- «Я тебе верю». Глава 97.
- Кроличья лапка, на удачу. Я верю в это. А ты?
Кристина оглядела уютный зал дорогого заведения. Посетителей с каждым часом прибавлялось, некоторые приветливо кивали ей. Девушки вскидывали ладошки вверх, привлекая внимание к себе, будто очень нуждались быть замеченными ею.
- Я пошла, - Кристина провела ладонями по кучеряшкам шубы с любовью, как если бы это была её вторая кожа.
- Хорошо, - сказал Алексей, вслед за ней оглядывая зал. На него никто не обращал внимания, будто он был одним из семи гномов, несущих шлейф за своей Белоснежкой. - Мы увидимся ещё?
Девушка посмотрела на его открыто. Ни усмешки, ни улыбки не было на её лице. Она замерла, как лесная лань, услышавшая хруст сухой ветки под сапогом охотника.
- Не думаю, что это хорошая идея. Мне не нужны отношения, -Кристина поправила ушанку, надвинув её на глаза. - Это требует много сил, и много времени. К тому же, я ненавижу быть кому-то что-то должна. Ведь отношения подразумевают именно это?
- Обычно да, - согласился Алексей. - А, может, мне тоже не нужны отношения? - в эту минуту он почти верил тому, что говорил. - У меня уже всё это было. И закончилось плохо.
- Да, я знаю, сестра говорила, что ты разведён, у тебя есть сын, - она перечисляла факты его жизни как ингредиенты, необходимые для приготовления несложного салата. - Ты старше меня, и вообще, мы слишком разные.
Легкомысленная песенка раздалась из её телефона, заставив кроличью лапку судорожно дёрнуться.
- Только один ужин, - мужчина готов был обещать что угодно, лишь бы встретиться с ней ещё раз. - Это последний раз. Я тоже думаю, что ты мне не подходишь, - с трудом улыбнувшись, сказал он.
- Такси приехало. Я позвоню тебе, пока! - Кристина развернулась и зашагала к выходу, не оборачиваясь.
Алексей не смотрел ей в след. Сердце застыло в груди острой колючей сосулькой.
«- В последний раз, - сказал он себе. - Ты же мне не подходишь...»
***
Вторая половина перелёта прошла для Оли и Беслана намного легче. В салоне самолёта уже не раздражали ни глухое покашливание обрюзгшего впереди сидящего пассажира, ни бесконечное сморкание в замызганный платок пожилой сухонькой старушки, сидевшей у окна.
Они не разговаривали, и каждый был сосредоточен на своих мыслях. Оля знала, что муж переживает из-за здоровья пожилой бабушки, а Беслан был уверен, что жена раздумывает о тяготах материнства.
На подлёте к аэропорту ярко светило солнце, расцвечивая широкие окна в оттенки жёлтого и оранжевого. Стоило самолёту приземлиться, как светило скрылось за длинной тучей и раздумывало, стоит ли ему показываться в этот день.
На стоянке их встречал дальний родственник Беслана. Мужчины обнялись, похлопав друг друга по спинам. Оле он сухо кивнул, будто избегая смотреть на неё. Женщина невольно поёжилась, вопросительно посмотрев на мужа.
В городе была слякоть и часто меняющийся ветер, который, шутя, то поддувал в спину, то вдруг резко атаковал в лицо.
Машина поднималась по горному серпантину, и казалось, что ещё чуть-чуть, и колёса опасно зацепят гравийную обочину. Дом был двухэтажный, с красивыми лестницами и коврами на стенах. Просторный и высокий, он был наполнен свежим воздухом. Мощёный двор мог вместить несколько машин, как часто это было в летний сезон.
Пожилая женщина вышла им навстречу. Темноглазая, в платке, повязанном на манер чалмы, она как будто готова была принять неизбежное.
- Сынок, родной мой, приехал! - она обняла сына, и обмякла не его покатом плече.
- Не плачь, мама, всё в Его руках, - он обнял её в ответ.
- Доченька, спасибо, что приехала, - она взяла ладони Оли в свои руки. - Ты такая маленькая, оказывается. На фотографии как будто больше мне казалась, - женщина смотрела в глаза Оли, пытаясь разглядеть в них то, что не могут сказать о человеке слова.
- Бабушка спит сейчас, - мягкий акцент и тягучие гласные совсем не походили на правильную речь Беслана. - Сынок, покажи Оленьке вашу комнату. Располагайтесь пока, я ужин погрею.
Приехавшие ужинали вдвоём. Таскира апай, мать Беслана, не садилась с ними за стол. Всё хлопотала, кружа рядом с ними, как заботливая птица вокруг желторотых птенцов.
Чай попить не успели, большой дом стал наполняться людьми. Они входили, здороваясь друг с другом, складывая ладошки на манер ковшика, и чуть заметно кланяясь в приветствии. Мужчины собрались на кухне, а женщины в зале на первом этаже, за исключением нескольких родственниц помоложе.
- Пойдём, Оля, бабушка проснулась, -вошедшая в комнату женщина позвала её, поправляя платок на седой голове.
- Эни, менэ, килен килде (Мама, вот сноха пришла).
Спокойная пожилая женщина полулежала на широкой кровати с расшитым диковинными цветами пологом. В комнате приятно пахло травами и пряными благовониями, совсем не так, как представляла Оля. Карие, как у Беслана глаза, с чуть опущенными вниз внешними уголками, смиренно взирали из-под тяжёлых морщинистых век.
- Ты пришла... Вот я и увидела тебя... - мягкие, чуть шепелявые согласные были чуть слышны. Акцент был таким же, как у Таскиры апай.
- Здравствуйте, - сказала Оля, остановившись в нерешительности около кровати. Свекровь, положив ладонь ей на спину, чуть надавила, подавая знак присесть. Молодая женщина присела на край неожиданно мягкой постели.
- Мой Беслан, у него мягкое сердце... Как у котёнка... обижать его нельзя, станет как у льва... Знаешь? - карие глаза моргнули, и стали влажными от невыкатившейся слезы.
- Теперь знаю, - почему-то Оле тоже захотелось зареветь.
Морщинистая рука с массивным сине-зелёным кольцом соскользнула с груди, и стала шарить по постели, будто пытаясь что-то отыскать. Молодая женщина взяла эту руку в ладони, и бабушка с облегчением выдохнула.
- Спасибо, кызым (доченька). Иди и не переживай ни о чём, - её рука ослабла и потяжелела в ладонях Ольги.
Таскира апай что-то прошептала про себя, и молодая женщина поднялась с бабушкиной постели. Потом Оля сидела в комнате с другими женщинами, затем они пили чай на кухне. Не было слышно ни смеха, ни резких звуков. Казалось, что покой медленно и неотступно принимает жилище в свои мягкие объятия.
- Это у вас так принято, приходить родственникам, чтобы больного поддержать? - нерешительно спросила Оля. Ей казалось, что она своим незнанием обычаев может расстроить пожилых родственниц, и старалась вести себя как можно тише и незаметнее. Ещё она чувствовала, что попала в необыкновенный мир, где мужское и женское может соприкасаться только внутри семьи, и больше никогда и никак.
- Нет, это потому, что вы с Бесланом приехали, - ответила свекровь. - Он давно дома не был. Очень жаль. Хорошо, что эби (бабушка) дождалась его, - свекровь опустила глаза в пол, и Оля поняла бессловесный упрёк в сою сторону.
- Мы будем чаще приезжать. Не обижайтесь, пожалуйста, - к горлу подступила резь, какая бывает при февральской ангине.
- Конечно, - несколько раз подряд кивнула головой Таскира апай, будто у неё не было сил остановиться.
Бабушка оставила этот мир тихой ночью, когда тяжёлые тучи царапались о высокие горные вершины. Женщины двигались, как мрачные тени, будто это они были вестниками грусти. Оля сидела в комнате не решаясь выйти. Почему-то ей казалось, что отдавая дань памяти пожилой женщине она не должна ни лежать, ни спать, ни ходить из одного угла комнаты в другой, хотя именно так она поступала в особо волнительные моменты. Скоро пришла свекровь, и принесла однотонный платок.
- С ней бабушки сидят, молитвы читают. Это не обязательно, но ты тоже можешь побыть рядом с ней. Хорошо, что она увидела тебя.
- Да, я бы хотела... Если можно...
Таскира апай разжала ладонь, и положила на зелёное покрывало свёрнутый в несколько раз носовой платочек.
- Это мама тебе просила передать. Сказала, оно поможет.
Оля развернула платок. Массивное серебряное кольцо с сине-зелёным камнем блеснуло блестящими вкраплениями.
- Спасибо! - кольцо было тяжёлым и тёплым, будто хранило тепло ушедшей женщины. Чуть великоватое, оно никак не сочеталось с Олиным обручальным и помолвочным тонкими золотыми колечками.
Свекровь в ответ на благодарность снова кивнула несколько раз подряд, и поднесла ладонь ко рту.
- Я помогу тебе завязать платок, - чуть качнувшись, Таскира апай подошла к ней вплотную, и Оля почувствовала исходящий от неё мягкий пряный запах.
Они уехали на рассвете, и Оля в этот приезд больше ничего не узнала о традициях семьи мужа. Беслан, к удивлению жены, не выглядел расстроенным. Она заглядывала в его лицо время от времени, пытаясь хоть как-то поддержать.
- Ты не переживаешь? Почему ты такой спокойный? - наконец, не удержалась жена.
- Хорошая с мерть. Не каждому человеку Всевышний посылает такую, - мужчина смотрел на небо, на горы. И, казалось, за горы тоже, видя то, что сейчас не может увидеть Оля.
***
Алевтина и думать забыла о Никите. Она с приобретением первого «интересного» опыта привыкла оценивать мужчин, перенося их социальное поведение в более плоскую, так сказать, область.
Чаще её прогнозы оправдывались, лишь изредка случались промахи. Лёха, весельчак и балагур, был щедрым и изобретательным как в жизни, так и в ... сами понимаете, где.
Педантичный и скрупулёзный однокурсник, по два раза проверяющий только что закрытую на замок дверь, и выдавливающий майонез из пакета до последней капли (так и хочется добавить, крови), оказался таким и при более близком знакомстве. Движения практиковались только те, которые необходимы для достижения результата. Его результата, само собой разумеется.
Никита был диагностирован как безнадёжная игуана. Сухая кожа, сухая улыбка, скованное застывшее тело, не меняющее положение за столом. Аля попыталась представить его без рубашки, и ей привиделись тонкие пластинки хребта земноводного, проступающие наружу вместо человеческого позвоночника.
Когда на телефон пришло сообщение от неизвестного номера, женщина без особенного интереса открыла его.
«Добрый вечер. Это Никита. Можем поговорить?»
В глубокой сковороде на спагетти таял сыр, издавая характерный сливочный запах. В небольшой кастрюльке томился фарш с приправами и томатной пастой. Когда мясо было готово, хозяйка плеснула в него соевый соус и, вдохнув аромат, не спеша перемешала.
- Сынок, мой руки. У меня всё готово.
На столе салат из крабовых палочек и паста - красивое название макарон по-флотски, которые забыли перемешать, апельсиновый сок желтеет в стеклянном графине.
«- При чём здесь эта игуана? Нам и без Никиты неплохо, - подумала женщина, раскладывая ужин по тарелкам. - Облезешь, дорогой!»
- Вкуснятина, мам! - сын лихо наматывал на вилку спагеттину при помощи большой ложки. - Спасибо тебе!
- Пожалуйста, - Аля улыбнулась, глядя, как еда в тарелке сына исчезает на глазах.
Телефон снова тренькнул, парень недовольно посмотрел на вспыхнувший экран, затем на мать.
Женщина перевернула телефон экраном вниз и продолжила с аппетитом есть.
- Нет ничего, что могло бы помешать нашему ужину, - торжественно произнесла она.
Никита писал три дня, и не получил ни одного ответа, ни грамма реакции. Зато Аля что только не пережила!
Сначала она злилась: ведь не отвечает же, для чего он пишет дальше?
Потом ей было интересно, когда он прекратит, ведь ему же должна надоесть «игра в одни ворота»?
На третий день, прочитав сообщение с пожеланием доброго утра, она медленно потянулась в постели, подумав, что, может, игуана не такое уж мерзкое животное?
Эта странная мысль витала вокруг неё весь день. Сообщения сыпались, как из рога изобилия. Но все они были не тем, что было нужно Але. Предложения от банка. Погодные предупреждения. Сообщения от глупых подруг, с которыми иногда можно посидеть в баре или кафе. Спираль чувств сворачивалась туже, и в обратном направлении. Очарование сменилось интересом: это что, дурацкая игра? Зачем нужно такое делать? Интерес - злостью: что я, девочка шестнадцатилетняя, в такие игры играть!
Наступил воскресный вечер. Школьная одежда сына на неделю готова, постирана и отглажена. Уроки на завтра проверены, хотя повторение стиха через полчаса превратилось в изощрённую китайскую пытку.
- Мама, я даже слов таких не знаю. Как я могу это выучить? Что такое «старое жнивьё»? И почему «низкий холмик со звездой»?
Аля, помешивая на плите заварной крем для «Наполеона», объяснила все непонятные ученику слова, и на кухне в два голоса зазвучал прекрасный стих Анатолия Жигулина.
Быстрая музыка нарушила очередную рифму. Женщина, увидев на экране три девятки, на которые заканчивался номер Никиты, не спешила отвечать. Кровь прилила к её лицу, к ушам, растеклась цветом алого рассвета по шее.
- Алло, - неожиданно хрипло для себя, ответила она.
- Алевтина? Это Никита, - сухой голос был резким и неприятно колючим.
- Да, я узнала, - брякнув кастрюлькой, снимаемой с плиты, ответила женщина.
- Мы должны срочно увидеться. Мне нужна твоя помощь, - неожиданно настойчиво произнёс Никита.
- Хорошо, я сейчас соберусь...
- Это лишнее. Выходи, пожалуйста быстрее, моя машина во дворе, - и полетели один за другим резкие гудки.
«Что такого могло произойти? - накидывая спортивную кофту на домашний халат и кроссовки на босые ноги, думала она. - Может, его ранили? Бандитское нападение? Приехал ко мне, потому что я ближе всех живу... Но откуда он знает адрес?»
Она выбежала во двор, второпях запихивая стерильный бинт в карман кофты. Не успела за её спиной хлопнуть подъездная дверь, как вспыхнули фары неприметной машины и мягко заработал автомобильный двигатель.
***
Лиза с Эдиком продолжали изматывающую партизанскую вой ну. Напряжённое молчание обосновалось в квартире, как серое и плотное коконообразное гнездо диких ос, которое рано или поздно выпустит своих обитателей наружу.
Женщина продолжала казаться женщиной: духи, каблуки, маникюр, - внешние атрибуты были налицо. То, что она давно чувствовала себя, как бесполое существо, со стороны было разглядеть непросто.
На работе «любители приключений» иногда оказывали ей знаки внимания, но, встретив холодную улыбку брезгливо поджатых губ, тут же «сдавали назад».
Когда в паре кварталов от администрации открыли первый магазин самообслуживания, Лиза стала встречать там многих сотрудников. Чаще других ей почему-то в очереди к кассам попадался мужчина, работавший на первом этаже.
«- Кажется, какие-то экстренные случаи... Или что-то в этом роде... Но почему он так много продуктов всегда берёт?» - женщина нехотя заглянула в его тележку, а затем в свою лёгкую корзинку.
- Здравствуйте, - вдруг услышала она приятный низкий голос. - А это вы!
- Да, я. А это Вы...
- Ну да, - хохотнул мужчина, - я.
Невысокий, коренастый, с наметившимся жирком «спасательного круга». Волнистые волосы богатой шевелюры с тонкими прядками седины придавали его облику налёт благородства.
- Вы тоже любите сюда ходить? - спросил он, отыскивая скидочную карту покупателя в потёртом кожаном кошельке.
- Да, мне кажется, так проще покупать. И сроки можно посмотреть, и состав... А Вы, простите, на неделю закупаетесь? - Лиза спросила и тут же пожалела о заданном вопросе.
- Похоже, да? На самом деле у меня четверо детей, представляете себе? Я - многодетный папаша! Иногда сам себе поверить не могу...
- Поздравляю, - скованно сказала Лиза.
Перед глазами встала картина: она и четверо детей на кухне... Да, Эдика некуда было бы посадить...
- А у Вас дети есть? - тележка продвинулась вперёд, громыхнув стеклянными банками с огурцами и помидорами. - В прошлом году не подрасчитали, мало засолили. У нас дача есть, и дети, и жена, все очень любят там бывать. А у Вас есть дача?
Лизе показалось, что она встретилась с подружкой, чтобы сделать покупки и поболтать. Лев Викторович не представлял никакой опасности в качестве мужчины. Наоборот, он был неистощимым источником множества самых разных познаний. Начиная с того, чем очистить пригоревшую кастрюлю, и заканчивая тайными знаниями, как вывести пятно от жвачки с чёрных брюк. Чем больше времени они проводили вместе, разгуливая не спеша по магазинам и попивая кофе в обеденный перерыв в ближайшем кафе, тем прочнее становилась между ними ниточка, в существование которой часто верят женщины, но почти не верят мужчины. Имя её - Дружба.
- Путеводитель здесь.