Поднялись на вершину, Семён остановил машину. Вышел и залюбовался пиками снежных вершин на горизонте. Помог выйти Фросе.
Они стояли на том самом месте, где когда-то любовались горными вершинами Василий и Таисия.
Глава 130
Семён обнял жену, прижал к себе и уснул. Он мог спать в любом месте, на любой поверхности. А здесь была мягкая перина, в которую молодые провалились, как в облако.
Фрося уснуть не могла. Её будоражила близость Семёна и запах его тела. Но лежала без движения, понимая, что муж устал, что он ослаб и ещё не восстановился. Ему надо было дать отдых. К утру она заснула и не слышала, когда он встал, прикрыл её голые ноги одеялом, оделся и вышел.
Семён прошёлся по двору. Хозяева уже встали. Попросил горячей воды, достал свою бритву, помазок, мыло, зеркало и стаканчик. Побрился, умылся и только после этого пошёл будить Фросю.
Хозяйка приготовила завтрак: молочную кашу и яичницу. Позавтракали. Семён положил 3 рубля на стол.
- Спасибо, добрые хозяева.
- А как спалось на новом месте? – спросила хозяйка.
- Спал без задних ног, - ответил Семён.
- Заижайтэ до нас и в другий рас, - пригласил хозяин.
- Если получится, обязательно заедем, - сказал Семён.- Спасибо за хлеб, соль!
Хозяева вышли за калитку и долго стояли, провожая взглядами машину.
- Який вин хороший чоловик, а жинка у нёго якась странна. Молчком, та тышком. Чи, може, глуха? - сказал дядька.
- Та ны глуха вона, така врэднюча, шо з людямы и балакать ны хоче, - ответила Марфа.
***
После обеда проехали Лабинскую. Фрося была в ней несколько раз, но ничего не помнила, кроме оплеух матери, которая боялась потерять младшую и била её, не давая отойти ни на шаг. Проехали Владимировскую, Зассовскую.
- Сейчас будет камень сбоку от дороги, потом Каладжинская крепость, сказала Фрося. - Там узкая дорога и всё время вверх.
Поднялись на вершину, Семён остановил машину. Вышел и залюбовался пиками снежных вершин на горизонте. Помог выйти Фросе.
Они стояли на том самом месте, где когда-то любовались горными вершинами Василий и Таисия.
Обнял любимую и прижал к себе. Здесь на вершине перевала было холодно, хоть и не было вокруг снега. Но снег и лёд были там, за рекой, за широкой долиной взмывали к небу скалы, покрытые снегами.
А внизу под обрывом ревела и билась в берег, бушующая после дождей, Лаба.
Фрося смотрела вдаль. Как только глянула вниз, у неё закружилась голова и девушка потеряла сознание. Семён усадил её в машину, достал фляжку с водой и осторожно побрызгал на бледную Фросю.
- Выпей водички, моя хорошая. Глотни чуть-чуть из крышки. Открывай ротик. Вот так.
Фрося сделала пару глотков и открыла глаза.
- Сеня, что это было?
- Ничего нового, Фросенька. Ты просто испугалась высоты, - ответил, взял со спинки свою кожаную лётную куртку, больше напоминающую пальто, и укутал, начавшую дрожать, Фросю.
15 км до Ахметовской заняли 2 часа. Мало того, что дорога была совсем никудышная, так ещё и Фросю рвало без конца. Сработала её болезнь при длительных поездках, о которой Фрося совсем забыла и не предупредила Семёна. Последний раз это случилось с нею, когда ехали с Мариной в Армавир. При поездке в Таганрог ничего такого не было, да и обратно доехали спокойно.
Фрося полностью выбилась из сил. Последние метры к хатёнке матери она шла пешком, Семён осторожно двигался сзади.
Подъезда ко двору матери не было. Дожди размыли дорогу так, что из земли торчали, точно зубы, огромные валуны. Пришлось прижаться к соседскому плетню и остановиться.
Грунька вышла на порог и, приставив ладонь козырьком ко лбу, стала рассматривать, кто же там приехал.
- Тёть Груня, здравствуйте! – чуть слышно поприветствовала соседку Фрося.
Начало здесь
Все главы читайте здесь
Женщина, выбежала за двор:
- Кто же это приехал? Фрося, девочка моя, слава Богу, что ты приехала. Мамка твоя часуе. Умираить мамка твоя. Слава Богу, слава Богу, что услышал мои мольбы и направил тебя домой. Здравствуй! – Груня обняла Фросю и расцеловала в обе щеки. – А кто этот бравый офицер с тобою?
- Это мой муж, Семён Павлович. Он лётчик.
- Ах, ты ж, Боже мой! Семён Павлович! Как же я рада. Моя Варюшка тоже выйшла замуж. В Лабинской живёть. Пойдёмте до Таиски. Може, обрадуется, да и помирать раздумаить. Пошли через огород, а то калитка у Тайки на сто узлов завязана. Ругаться будить.
- Давно мама болеют? – спросила Фрося.
- Да дня три, как слегла. Ой, Фрося, я тебя не узнаю. Ты такая красивая, городская. Палито у тебя кожаное.
- Это Сенино пальто. Я пока доехала, сто раз вырвала. Плохо мне было.
- Помню, помню, как тебе маленькой в машине было плохо. Откуда же вы едете?
- Из Ростова.
- Вот, а Таиска не верила, что это ты ей из Ростова переводы посылаешь. Так ни одного и не приняла. Почтальонка мне деньги отдавала, я крестик ставила вместо Таиски. Ни одна копеечка не пропала. Я деньги складывала и при возможности мамке твоей подсовывала, то в карман, то в сундук. Так и живёт. А то ведь чуть с голоду не помёрла. Мотя приносила ей и еды, и денег, так она не взяла. Мотю прогнала. Подождите здесь, я сперва сама схожу, гляну, как там дела.
Соседка приоткрыла дверь и проскользнула внутрь. С улицы в хатёнке было темно и пришлось несколько мгновений постоять, чтобы глаза привыкли.
Таисия сидела на кровати и частым гребешком расчёсывала волосы. Перед нею на полу лежала белая тряпка. Таисия наклонялась, вглядывалась в ткань, а потом с хрустом давила вшей.
- Грунька, мине воши заедають, вот и болею. Я их уже вычесала мнооого, подавила. Прямо дышать легче стало.
- Давай, помогу.
- Нэ пидхоть, а то и на тэбэ начипляюця. Счас грубку затоплю, и в огонь выкину и тряпчину эту и вошей.
-Так я дров счас тибе прытаскаю. Давай скоренько тут усё уберём и будем гостей встречать, - суетливо заходила по комнатушке соседка.
- Я ныкОго ны жду, - ответила Таисия.
- Я тоже не жду. Да вот только что приснился мне сон, будто прилетели к тебе две птички и в викошко клювиками постукали. А ты вроде такая радостная, кричишь из хаты:
- Я счас вам дверку виткрою, залетайте скорее.
- Ой, брешешь, Грунька. Кажи прямо, кого привела.
- Та ни знаю я их. Давай, помогу убрать, да гостей у хату покличу.
- Грунька, смотри мине, а то палкой по спыняки заробышь. Зовы гостей. Може, воны того и ны стоять, чтобы перед ними спыну гнуть.
Семён посмеивался, прислушиваясь к разговору, а Фрося с каждым мгновением дрожала всё сильнее. У неё даже зубы стучать начали.
Семён обнял жену и прошептал:
- Успокойся. По голосу мамка твоя уже давно старушка. Что мы вдвоём с нею не справимся?
- Нет. Она сильнее. Я боюсь.
- Не бойся. Я сам поговорю с тёщей.
- Неет. Будем говорить вместе.
Дверь приоткрылась. В щель протиснулась соседка:
- Заходьтэ, молодята. Расскажите, хто вы таки и чо вам надо, - сказала громко и подмигнула гостям.
Дочка с зятем вошли в комнату. Семёну пришлось наклониться, чтобы не достать притолоку головой.
- Здравия желаю, - поприветствовал он пожилую женщину, сидящую на лавке у окна.
Последние лучи заходящего солнца мазнули по лицу старухи. Семён даже остановился. Лицо женщины показалось ему каменным. Ничего человеческого и доброго не было в этом лице. Каменная холодность и безразличие отталкивали и пугали.
- Кто такой будешь?
- Я муж Вашей младшей дочери, Фроси. Семён.
- Чо, наигрался уже, офицеришка? Прывиз до матэри?! Так, а в мэнэ ныма дочки. Вызы обратно,
- Таиса, ну, хватит парня пугать, - вмешалась Груня. – Фрося тоже тутычки, да боица тебе на глаза показаться.
- Хай и ны показуица. Я их усё равно у хату ны пустю. Разврату тутычки ны будэ.
- Мама, какой разврат? Мы - законные муж и жена. Вот наши документы. Я уже не Кучерова, - дрогнувшим голосом сказала Фрося.
- И чо ты прыперлася суда, колы ты вже хтозна хто.
- Таиса, не выступай, - крикнула соседка. – Хочешь со мной поссориться?
- А ну идить витцеля! У моей хати только я хозяйка. Все убирайтесь. Завтра пиду у совет и милиционеру пожалюсь, что явылысь неизвестно хто и пугать меня начали, гроши требувать.
- Мама, я знаю, что Вы можете устроить любую пакость. А я прямо сейчас пойду в совет и скажу, что Вы меня домой не пускаете. А я не одна. У меня муж-лётчик. Герой. И посмотрим, как завтра люди в станице заговорят, что Тайка зятя с дочкой в хату не пустила?! А? Все на Вас будут пальцами показывать. Сеня, пошли. В машине переночуем!
- Вот, Фроська, всегда я тебе говорила, что не знаю, в кого ты уродилась такая дурная. Даже с зятем побалакать ны дала, тянишь ево кудысь. Садись, зятёк, расскажи, какого ты роду-племени, - неожиданно смягчилась Таисия. Лицо её из каменного, стало обыкновенным лицом старой, уработанной жизнью женщины.