Когда помощь приходит без приглашения, она часто приносит больше бед, чем пользы. И порой те, кто рвётся спасать нас, нуждаются в спасении больше всех.
Та, кто знает слишком много
Дверной звонок прозвенел пронзительно и длинно — так звонят только близкие родственники, уверенные в своем праве нарушить любой покой. Лена поморщилась: она знала этот звонок, знала эту поступь по лестнице, знала даже, как сейчас скрипнет половица под каблуком сестры.
— Ленка! Открывай! — раздался голос Кати, — Я всё знаю!
"Интересно, что именно ты знаешь?" — подумала Лена, медленно направляясь к двери. В последнее время сестра знала о её жизни больше, чем хотелось бы. Особенно о тех вещах, которые Лена старательно скрывала даже от себя.
Катя ворвалась в квартиру вихрем духов и решительности. Она была младше Лены на четыре года, но всегда вела себя так, будто ей досталась роль старшей, мудрой сестры.
История с бабушкиной квартирой научила Катю: кто первым приходит, тот и прав. Тогда Лена просто ухаживала за бабушкой последние месяцы, а получила в наследство двушку в центре. И сейчас, едва услышав от матери о проблемах в семье сестры, Катя примчалась "спасать" ситуацию. А заодно — присматривать за совместно нажитым имуществом.
— Я уже всё обдумала, тебе нужно разводиться! — Катя сбросила туфли, прошла на кухню и включила чайник с таким видом, словно это была её собственная кухня. — И ты не должна позволить ему забрать больше половины. Это же твоя квартира!
— Катя, — Лена устало опустилась на стул, — мы с Егором сами разберемся в своих отношениях.
— Разберётесь? — Катя фыркнула, выуживая из своей сумки какие-то бумаги. — Как ты разобралась, когда он машину продавал? Или когда деньги с общего счета снимал?
Лена молчала. Сестра всегда знала, куда бить. Всегда находила самые больные точки, прикрываясь заботой и участием.
— Вот, я составила список, — Катя разложила на столе листы, исписанные её острым почерком. — Всё, что у вас есть ценного. И главное — надо действовать быстро, пока он...
— Пока он что? — раздался голос Егора. Он стоял в дверях кухни, высокий, небритый, с покрасневшими глазами. — Пока я не украл последнюю ложку?
Повисла тяжелая тишина. Катя победно улыбнулась:
— А что, разве не собирался? Я же видела, как ты вчера...
— Что ты видела? — перебила Лена, чувствуя, как внутри закипает глухое раздражение. — Что ты опять "случайно" подсмотрела?
Егор молча развернулся и ушел в спальню. Хлопнула дверь. Катя придвинулась ближе к сестре:
— Вот видишь? Он даже разговаривать не хочет! Я тебе точно говорю — он что-то задумал. Но ничего, я тебя в обиду не дам.
Лена смотрела на сестру и впервые за долгое время видела её по-настоящему: цепкий взгляд, плотно сжатые губы, жадный блеск в глазах. И это называется "не дать в обиду"?
Прозрение среди лжи
Телефон завибрировал под подушкой ровно в шесть утра. Лена привычно потянулась к нему — Катины сообщения всегда приходили в самую рань, будто сестра караулила момент, когда сознание ещё затуманено сном и легче принять любую ложь за правду.
"Посмотри его переписку с этой Мариной из бухгалтерии. Я тебе скриншоты скинула".
Лена вздохнула. За последний месяц сестра прислала уже три "неопровержимых доказательства" измены Егора. Сначала это были фотографии, где он якобы обнимался с какой-то блондинкой — потом выяснилось, что это была его троюродная сестра. Потом — чек из ресторана, где он будто бы ужинал с любовницей. Чек оказался левым.
Но Катя не сдавалась. Она была как ищейка, взявшая след — упорная, безжалостная, уверенная в своей правоте.
Егор спал рядом, по-детски подложив ладонь под щеку. Лена посмотрела на его лицо, такое беззащитное во сне, и внезапно ощутила острую нежность. Вот уже восемь лет они просыпаются вместе, а сестра пытается разрушить это одним движением пальца по экрану телефона.
— Опять она? — не открывая глаз, спросил Егор.
— Спи, — Лена погладила его по плечу. — Всё в порядке.
Но в порядке не было ничего. Катя появлялась везде: в их доме, в телефоне, даже в снах. Она приносила какие-то бумаги, требовала подписать заявления, угрожала судом. А вчера...
Вчера она принесла распечатку того, чего в природе не существовало — переписки Егора с некой Мариной. Лена сразу поняла, что это фальшивка: её муж никогда не использовал смайлики, а в этих сообщениях они были после каждой фразы.
— Знаешь, — сказал вечером Егор, разглядывая эти листы, — твоя сестра или очень умная, или очень глупая. Не могу понять.
— Она просто очень жадная, — ответила Лена, и эта простая мысль вдруг прояснила всё.
Она вспомнила, как Катя выпрашивала у родителей лучшие игрушки, как забирала у неё подарки, как присваивала чужие успехи.
Сестра не могла пройти мимо чужого счастья, не попытавшись откусить от него кусок.
Лена перевела взгляд на антикварный комод у стены — первая самостоятельная реставрация Егора.
Вся их квартира понемногу превращалась в музей его увлечения старинной мебелью. Особенно после того, как его мать передала им семейную коллекцию. Теперь эти вещи стали еще одной причиной для Катиной зависти.
Телефон снова завибрировал. "Лена, ты видела? Я могу приехать, обсудим. Мама тоже считает, что тебе нужно действовать решительнее".
Лена посмотрела на спящего мужа, на солнечный луч, играющий на его волосах, и вдруг поняла, что нужно делать. План созрел мгновенно, простой и изящный, как решение математической задачи.
— Егор, — она легонько потрясла мужа за плечо, — просыпайся. Кажется, я знаю, как нам избавиться от внимания моей сестры.
Сестринская зависть
В квартире матери всегда пахло корицей и ванилью — запах из детства, когда сёстры были дружны и делили пополам каждую испечённую плюшку. Теперь Лена сидела за тем же столом, крутила в руках чашку с остывшим чаем и слушала, как мать и Катя в два голоса отпевают её брак.
— Доченька, — мать вздыхала с профессиональной скорбью учительницы литературы, — мы же видим, как ты мучаешься. Катенька правильно говорит: нужно действовать, пока он всё не присвоил.
Лена смотрела в окно, где старая яблоня роняла последние листья. Когда-то они с Егором посадили её — молодую, тонкую, упрямую. Теперь дерево разрослось, его ветви царапали стекло при каждом порыве ветра.
— Мам, а помнишь, как папа уходил? — вдруг спросила Лена.
Мать замерла с поднятой чашкой. Катя дёрнулась, словно от удара:
— Ты что несёшь? При чём здесь...
— При том, что тогда ты тоже "помогала", — Лена повернулась к сестре. — Бегала, доносила, выведывала. И чем всё закончилось? Папа всё равно ушёл, только еще и возненавидел нас всех.
— Не смей! — мать стукнула ладонью по столу. — Не смей равнять твоего алкоголика с отцом!
— Егор не пьёт, мама. И не изменяет. И денег не ворует. Просто Кате... — Лена запнулась, подбирая слова, — Кате нужно, чтобы в семье всегда был враг. Иначе как оправдать собственную пустоту и жадность?
В кухне повисла звенящая тишина. Было слышно, как капает вода из крана — кап, кап, кап... Словно время отсчитывало последние секунды перед взрывом.
— Вот значит как? — Катя медленно поднялась. — Значит, я пустая? А ты у нас... что? Полная? Чем полная, Леночка? Враньём мужа? Или той квартирой, которую ты у меня увела?
— У тебя? — Лена тоже встала. — Бабушка завещала её мне. Мне, а не тебе!
— Девочки! — мать вклинилась между ними. — Прекратите сейчас же! Леночка, мы же добра тебе хотим. Вот, Катя раздобыла документы...
Лена криво усмехнулась:
— У меня есть кое-что поинтереснее твоих фальшивок, — Лена достала телефон. — Хочешь посмотреть записи с камер у нотариуса? Ты там так убедительно изображала меня, получая доверенность..."
Чашка выскользнула из Катиных рук, раскололась о пол. Осколки разлетелись по кухне, как рассыпавшиеся надежды.
Подозрения в воздухе
В гостиной, куда Лена пригласила Катю "делить имущество", пахло воском и старым деревом. Среди потемневших от времени шкафов и комодов сестра порхала как бабочка, примеряя на себя роль рачительной хозяйки чужого добра.
— Вот этот секретер, — она поглаживала лакированную поверхность, — он же от твоей свекрови? Значит, должен остаться в семье. Я его возьму на хранение.
Лена молчала, наблюдая, как сестра составляет список. Почерк у Кати был острый, буквы походили на маленькие кинжалы, протыкающие бумагу.
— И эти подсвечники... Помнишь, я тебе на свадьбу дарила? Формально они мои.
— Формально их подарил нам Миша, твой бывший, — тихо ответила Лена.
Катя дернулась, но быстро взяла себя в руки:
— Неважно. Главное — справедливо разделить. Я же о тебе забочусь!
"О себе ты заботишься", — подумала Лена, но вслух сказала другое:
— Конечно, сестричка. Только давай ещё Егора дождёмся. Он сейчас обещал подъехать.
— Зачем его ждать? — в голосе Кати мелькнула тревога. — Мы же всё уже решили...
— Ничего мы не решили, — раздался голос от двери.
Егор стоял на пороге, держа в руках какую-то папку. Катя метнулась к нему:
— А, явился! Решил проконтролировать? Боишься, что сестра тебя обделит?
— Нет, — Егор спокойно положил папку на столик красного дерева, — боюсь, что ты себя уже обделила.
Катя замерла. В тишине магазина было слышно, как тикают старинные часы, отсчитывая секунды до развязки.
— Что это? — она кивнула на папку.
— Открой, — Лена подошла к мужу, взяла его за руку. — Тебе понравится. Там много интересного: и про поддельные письма, и про липовые справки из банка, и про твои визиты к нотариусу...
Лена помнила, как все начиналось. Случайный взгляд в окно — и она видит сестру, выходящую из нотариальной конторы. Через неделю загадочным образом пропадают документы на бабушкину квартиру. А потом появляются "доказательства" неверности Егора... Тогда-то они с мужем и решили подыграть в этом спектакле о возможном разводе.
Катины наманикюренные пальцы дрожали, когда она открывала папку. С каждой перевёрнутой страницей её лицо становилось всё бледнее.
— Но как... — она подняла глаза на сестру, — как ты узнала?
Лена улыбнулась — грустно и немного устало:
— А ты думала, только ты умеешь следить за родными?
Крах иллюзий за чашкой чая
Осеннее солнце било в окна кафе, расчерчивая столик между сёстрами на светлые и тёмные квадраты. Катя сидела, сгорбившись, будто в одночасье постарела лет на десять. Её лакированные ноготки нервно отбивали дробь по чашке с остывшим капучино.
— Значит, вы не хотели разводиться? — её голос звучал глухо, как из колодца. — Всё это... спектакль?
Лена кивнула:
— Прости, сестрёнка. Мы не знали, как ещё остановить твою... заботу.
— Заботу? — Катя горько усмехнулась. — Да, наверное. Со стороны это выглядело наверное так.
Она замолчала. Разглядывала свое отражение в зеркальной стене кафе. Женщина с потухшими глазами смотрела на неё в ответ.
— Знаешь, — вдруг сказала Катя, — когда ты вышла замуж. Я думала — вот, теперь она станет чужой. Совсем чужой. У неё будет своя жизнь, свой дом, свои дети... А я останусь одна. И чем больше я пыталась тебя удержать...
— Тем дальше я уходила, — закончила Лена.
За соседним столиком молодая пара кормила друг друга мороженым. Они смеялись, и в их смехе звенело то самое счастье, которое Катя всегда хотела присвоить, но которое всегда ускользало сквозь пальцы.
— А документы? — спросила она. — Заявление в полицию...
— Нет никакого заявления, — Лена покачала головой. — Мы просто хотели, чтобы ты испугалась. И поняла.
— Что поняла?
— Что любовь нельзя удержать силой. Ни сестринскую, никакую.
— А папка? — спросила она. — Что там?
— Копии поддельных доверенностей. Записи с камер наблюдения. Свидетельские показания. Все твои попытки присвоить то, что тебе не принадлежит, — Лена говорила без злости, только с усталостью. — Мы просто хотели, чтобы ты увидела себя со стороны.
Катя вздрогнула, словно от пощёчины. В её глазах блеснули слёзы:
— И что теперь?
— Теперь? — Лена протянула руку через стол и накрыла ею ледяные пальцы сестры. — Теперь мы начнём сначала. Без манипуляций, без контроля. Просто две сестры, которые когда-то делили пополам мамины плюшки с корицей. Если ты сможешь.
Они сидели молча, пока закатное солнце окрашивало кафе в медовые тона. Где-то в глубине зала негромко играла музыка, звенели чашки, шумела кофемашина. Жизнь продолжалась.
А на столе между ними лежала папка с "компроматом" — ненужная, как и все прежние обиды.
---
Присоединяйтесь к нашему сообществу! Подписка и лайк — это ваш вклад в наше общее дело. Не забудьте оставить комментарий, чтобы мы могли обсудить ваши идеи!
Новинки: