Пятёрок у Коли Неверова оказалось на две меньше, чем четвёрок, да и единственная тройка никуда не делась, однако Наташа вывела ему по алгебре за четверть «отлично». Что касается геометрии, по ней у мальчика вышла твёрдая пятёрка, там он «вырулил» ещё раньше.
Решение было принято вовсе не из-за визита грозной Виктории Геннадьевны; её приход мог вызвать только то, что папа Наташи называл «обратной реакцией», то есть, противодействие. Но Коля ведь ни в чём не виноват!
Наташа была уверена в том, что Николай заслужил пятёрку по алгебре своими старанием и упорством, а не хлопотами его мамы. В завершающие четверть недели за все работы он получал только «отлично».
В последний день первой четверти у Наташи было всего два урока во второй смене, и девушка уже собиралась домой, когда к ней пришла секретарь и пригласила пройти в кабинет директора.
Наталья терялась в догадках, но не будешь же спрашивать: «А зачем?», и тем более, спорить.
— Можно, Мария Степановна? — постучав в двери директорского кабинета, спросила Наташа.
— Да-да, конечно, — не поворачиваясь, ответила директор.
Она стояла у окна, сложив руки на груди, и пристально смотрела в начинающиеся серые сумерки.
Мария Степановна Фетисова стала директором школы ещё в те времена, когда сама Наталья была ученицей начального звена, потому знакомы они были достаточно давно. Когда Наташа пришла в свою школу по распределению, Мария Степановна встретила её как родную.
— Присядьте, Наталья Тимофеевна, — вздохнув, директор повернулась, подошла к своему столу, села и поправила безупречную причёску, в которой уже вовсю сверкали серебристые нити седины.
Наташе вдруг стало тревожно. Чувство было неясным и нелогичным, поскольку девушка прекрасно понимала, что делать выговор ей не за что. Её очень хвалили на последнем педсовете и ставили в пример другим молодым учителям. С тех пор не могло ничего измениться.
— Наталья Тимофеевна... Наташа, — директор сняла очки в чёрной оправе и положила их на стол, но продолжала перебирать пальцами дужки.
Наташа заметила, что руки Марии Степановны едва заметно подрагивают, и чувство тревоги усилилось. В груди стало как-то тесно, а горло сжалось.
— Я предлагаю тебе перевод, Наталья. Очень хорошее место, физико-математическая школа в...
Мария Степановна произнесла название областного центра, а Наташе показалось, что ей всё это снится. Она даже удивиться не могла, — настолько ничего не поняла. Смотрела на директора и хлопала глазами, как кукла.
— Там работает завучем моя бывшая однокурсница, мы с ней очень хорошо общаемся. Прекрасная возможность, Наташа! Учителям предоставляются отдельные комнаты в хорошем общежитии, да и очередь на получение жилья льготная, подходит быстро.
— Но я не планировала никуда уезжать, Мария Степановна! Я мечтала преподавать в родной школе!
Наташа будто отмерла, заговорила горячо и возмущённо.
— Надо уехать, девочка, — с нажимом сказала Фетисова, пристально глядя на Наталью. — Поверь, это лучший вариант. Хотя бы временно уехать, да только я уверена, что тебе понравится работать в более сильной школе. Это твой уровень, по твоим способностям и амбициям.
— Для кого это лучший вариант? Кому надо, чтобы я уехала? Мне нравится работать на своём месте.
— Ты можешь заупрямиться и отказаться, конечно, но поверь: она всё равно не даст тебе работать здесь, да и вообще в городе. Выдавит тебя. Но если не получится решить вопрос мирно, то выдавит она не только тебя.
— Кто «она»? — удивлённо спросила Наташа.
— Неверова. Виктория Геннадьевна. Она уже полгорода на уши поставила. Она председатель профсоюзного комитета в части, работает заведующей гарнизонным магазином, и связи у неё повсюду. Мне уже дважды из гороно звонили, рекомендовали «убрать» тебя из школы. Для твоего и моего блага, так и сказали.
— Убрать? — тихо переспросила Наташа.
В ушах зашумело, к горлу подступила тошнота.
— Теперь ты понимаешь, что я предлагаю тебе лучший вариант? Если зададутся целью тебя уволить, поверь, найдут за что. И на школу целенаправленно проверок нашлют, мне не отбиться будет. Просто по-человечески пойми: в этой школе вся моя жизнь. У меня ведь ни семьи, ни детей. Вся жизнь здесь.
— Но за что, Мария Степановна? — Наташе показалось, что она просипела эти слова, а не сказала вслух.
— А ты не знаешь, за что? Даже я видела, как тебя майор Неверов у школы встречал, а потом провожал куда-то. Вокруг множество глаз и ушей, Наташа. Каково Виктории Геннадьевне, сама подумай? Она борется за свою семью, используя все доступные средства. Это её жизнь. А у тебя всё ещё впереди. Встретишь своё счастье, чистое, не чужое. Не ворованное.
— Но... Мария Степановна, поверьте, ничего, ничего не было, даже намёка!
— Это сейчас. Наверняка супруге виднее, что с мужем неладное творится. Верю, что ничего не было. А ты можешь поклясться в том, что никогда ничего и не будет? Самой себе поклясться в том, что в случае чего устоишь? А?
Наташа побледнела и опустила голову.
— У него дети, Наташа. Двое пацанов, — правильно истолковав реакцию Натальи, сочувствующе и тихо продолжила Мария Степановна. — Да и жена с ним с юности по гарнизонам мотается. Впереди у Дмитрия Николаевича академия, звание подполковника, карьера. А если оступится, и всё? Он ведь человек живой, молодой мужчина. Видела я, как он на тебя смотрел. Ты, может, ещё и не понимаешь этого, не замечаешь.
Наташа не стала говорить о том, что всё прекрасно замечает. И что в чистую дружбу между женщиной и мужчиной, да ещё женатым, не верит. Но она надеялась, что ей удастся хоть немного побыть рядом с Неверовым. Просто побыть. Видеть его время от времени, слышать... Глупо, конечно. И неправильно.
— Давить я на тебя не стану, Наталья. Каникулы тебе на раздумья. Школа будет работать, конечно, но обстановка тут совсем другая, не такая, как в учебные дни. Можно и поразмышлять. Только помни всё, что я тебе сказала. Поверь, я краски не сгущаю; скорее, наоборот. Думаешь, мне самой хочется тебя отпускать? Таких толковых учителей, да ещё настолько молодых по пальцам можно пересчитать. Иди. Обдумаешь, примешь решение и сообщишь мне в конце каникул.
Наташа попрощалась и покинула кабинет директора, но отправилась не к себе, а в сторону столовой, расположенной между первым и вторым этажами.
Просто стояла в дверях, вдыхая знакомый с детства запах, и думала. Она уже честно ответила себе на все неудобные вопросы и теперь мысленно прощалась со своими мечтами, хоть и понимала, что уедет ещё не завтра.
Прощалась с мечтой о новогодней ёлке, — огромной, до потолка, — которую установят в столовой в двадцатых числах декабря. А потом начнутся утренники для учеников, костюмированные балы.
Прощалась с песней из популярного фильма «Розыгрыш». Для неё эта песня не прозвучит со сцены в столовой, где всегда проходят Последние звонки в их школе.
Не получилось у неё вернуться как следует в родную школу, и по «тихим школьным этажам» ходить смысла нет. Она сама всё испортила. А ещё она прекрасно понимала, что по-другому бы не смогла: это сильнее её.
Резко развернувшись, Наташа быстро пошла к кабинету директора, а потом и вовсе перешла на бег. К счастью, Мария Степановна оказалась у себя.
— Я согласна, — запыхавшись, Наталья привалилась спиной к стене. — Я уеду, Мария Степановна. Только у меня есть условие. Не просьба, а именно условие. Никто не должен знать о моём переводе, пока я не уеду.
* * * * * * *
Оформление документов заняло больше времени, чем ожидала Наталья, потому уезжать она должна была одиннадцатого ноября, в субботу, а с понедельника, тринадцатого, собиралась приступить к работе в новой школе. В новом городе. В другой жизни.
Родители восприняли новость о переводе Наташи спокойно; к счастью, они даже не подозревали об истинной причине поспешного отъезда дочери.
Отцу сообщили новости по телефону, заказывали переговоры, ведь он всё ещё был на Севере. Мама хлопотала, помогая дочери собираться в дорогу.
Был вечер десятого ноября, как раз накануне отъезда Наташи, когда раздался звонок в двери. Вера Иннокентьевна, мама Натальи, пошла к двери, вслух удивляясь, поскольку гостей женщины не ждали.
— Наташа, тут к тебе пришли, — громко и удивлённо сообщила мама из прихожей через несколько секунд.
Девушка поправила домашний халат и убранные в «хвост» пышные волосы, раздвинула шторы, отделяющие гостиную от прихожей, и замерла. У входной двери стоял Дмитрий Николаевич.
Мира Айрон
Продолжение: