-По священному наказу фараона Птолемея Авлета, царя-царей... - далее перечислялись многочисленные титулы отца, - Объявляю своими наследниками мою старшую дочь, Теа Клеопатру и старшего сына, Птолемея Филопатра*! В силу юного возраста Птолемея, до его совершеннолетия, Теа Клеопатра имеет право единолично решать все вопросы!
Я не была удивлена решению отца. Оно зрело годами, не противоречило нашим традициям. Я прекрасно понимала, что соправление с младшим братом, которому в ту пору было десять лет, означает неизбежный брак между нами, что тоже соответствовало нашим обычаям. Об Арсиное и втором моем брате, Птолемее Неотеросе, не упоминалось, значит их судьбу, в случае смерти отца, придется решать мне.
То, что было ожидаемо для меня, видимо стало неожиданностью для некоторых членов совета, присутствующих при оглашении завещания. По их рядам прокатился недовольный ропот. Верховный жрец, приняв из рук отца один из экземпляров завещания на хранение, повернулся к недовольным.
-Здесь воля нашего правителя! - воскликнул он, поднимая пергамент над головой, - Его воля - воля Богов! Да обрушится кара на тех, кто недоволен ею, кто смеет осуждать или противиться ее исполнению!
Ропот утих. Слов верховного жреца боялись. Верили, что он может наслать кару на любого, на кого посмотрит косо.
Второй экземпляр отец отправил в Рим, благодаря поддержке которого он и сидел сейчас на троне.
У меня было ощущение, что отец, написав это завещание, истратил последние свои силы. Он совсем слег, перестал заниматься делами и мне пришлось еще при его жизни, частично, исполнять обязанности царицы. С важными донесениями и за решением важных проблем, приходили ко мне. Я говорила всем, что посоветуюсь с отцом, прежде чем дать ответ, однако никто, кроме нескольких рабов, не знал, что отец не в состоянии мне помочь. Он почти всегда был в забытии, пребывал в каком-то своем мире. Не узнавал меня, говорил о чем-то, неведомом мне, называл незнакомыми именами меня и ухаживающих за ним рабов. Решения принимала я сама, но никто не знал об этом.
Однажды ночью, примерно через два месяца после оглашения завещания отца, в мою дверь постучали. Рабыня, открывшая дверь и выслушавшая шепот того, кто пришел, подошла к моей постели.
-Царевна, прибыл евнух фараона! Говорит господин совсем плох...
Я вскочила, словно меня ужалила змея. Было очень жарко, и я спала обнаженной. Времени одеваться не было и я накинула на голое тело легкую тунику, которую привезла с собой из Рима. Я бежала по коридорам дворца, которые в ту ночь показались мне бесконечными, на половину отца. Стража у дверей почтительно расступилась передо мной, пропуская внутрь.
Отец лежал на спине и тяжело дышал. На кровати, рядом с ним, стоял маленький таз, в который лекарь спустил кровь из его вены. Кровь была почти черной.
-Часы фараона сочтены! - пробормотал лекарь, увидев меня.
-Ты должен помочь ему! - закричала я, - Иначе я замурую тебя заживо в его гробнице!
-Я готов по доброй воле последовать за моим царем, - спокойно ответил лекарь, - Но перед волей Богов я бессилен!
Я была поражена его спокойствием и преданностью, звучавшим в голосе. Я устыдилась, что была так резка с ним. Такими слугами нельзя раскидываться, они слишком ценны.
Я присела рядом с отцом, взяла его слабую руку.
-Отец, прошу, не оставляй меня!
Он не слышал, продолжая тяжело, с присвистом дышать.
Я сидела так до тех пор, пока за решетчатым окном не забрезжил рассвет. Отец, словно почувствовав его приближение, стал чаще дышать, сделался беспокойным.
Внезапно он рывком сел на кровати и закричал, глядя невидящими глазами куда-то вдаль:
-Митридат! Будь ты проклят, Митридат!
Я слышала это имя в прошлом. Царь Сирии, Митридат, убил моего деда, а его сына - моего отца и его брата, взял в плен. Отец вырос при дворе Митридата и о детстве своем вспоминать не любил. Когда в Египте наступил кризис правления, Митридат предъявил миру моего отца, как законного наследника, одного из рода Птолемеев и женил его на одной из своих дочерей. Та, первая жена отца, даже имени которой я не знаю, но, вероятно в Египте она тоже звалась Клеопатрой, умерла не прожив в качестве царицы и года, а отец, почти сразу женился на своей единокровной сестре, моей названной матери, Клеопатре Трифене. Я никогда не интересовалась причинами смерти первой жены отца. Смерть всегда была где-то рядом. Она забирала и старых, и молодых, и совсем младенцев. Мы привыкли к ней. Однако когда отец, в бреду, выкрикивал имя Митридата, я подумала, что возможно смерть той неведомой девушки была не случайна. С ее уходом, отец смог порвать с Митридатом и женившись на своей сестре, упрочить собственную власть. Митридат потерял на отца и Египет всякое влияние.
Прокричав имя своего врага, отец снова упал на подушки. Дыхание его выравнивалось, замедлялось, а вскоре и вовсе остановилось. Я уронила голову на грудь отца и разрыдалась.
Церемония возведения на трон запомнилась мне смутно. Смесь удушающей жары и ярких, мелькающих в безумном ритме, красок. День за днем, мы сидели рядом с братом Птолемеем Филопатром, как два каменных изваяния. Наша роль в церемонии, как ни странно, была самой незначительной. Мы бездействовали. Все действия крутились вокруг нас, словно в безумном калейдоскопе. Для нас пели, танцевали, нас окуривали благовониями, перед нами падали ниц, к нам воздевали руки. Мы же, только безучастно смотрели на происходящее вокруг, стараясь даже не шевелиться. Своим терпением мы должны были показать свое божественное происхождение.
Ночью, меня и моего брата-мужа, привели в почивальню, под нудное пение жреца, просящего для нас плодородия. Это был последний этап сегодняшних церемоний, и я была рада, что многодневный марафон свадьбы и коронации наконец окончен. На это время я вынуждена была оставить дела. У меня было уже достаточно опыта, чтобы понимать - с каждым днем нерешенных проблем лишь прибавляется!
Жрец громко пропел заключительную фразу и, низко кланяясь, вышел вон.
-Ну наконец-то! - выдохнула я облегченно и повернулась к Птолемею.
Он смотрел на меня насупившись и немного испуганно. Потом шагнул в мою сторону, протянул руку, явно намереваясь сдернуть с меня хитон. Перехватив его руку я громко рассмеялась. Вероятно сказывалось напряжение последних дней, ибо я никак не могла остановиться. Птолемей покраснел от гнева и стыда.
-Тебе не кажется, что ты еще слишком мал для этого? - сквозь смех спросила я.
-Жрец и евнух рассказали мне, что я должен делать! - Птолемей чуть не плакал.
Мне стало жаль его. Передо мной стоял почти еще ребенок. Птолемею и десяти лет не исполнилось! Как и чему его учили жрец и евнух, которые и сами не были полноценными мужчинами, оставалось только догадываться. Я была гораздо старше брата, мне уже исполнилось восемнадцать, но и я была в общем-то наивна в вопросах отношений между мужчиной и женщиной, но допустить, чтобы моим первым мужчиной стал брат Птолемей я намеревалась.
-Послушай меня, брат! То, что мы стали мужем и женой, всего лишь пустая формальность! Все будет так, как и прежде! Ты будешь продолжать учиться, чтобы со временем стать хорошим фараоном!
Птолемей облегченно выдохнул, улыбнулся. Я потрепала его по щеке, еще не утратившей детской припухлости.
Тогда я не лукавила. Власть еще не проросла в меня и слова мои, обращенные к брату были искренними. Это было наивно и глупо. Я не заглядывала далеко в будущее, не задумывалась, что мой муж вырастет и от нас потребуют наследников. Мне не приходило в голову, что придется делить с ним власть, а может и вовсе уступить ее ему.
На время мы закрыли эту проблему и я с головой ушла в решение других, казавшихся более важными, проблем.
Первые годы моего царствования оказались сложными. Народ все еще потрясали волнения, вызванные насилием Рима в Египте. Я, помня наставления отца, постепенно и все туже, завязывала узел, не позволяющий оскорблять и угрожать нашим покровителям, ужесточив наказания. Однако, я прекрасно понимала, что должна что-то дать людям им взамен. Как дополнительное испытание, в стране наступила засуха. Урожай сгорел и голод все яснее маячил на горизонте. Я приказала, чтобы все зерно свозилось в Александрию, а не продавалось. Понимая, что торговцы постараются утаить часть урожая, я ввела строгие наказания за подобное преступление. Если кого уличали в обмане, то все имущество переходило в казну, а тем, кто доносил на укрывателя, наоборот, сулила награду.
Не могло меня не волновать и происходящее в Риме. Между Помпеем и Цезарем, разгорелась вражда. Цезарь вынудил Помпея, на поддержку которого и делал основную ставку отец, покинуть Рим и укрыться на Балканах. Ко мне прибыл сын Помпея, Гней. Я понимала, что юноша будет просить помощи и, распорядившись принять его с почетом и всячески ублажать, собрала совет. Решение о помощи или отказе в ней я не могла принимать самостоятельно, слишком еще слаба была моя власть. Несколько часов продолжался спор между моими советниками, но чаша весов перевесила в сторону Помпея. Шестьдесят кораблей и пятьсот солдат отправились вместе с Гнеем в обратный путь. Несколько кораблей везли запасы зерна, которые я отдала с болью в сердце, повелев, чтобы среди простого народа об этом не узнали.
Через некоторое время я поняла, что совершила ошибку. Помпей уладил свои проблемы и... назначил себя опекуном моего брата-мужа Птолемея! Мои враги преподнесли все так, будто лишь благодаря сторонникам Птолемея-Филопатра, он получил помощь и что я всячески препятствовала ее оказанию! Это было предательством и прямой угрозой не только моей власти, но и жизни.
Меня предупредил советник Протарх, верно служивший еще моему отцу, и я успела бежать. Уже второй раз я вынуждена была скрываться, чтобы сохранить свою жизнь. Сначала бежала от сестры, теперь от брата. Однако, благодаря Протарху, в этот раз я не покинула страну. Меня укрыли в Верхнем Египте у верных людей. Протарх советовал мне подождать и посмотреть, что будет дальше и я вняла его совету. Вражда между Цезарем и Помпеем еще не окончилась, и через некоторое время, удача улыбнулась Цезарю. Помпей был разбит и бежал, в надежде укрыться у моего брата. В то время, мой брат, а вернее те, кто стояли за его спиной, готовили войска, чтобы отразить мое нападение, если я на подобное решусь. Все знали, что Помпей потерял почти все и не пожелали встать на сторону проигравшего. Помпей был им больше не нужен ни в виде покровителя Египта, ни в виде регента Птолемея. Помпея и его немногочисленное сопровождение убили, как только они ступили за египетские земли.
Мы обсуждали это с Протархом и пришли к выводу, что сторонники Птолемея оказали своему царю сомнительную услугу. Как бы ни враждовали римляне между собой, вряд ли они могли простить убийство своего соплеменника теми, кому он оказал когда-то помощь. Во-вторых, опасаясь моего возвращения, люди Птолемея пустили на самотек ситуацию с зерном, которое осело в закромах тех, кого не волновал голод простого народа.
Ко мне же стекались привлеченные Протархом сторонники. Скоро их число стало настолько внушительным, что во мне возродилась надежда на то, что еще не все потеряно.
Через недолгое время в Александрию, с внушительным флотом, прибыл Цезарь. Стремясь польстить римскому полководцу, главный советник моего брата, Теодот, встретил римского полковрдца с золотым блюдом, на котором красовалась голова Помпея. Однако Цезарь не повелся на столь явственную лесть. Он прибыл за деньгами и знал, что сможет получить их просто сказав, что ему задолжал покойный фараон Птолемей Авлет. Народ Александрии, страдающий от голода, с которого только недавно собрали подати на сбор войск, предназначенных для моего уничтожения, заволновался, понимая, что кроме как с них, денег для Цезаря моему брату взять негде. Начались стычки между александрийцами и римскими солдатами.
Я поняла, что пришло мне время действовать и тогда я написала Цезарю письмо...
*Филопатр означает возлюбленный сын, любимый сын отца.
или
Юмани карта: 2204120116170354