— Что, не нравится? — Борис демонстративно провернул ключ в новеньком замке кухонного шкафа. — Привыкай, Света. Теперь это только моя посуда. Как и всё остальное в этой квартире.
— Боря, но я же... — Светлана осеклась, сжала пальцами край кухонного полотенца. Сколько раз она вытирала им тарелки после семейных ужинов? Двадцать пять лет... Четверть века совместной жизни уместились в один щелчок дверного замка.
— Что "я же"? — он картинно развел руками. — Ты же просто живешь здесь. На птичьих правах, — последние слова он почти пропел, явно наслаждаясь ситуацией. — Будь благодарна, что вообще крыша над головой есть. Многие после развода и этого не имеют.
Светлана молча отвернулась к раковине. Горячие слезы капали в мыльную воду, где плавала одинокая чашка — единственная, которую она успела достать до того, как Борис установил замки. Как же так вышло? Ведь квартира... Руки машинально терли фарфоровые чашки, а память услужливо подкидывала картинки из прошлого.
Вот они с мамой стоят у нотариуса. "Доченька, продавай мою квартиру. Вам с Борей нужна большая, вы молодые..." Мама тогда еще была здорова, энергична. Кто же знал, что через пятнадцать лет Светлана забросит работу, чтобы ухаживать за ней, прикованной к постели? А потом будет второй декрет, незаметно растянувшийся на годы — младшая Леночка часто болела...
Звон разбившейся чашки вырвал её из воспоминаний.
— Неуклюжая дура! — Борис шагнул к ней. — Это была моя любимая чашка!
"Наша любимая", — чуть не вырвалось у Светланы. Они купили этот сервиз на первую зарплату Бориса в должности начальника отдела. Теперь он директор по развитию, а она... Она просто живет здесь. На птичьих правах.
— Я... я куплю новую, — пробормотала Светлана, собирая осколки.
— На какие шиши? — хохотнул Борис. — У тебя же ни копейки. Кому ты нужна в твои сорок восемь? Ни работы, ни квартиры... — он присел на краешек стола, разглядывая её, как музейный экспонат. — Знаешь, Алёна говорит, что я слишком добрый. Другой бы давно выставил бывшую жену на улицу.
Алёна. Двадцать шесть лет, длинные ноги, должность личного помощника директора по развитию. Такая молодая, такая перспективная. "Борь, ну ты что, не видишь? Она же просто замужнего мужика охмуряет!" — кричала тогда Светлана. А он только отмахивался: "Ты ревнуешь, как пожилая клуша".
Пожилая клуша... А ведь когда-то он называл её своей птичкой.
Порез от острого осколка обжег палец. Красная капля упала на кафельный пол, и Светлана вдруг отчетливо поняла: это конец. Конец слезам, конец унижениям. Что-то должно измениться, и очень скоро.
— Вытри кровь, — буркнул Борис. — И не вздумай запачкать мой пол.
Твой пол, — эхом отозвалось в голове Светланы. Она прижала палец салфеткой и медленно подняла глаза на бывшего мужа. Что-то в её взгляде заставило его отступить на полшага.
— Ты прав, Боря. Я должна быть благодарна, — её голос звучал непривычно спокойно. — И я отблагодарю. Обязательно.
Он пожал плечами и вышел из кухни. А Светлана ещё долго стояла у раковины, глядя на своё отражение в оконном стекле. В сгущающихся сумерках ей показалось, что губы отражения сложились в странную улыбку.
— Светочка, солнышко, приготовь нам с Борей что-нибудь вкусненькое, — Алёна впорхнула на кухню, цокая каблуками по его полу. — Я такая голодная после фитнеса!
Светлана медленно подняла глаза от старого кроссворда — единственного развлечения, которое осталось у неё после того, как Борис отключил в её комнате интернет. В дверном проёме появилась и его массивная фигура.
— Что застыла? — усмехнулся бывший муж. — Алёночка просит ужин. Где твоя благодарность за крышу над головой?
"Благодарность" — это слово уже неделю преследовало Светлану, словно назойливая муха. Благодарность за то, что живёт в квартире, купленной на деньги от продажи материнской однушки. Благодарность за то, что спит на продавленном диване в бывшей детской. Благодарность за то, что может пользоваться туалетом и ванной — только теперь уже без горячей воды. "Экономить надо, Света. Ты же не работаешь, на коммуналку не скидываешься".
— Конечно, — она поднялась из-за стола. — Что приготовить?
— Ой, — Алёна изящно присела на краешек стула, — я вообще-то на безглютеновой диете. И без молочки. И без яиц. Просто приготовь что-нибудь легкое и полезное!
Светлана мысленно пересчитала продукты в холодильнике. Вернее, в той его части, которую ей милостиво выделил Борис — нижней полке для овощей. Картошка, морковка, луковица...
— Может, овощной суп?
— Фу, как скучно, — Алёна надула накачанные губки. — Боря, ну скажи ей!
— Света, ты что, не можешь проявить фантазию? — Борис шагнул к холодильнику, распахнул дверцу. — Вот, возьми из моих продуктов. Только учти — что испортишь, то купишь.
"На какие шиши?" — чуть не вырвалось у Светланы, но она сдержалась. После того вечера с разбитой чашкой что-то изменилось в ней самой. Словно треснула и рассыпалась прежняя Света — покорная, удобная, незаметная.
Она молча принялась за готовку, краем уха слушая воркование молодой парочки в гостиной. Телевизор гремел очередным сериалом.
— Милый, может, переедем в спальню? — голос Алёны стал медовым. — Там удобнее...
— Не при ней же, — буркнул Борис, но как-то игриво.
— А что она? Пусть готовит. Она же у нас на птичьих правах, правда? Птички должны знать свое место!
Грохот кастрюли заглушил их смех. Светлана стояла, опершись о плиту, и пыталась восстановить дыхание. Птичьи права... Эта фраза била наотмашь каждый раз, но сегодня в ней послышалось что-то новое. Что-то важное...
Вечером, лежа на продавленном диване, Светлана впервые за долгое время открыла старую папку с документами. Когда-то она хранила здесь все важные бумаги: свидетельства о рождении детей, их первые рисунки, старые квитанции... Пожелтевшие листы шелестели в тусклом свете уличного фонаря.
И вдруг её рука замерла. Договор купли-продажи. Тот самый, который они подписывали после продажи маминой квартиры. Светлана помнила тот день до мелочей: нотариус торопился на обед, Борис постоянно говорил по телефону, а она, беременная Леночкой, мечтала поскорее прилечь...
Строчки прыгали перед глазами. Что-то было не так. Что-то важное...
В дверь постучали.
— Света, ты не спишь? — голос сына, Димы, заставил её вздрогнуть. — Можно войти?
— Конечно, солнышко, — она торопливо спрятала документы под подушку.
Дима присел на край дивана. В свои двадцать три он был удивительно похож на отца — того, молодого Бориса, в которого она когда-то влюбилась.
— Мам, я завтра Алёну домой отвезу, — он запнулся. — Прости, что так вышло. Я знаю, что она... Ну, в общем...
— Ничего, милый, — Светлана погладила сына по руке. — Ты не виноват.
— Слушай, — он понизил голос, — может, поживешь у меня? Ну, пока не найдешь работу? А то папка совсем...
— Нет, — она сама удивилась твердости в своем голосе. — Спасибо, но нет. Я останусь здесь.
— Но почему? — Дима недоуменно посмотрел на мать. — Он же издевается над тобой!
Светлана улыбнулась — впервые за долгое время искренне и спокойно.
— Потому что птички должны знать свое место, — произнесла она. — Правда ведь?
— Я не понял, ты что здесь устроила?! — голос Бориса громом прокатился по квартире.
Светлана спокойно подняла глаза от ноутбука, одолженного у подруги-юриста. На пороге комнаты стоял бывший муж, размахивая какой-то бумагой. Его лицо побагровело, а в глазах плескалась паника.
— А, это... — она улыбнулась краешком губ. — Ты про запрос в Росреестр? Или про заявление в прокуратуру?
— Ты... ты... — Борис задыхался от ярости. — Да как ты посмела?!
— Посмела что? — Светлана захлопнула ноутбук. — Поинтересоваться историей сделок с квартирой, купленной на деньги от продажи маминой однушки? Той самой квартиры, документы на которую ты подделал, пока я лежала в роддоме с Леночкой?
Борис рванулся вперед, но вдруг замер. В дверном проеме стоял Дима.
— Папа, — голос сына звучал непривычно твердо. — Отойди от мамы.
— Сынок, ты не понимаешь, — Борис попытался улыбнуться. — Твоя мать совсем с ума сошла. Придумывает...
— НИЧЕГО Я НЕ ПРИДУМЫВАЮ! — Светлана вскочила, и впервые за все эти месяцы её голос зазвенел сталью. — Вот договор купли-продажи, — она выхватила из папки пожелтевший лист. — А вот экспертиза подписи. Ты думал, я не замечу, что дата на документе отличается? Что печать нотариуса поддельная?
— Света, перестань, — в голосе Бориса появились заискивающие нотки. — Давай поговорим...
— Хватит! — она шагнула вперед. — Двадцать пять лет я молчала. Терпела. Верила, что ты изменишься. А ты... — её голос дрогнул. — Ты превратил меня в бесправную приживалку в моей же квартире!
— Мам, — Дима положил руку ей на плечо. — Почему ты раньше молчала?
— Потому что боялась, — она сглотнула комок в горле. — За вас боялась. За тебя, за Лену... Думала, как же дети без отца? А потом... потом просто привыкла бояться.
— Светка, — Борис шагнул к ней. — Ну хочешь, мы все перепишем? Поделим квартиру...
— Нет, Боря, — она покачала головой. — Поздно. Я уже написала заявление. Знаешь, — она вдруг усмехнулась, — ты сам меня надоумил. Своими вечными напоминаниями о птичьих правах.
В дверь позвонили. На площадке стоял участковый в сопровождении двух молодых полицейских.
— Гражданин Воронцов? — участковый сверился с бумагами. — По заявлению гражданки Воронцовой Светланы Викторовны проводится проверка по факту мошенничества с недвижимостью...
Борис рванулся к двери: — Да вы что?! Это недоразумение! Света, скажи им!
Но Светлана молчала. Она смотрела, как бывший муж что-то доказывает полицейским, как бледнеет, услышав про экспертизу подписи, как оглядывается на неё с немой мольбой... А внутри было пусто и спокойно.
— Мам, — Дима обнял её за плечи. — Прости, что я не замечал... Не понимал...
— Все хорошо, сынок, — она прижалась к его плечу. — Теперь все будет хорошо.
Лестничная площадка наполнилась любопытными соседями. Кто-то шептался, кто-то открыто показывал пальцем. А Светлана вдруг вспомнила старую клетку для попугая, которую они с мамой когда-то держали на балконе. Дверца в ней всегда была открыта, но птичка не улетала — привыкла к неволе.
"Я больше не птичка в клетке", — подумала Светлана, глядя, как полицейские уводят бывшего мужа. Где-то в глубине души шевельнулась жалость — но только на миг. Слишком долго она жила чужой жизнью, слишком много позволяла отнимать у себя по кусочку...
Три месяца спустя...
— Мам, ну ты где застряла? — Лена нетерпеливо переминалась с ноги на ногу у двери кабинета. — Опоздаем же!
— Иду-иду, — Светлана в последний раз проверила документы на столе. — Марина Сергеевна, я побежала? Там дочка из Питера прилетела...
— Конечно-конечно, — улыбнулась заведующая поликлиникой. — С возвращением в профессию, Светлана Викторовна!
Коридоры поликлиники наполнялись утренней суетой. Кто бы мог подумать, что спустя столько лет она снова наденет белый халат? "Света, ты с ума сошла — в сорок восемь начинать все заново?" — причитала соседка. А она просто пришла в родную поликлинику, где когда-то начинала работать терапевтом, и честно рассказала заведующей свою историю. Через неделю приступила к курсам повышения квалификации...
— Мам, — Лена притормозила у газетного киоска. — Смотри!
На первой полосе местной газеты красовался заголовок: "Вынесен приговор по делу о мошенничестве с недвижимостью". Светлана мельком глянула на фотографию бывшего мужа у здания суда и решительно отвернулась. Два года условно и компенсация ущерба — она знала приговор ещё вчера.
— Знаешь, — Лена взяла мать под руку, — я вчера с папой говорила...
— И как он? — спросила Светлана больше из вежливости.
— Алёна его бросила, — хмыкнула дочь. — Как только запахло жареным — испарилась. Он квартиру какую-то снимает, работу ищет...
В голосе дочери звучала плохо скрытая горечь. Светлана остановилась, развернула Лену к себе:
— Солнышко, он все равно ваш отец. Никто не запрещает вам общаться.
— Да знаю я, — Лена шмыгнула носом. — Просто обидно. Столько лет жили, а оказалось...
— Эй, ты чего раскисла? — раздался веселый голос. У подъезда их ждал Дима с огромным букетом. — С новосельем, мам!
Светлана рассмеялась. После продажи квартиры (теперь уже по-честному, с разделом денег) она купила небольшую двушку в соседнем районе. Сегодня последний день ремонта, и дети настояли на маленьком празднике.
— Ой, кого я вижу! — из подъезда выпорхнула соседка Раиса Петровна. — Светочка, спасибо за рецепт, давление как рукой сняло! А это ваши деточки? Какие красавцы...
Поднимаясь в лифте, Светлана вдруг поймала свое отражение в зеркале. Куда делась затравленная женщина с потухшим взглядом? Словно другой человек смотрел на неё: подтянутый, уверенный, с легкой улыбкой в уголках губ.
Квартира встретила их запахом свежей краски и новых обоев. Дима сразу отправился на кухню "колдовать над сюрпризом", а Лена умчалась развешивать шторы.
Светлана медленно прошла по комнатам. В спальне – новая кровать (пусть небольшая, зато своя), в гостиной – диван для гостей... А на балконе, в самом солнечном уголке, примостился маленький столик для утреннего кофе. Она провела рукой по деревянной столешнице и вдруг замерла.
На карнизе сидела маленькая птичка – синичка. Склонив головку набок, она с любопытством разглядывала новую хозяйку квартиры.
— Мам, ты где? — донесся голос Димы. — Иди скорее, у меня твой любимый пирог подгорает!
— Лети, — шепнула Светлана синичке. — Ты свободна.
Птичка чирикнула и вспорхнула в весеннее небо. А Светлана ещё немного постояла на балконе, глядя ей вслед. Где-то там, в сизой утренней дымке, парила её прежняя жизнь — жизнь на птичьих правах. Но это уже совсем другая история...
— Иду! — крикнула она детям и решительно закрыла балконную дверь.