*НАЧАЛО ЗДЕСЬ.
Глава 42.
А тем временем Савелию Пышнееву не было покоя. Хоть и отписал он домой, что вернётся только на Масленицу, но когда отправил это письмо, задумался…
В доме родителей его встретили хорошо, он и сам такого приёма не ожидал! Отец хвалил его и за новые копи, и за старый прииск, старшие братья держались теперь с ним уважительно, на равных.
Расчёт на то, что ожерелье, искусно сработанное уездным ювелиром, немцем по фамилии Фогге, станет этаким доказательством того, что Савелий получше братовьёв своих разумеет, как дела нужно вести.
- Ах, хорошо вышло! – отец разглядывал камни приложив к глазу стекло, - Ты, Савелий, голова, всё правильно сообразил, как с камнями поступить! Знаю я, кому нужно их показать, да так, чтобы дошло до… сам знаешь! – отец поднял вверх палец, - Тогда уж и там про Пышнеевых прослышат! Нам это на пользу пойдёт!
- Я тоже так поразмыслил, вот и привёз его! - у Савелия даже в горле пересохло от таковой отцовской похвалы.
- Жаль только, что жену свою ты не привёз в этот раз. Она поди на сносях? Вот потому ты и сказался, что приболела?
- Может и так, - Савелий не стал ничего отрицать, пусть думают, как им угодно, а сам он вообще мало интересовался сейчас, что там с Лизкой, на сносях она или нет.
Во-первых, оказавшись в Петербурге, Савелий вспомнил всю эту жизнь, которую он вёл до отцовского решения отправиться в Петровку управлять прииском. И теперь снова в неё окунулся! Театр здесь блистал, это не те убогие постановки в воняющем старой обивкой сидений уездном театрике, куда его таскала Лизка с таким видом, будто чего-то в этом понимает! Да и публика там была такая же – дамы, напудренные добела, от чего их лица в полутьме зрительного зала казались Савелию восковыми…
Здесь же всё было по-другому, в том числе и дамы. И только теперь Савелий понял, как убого выглядела бы здесь его Лизка с её вычурными платьями и выпученными рыбьими глазами…
Вот это и было «во-вторых»! Оказавшись в «цвете общества», куда их с отцом пригласили после того, как Елизар Григорьевич показал ожерелье одному графу… очень влиятельному и богатому, на Савелия обрушился шквал кокетливых взглядов молоденьких и не очень девиц… Увидев, как граф беседует с Пышнеевыми, очень многие захотели поближе познакомиться с этим семейством, дамы стреляли в Савелия глазками, томно прикрывая ресницы, и от этого внутри у него всё наливалось желанием воспользоваться недвусмысленными приглашениями в гости…
Ожерелье было тут же куплено тем самым графом, а дома, в семейном кругу, Елизар Григорьевич сказал семейству, для какой женщины граф купил это ожерелье… Старшие братья весело переглянулись и похлопали Савелия по плечу. Афанасий, старший из братьев, который некоторое время сам жил в Петровке, сообщил, что к зиме снова собирается приехать – отец велел выделить средства и оборудовать новые копи хорошими механизмами, от голландского мастера. Они уже заказаны, к зиме как раз будут готовы.
Савелий такому известию не обрадовался, но виду не показал. Ему теперь нечего бояться! Отец его признал, что не хуже братьев он может дела управлять, так что… Марьянушка подскажет и предупредит, как быть, если вдруг Афанасий возжелает младшего брата от делов сих отодвинуть!
Вот только неспокойно было Савелию, сперва он просыпался ночами от какого-то душевного волнения, и думал, это от того, что ждут они ответа, как понравится то самое ожерелье, ведь времена нынче какие? Недолго и опалу получить, как всё обернётся!
Но чем ярче была его дневная жизнь в блистающем развлечениями и разными увеселениями Петербурге, тем беспокойнее становились ночи! Спать он перестал вовсе, устало лежал в мягкой кровати и глядел, как прыгает на фитиле лампы огонёк. И только вроде бы сон начинал смыкать покрасневшие от бессонья глаза, как наступала полночь…
Большие часы с «немецким боем», как матушка их называла, отбивали полночь, в доме давно уже все затихли, только с улицы иногда доносился окрик припозднившегося кучера. И вот тут Савелий знал – спать ему не дадут… Неясный шёпот наполнял его спальню, слышался то в одном углу комнаты, то в другом, а то вот показалось, что гобелен на стене ожил, и фигуры на нём начинают двигаться… под ними разгорается полымя, и люди кричат, кричат… Савелий думал, что он заснул, и это ему снится, но это было не так, он щипал себя за руку и даже мечтал, что вот сейчас проснётся. Шёпот становился то громче, а то затихал и превращался в тоненький детский плач, будто ребёнок плакал и просился впустить его, потому что ему холодно…
Савелий боялся пошевелиться, он сидел под пуховым одеялом и трясся от страха и холода! Ему нужно было уезжать, домой, обратно, там Марьянушка его защитит, оградит от этого всего… неведомого…
- Савушка, ты никак приболел? – беспокоилась матушка, - Осунулся весь, исхудал… Надобно позвать доктора! Здесь хороший доктор есть, он батюшку твоего излечил, лекарство из заграницы заказывал для него. И вот, сам видишь, нога-то у него лучше, ходит хоть и с палочкой, но сам. А то ведь и вовсе не смогал. И не перечь, лекарь тебя посмотрит! Может у тебя уже и здоровье не позволяет обратно-то ехать? Вот было бы хорошо… Присмотрим вам дом, Лизоньке отпишешь, пусть собирается и приедет. А пока можно и Афанасию там побыть, по твоему-то нездоровью!
Матушка Савелия жалела, и всё мечтала, чтобы и младший сын здесь остался, от неё недалеко! Старшие-то уж о матери и не думают, всё дела у них, а Савушка, младшенький, ласковый всегда был…
Лекарь пришёл, круглый невысокий человечек в странной шляпе, в которой можно тут и уши отморозить себе, но ему видать она шибко по нраву была. Осмотрев Савелия, доктор стал много странного говорить, невыносимо картавя и вытягивая губы трубочкой, от чего становился похож на диковинную зверушку, какую Савелий видал когда-то на картинке.
Не обнаружив у Савелия никаких болезней, даже тех, которые матушка сама у него успела определить, доктор объявил, что местный климат Савелию не подходит, а вот сибирский целебный воздух, напитанный живительным кедром и сосною, в самый раз!
Матушка всплеснула руками, такой разговор ей не понравился, она-то надежды такие на доктора возлагала, и вот… А Савелию тем более это не понравилось! Вот бы взять этого доктора, да самого туда, на пышнеевские копи отправить, да поглядеть, как бы он стал там своими толстыми щеками трясти!
И вдруг Савелию подумалось, была бы сейчас с ним Марьянушка… вот тут и показал бы он этому доктору, что такое «сибирский воздух»…
Неспокойно было у него на душе, словно что-то ожидает Савелия, неведомое и нехорошее, а тут ещё и письмо из дому принесли, в котором Лизонька писала, что скончалась Евдокия Захаровна, безвременно их покинула, о чём Елизавета и спешит сообщить дорогому мужу.
- Ах! – матушка от такого известия за сердце схватилась и послала за каплями, - Как же… вот ведь как, сердешная, видать от тоски, что Савушка уехал… Лизонька у тебя, Савелий, какая хорошая, гляди, чего пишет – «разделяю ваше горе, дорогой супруг, и жду скорейшего вашего возвращения…»! Нужно сказать батюшке, пусть закажет ей подарок хороший, непременно заграничный!
Савелий читал письмо от жены снова и снова, и что-то такое чуялось ему… Словно бы и не та Лизонька ему писала, что-то было здесь… тревожное, чужое…
Нужно было возвращаться, самым скорейшим манером! И Савелий собрался раньше срока, сославшись на слова доктора, которые оказались так кстати.
Продолжение здесь.
Дорогие Друзья, рассказ публикуется по будним дням, в субботу и воскресенье главы не выходят.
Все текстовые материалы канала "Сказы старого мельника" являются объектом авторского права. Запрещено копирование, распространение (в том числе путем копирования на другие ресурсы и сайты в сети Интернет), а также любое использование материалов данного канала без предварительного согласования с правообладателем. Коммерческое использование запрещено.