть рядом с семьей. Я вставил текст в рамку и подарил ему на день рождения, еще до того, как на него положили музыку. Думаю, он очень гордился этим альбомом, царство ему небесное. Он часто сидел в наушниках и слушал его".
"Так что текст у меня уже был, когда мы пришли в студию, и я понял, что могу 'навесить' его отдельные части на то, что делала группа. После этого все стало развиваться очень быстро".
Кризис: Без денег, без лейбла, без зарплаты
В 1996 году Marillion оказались между молотом и наковальней. Их контракт разорвал мейджор-лейбл EMI (даже после выпуска великолепного альбома Afraid Of Sunlight). Группа подписала контракт на три альбома с независимым лейблом Castle Communications, и пришлось срочно адаптироваться к новым реалиям. Бюджет на запись резко сократился (Марк Келли: "Мы получили общий аванс в 100 000 фунтов, по сравнению с 250 000 за альбом на EMI"); появились жесткие дедлайны; и, впервые за долгое время, группа оказалась не в состоянии платить себе зарплату.
"Первые три месяца 97-го мы сидели без денег," — говорит Келли. — "[Менеджер] Джон Арнисон пришел и сказал: 'Парни, извините, денег нет'. Полагаю, это было потому, что мы ждали вторую половину аванса после выхода альбома. Это был худший год в финансовом плане за всю нашу историю. Мы привыкли к тому, что можем платить себе зарплату".
"Когда работаешь с таким лейблом, у них разные дистрибьюторы в каждой стране," — поясняет гитарист Стив Ротери. — "Некоторые делали свою работу отлично, другие — нет. Ты видишь, как твои продажи падают с сотен тысяч до десятков тысяч, и это, конечно, бьет по моральному духу группы".
"Кроме того, денег, которые платил Castle, не хватало на содержание группы. В какой-то момент я подумал, что мне придется продать дом, потому что дохода просто не было".
"А потом Джон, — который к тому времени ушел работать в музыкальное издательство Hit & Run [Genesis, Фил Коллинз] и был финансово обеспечен, — предложил нам найти подработку на полставки, чтобы остаться на плаву".
Выживание: Увольнение менеджера и новый путь
Арнисон хотел, чтобы группа полгода занималась чем-то другим. "Дзынь! Худшее, что мог сказать менеджер," — добавляет Ротери. — "Мы хотели поехать в тур по университетам. Он сказал: 'О нет, вы не можете этого делать, так больше никто не делает'".
Келли добавляет: "Вскоре после этого мы его уволили". А Ротери заключает: "А потом я организовал тур по университетам".
В постоянно меняющемся музыкальном ландшафте Marillion научились тому, что удавалось немногим их коллегам — адаптироваться и выживать. И не просто выживать, а процветать, по крайней мере, в творческом плане. This Strange Engine стал концом одной эпохи и началом чего-то нового.
Это был конец личным автомобилям, забиравшим членов группы, и фотосессиям в шикарных студиях Вест-Энда; это было начало затягивания поясов, которое отразилось на оформлении альбомов и поддержке туров. Но даже в этом состоянии неопределенности группа была счастлива и полна надежд.
Хорошее и плохое: Песни, о которых спорят до сих пор
Хотя это был первый альбом, который они продюсировали сами, они чувствовали, что у них есть сильные песни и им есть что предложить. Оглядываясь назад, This Strange Engine получился альбомом неоднозначным — "хорошим местами", как говорится. Причем "хорошие" и "плохие" части зависят от того, с кем из участников группы вы разговариваете.
- Estonia: Одна песня, которая выдержала проверку временем и живыми выступлениями — это "Estonia", тем более примечательная, что основана на реальных событиях. Пол Барни — британец, выживший при крушении парома "Эстония" в Балтийском море в 1994 году, унесшем жизни 852 человек. Эйч летел самолетом из Стокгольма в Лондон и оказался соседом Барни (тот возвращался со съемок документального фильма о своем опыте). Они разговорились.
Барни спал на скамейке в ресторане корабля и проснулся, когда упал с нее, потому что судно накренилось. "Он вскарабкался по потолку, который в тот момент был вертикальным," — пересказывает Эйч. — "Лез по электрическим проводам, как по лестнице. Каким-то образом ему удалось выбраться на палубу. Корабль продолжало качать из стороны в сторону. Он видел, как множество людей падали и погибали".
"Он добрался до носа корабля и увидел в воде спасательные плоты. Ему пришлось набраться храбрости, чтобы прыгнуть — это было все равно что прыгнуть с крыши дома. Он доплыл до плота с тентом наверху, сумел забраться внутрь — и тут волна перевернула плот, заперев его внутри вверх ногами. Невероятно. Ему удалось выплыть, взобраться на перевернутое дно и продержаться так пять часов".
"И пока он и еще несколько выживших держались за плот, 'Эстония' перевернулась и медленно ушла под воду. Ее днище было красным, но в лунном свете казалось розовым. Парень рядом с Полом сказал: 'Ух ты, как красиво!' И Пол был вынужден признать, что это так. Мрачно-красивый момент посреди этой ужасной трагедии". - 80 Days: Упоминание этой динамичной песни вызывает у Эйча воспоминания о подготовке к концерту в лондонском клубе Town And Country Club (ныне The Forum). Он смотрел из высокого окна гримерки на очереди фанатов внизу.
"Я хотел написать песню для них," — объясняет он, — "чтобы дать им понять, что мы не принимаем как должное то, что они стоят там на холоде. Частично песня об этом, а частично — о гастролях и о том, как они меняют тебя".
"Она просто не очень в стиле Marillion — не моя любимая," — говорит Келли. — "Для меня это слишком похоже на авторскую песню: бренчание гитары, вокал и почти ничего больше. И там еще это мое ужасно безвкусное соло на трубе в стиле 'Penny Lane', о котором лучше забыть!" - Hope For The Future: А как насчет трека с привкусом самбы? "Ян Мосли [барабанщик] играл этот ритм," — со смешком говорит Эйч, — "а я был под влиянием Talking Heads. Я буквально протащил эту песню, к общему недоумению Стива [Ротери], который, кажется, ее ненавидел. Наверное, до сих пор ненавидит".
"'Ненавидеть' — сильное слово," — говорит Ротери. — "Но мы перепробовали четыре разных музыкальных варианта для этого текста, и тот, на котором мы остановились, к сожалению, нравился мне меньше всего. Была версия в стиле Джеймса Тейлора. Она была прекрасна, но не вдохновила Эйча..."В одном они все согласны: играть "Hope For The Future" перед южноамериканской публикой было ошибкой. "Помню, я думал: 'Им точно понравится, ведь тут есть немного самбы'," — говорит Келли. — "Они просто смотрели на нас с изумлением: 'Почему эти белые парни играют такую ужасную музыку?'"
"О, да," — со вздохом подтверждает Ротери. — "Мы играли ее в Сан-Паулу, и на лицах толпы было чистое недоверие. 'Почему эта английская прогрессив-рок группа коверкает один из наших ритмов?' Было больно".
Спасение из-за океана: Как фанаты профинансировали тур
Смена лейбла, самостоятельное продюсирование, увольнение менеджера... но не все было так мрачно в делах группы. Один из отличных бонусов на свежем переиздании альбома — концертная запись из клуба Orbit Room, Гранд-Рапидс, 1997 год.
"Это было хорошее шоу — хороший тур!" — говорит Эйч. — "Забавно играть в Штатах: мы там выступаем только в клубах. Есть клуб в Бостоне под названием The Paradise. Когда я пришел в группу, мы там играли; и мы играем там до сих пор, 35 лет спустя".
Этого тура вообще могло бы не быть, если бы не предприимчивые американские фанаты, которые собрали деньги (краудфандинг!), чтобы привезти группу через Атлантику. "Они спросили нас, сколько нужно, чтобы все получилось, мы назвали что-то около 50 000 фунтов — а они собрали 60 000," — рассказывает Келли.
"В итоге мы гастролировали там около шести недель. Мы смогли сыграть больше концертов, чем планировали, и посещаемость была довольно хорошей благодаря шумихе вокруг того, как был профинансирован тур. У меня в голове тогда щелкнуло насчет краудфандинга и того, как мы сможем поддерживать группу на плаву в будущем".
До этого оставалось еще несколько лет, и прежде чем группа освоила этот метод, им пришлось снова изобретать себя.
Творческое напряжение: Секрет звучания Marillion?
"Нужно помнить," — говорит Хогарт, — "что в этой группе очень широкий спектр влияний. У Ротерса [Стив Ротери] — это все про Pink Floyd и девушек в летящих платьях. А у меня — больше Devo, Massive Attack и немного самбы. Так что мы всегда тянем в разные стороны".
"Это не всегда приятно во время написания песен, но именно это напряжение, понимаете, творческое напряжение, часто рождает интересные вещи и делает нас Marillion".