В годовщину знаменитой битвы ход сражения и его драматический финал описывает вымышленный автором английский лучник, главный герой художественного авторского рассказа.
Битва при Азенкуре 25 октября 1415 года вошла в историю как одно из самых блистательных сражений Столетней войны. Английское войско, возглавляемое королём Генрихом V, насчитывало около 6000 солдат, из которых большая часть была лучниками. Французская армия под командованием коннетабля Карла I д’Альбре превосходила их по численности более, чем в три раза — не менее 20 тысяч человек, в том числе рыцари и тяжёлая кавалерия жандармов, но, тем не менее, французов ждал полный разгром.
Французы сделали ставку на лобовую атаку, рассчитывая на своё численное превосходство и мощь тяжёлой кавалерии. Генрих V расположил войска на узком участке между лесами, что существенно ограничило возможности манёвра французской армии.
Английские лучники, защищённые заострёнными кольями, начали обстрел с дальнего расстояния, в результате чего множество французских рыцарей было убито ещё до того, как они добрались до линии англичан. А те, кто добрались, были полумёртвыми от усталости.
Сражение закончилось полным разгромом французской армии, но финальная атака отряда под командованием Изембера д’Азенкура на английский обоз, истребление французами мальчиков-пажей, и последующее убийство пленных французских рыцарей — стали самыми трагичными эпизодами битвы. По приказу Генриха V, опасавшегося бунта и жаждущего мести за убийство пажей, пленные рыцари были хладнокровно убиты английскими лучниками.
Автор написал художественный рассказ, ведущийся от имени вымышленного персонажа: английского лучника Джона Арчера, и предлагает его на суд читателей.
Стрелы в небо!
Я, Джон Арчер, сын плотника из Йорка, всю свою жизнь натягивал лук, охотясь с отцом на кроликов. Олени и вепри, королевская собственность, были табу. На них нельзя было охотиться, браконьеров ждала мучительная казнь.
Нашу большую семью прокормить плотницким ремеслом было сложновато, и отец послал меня, своего старшего сына, попытать счастья не войне. Я метко стрелял, и вонзив на испытании со ста шагов стрелу прямо в глаз французскому рыцарю, в прорезь его шлема, был принят в отряд лучников нашего короля Генриха Ланкастера. Рыцарь был не настоящий. Это было соломённое чучело в рыцарском шлеме.
Нас погрузили на корабли, и наша армия высадилась в устье Сены. Как говорят, мы шли путём датского викинга Рагнара Лодброка, захватившего Париж много столетий назад. Но откуда мне, сыну плотника, знать о таких вещах? Эту историю наш командир сэр Томас Эрпингем, знаток старинных книг, рассказал нам на палубе корабля.
Между тем, французы собрали в Руане огромные силы. «Прогнать англичан на их проклятый остров» пожелала вся французская знать. Нас постоянно стращали неким маршалом Жаном ле Менгром по прозвищу Бусико. Этот прославленный воин где только не сражался. В Испании, Италии и Тунисе, против турок и сарацин, участвовал в Крестовом походе, помогал византийскому императору, и даже воевал в варварских королевствах Польша, Литва и Русь, будучи наёмником у магистра Тевтонского ордена.
Казалось, что только одной рыцарской сиятельной конницы, без оруженосцев и пехоты из простонародья хватит, чтобы нас затоптать.
Через пелену дождя, стоя по щиколотку в грязи, я смотрел на пёстрое море ярких разноцветных штандартов, щиты с гербами, стальную линию сверкающих от капель дождя доспехов сиятельных особ, и от этой, готовой сорваться на нас лавины нас защищали лишь наши длинные луки, колчаны стрел и колья, врытые под углом в раскисшую землю.
До сегодняшнего дня я никогда не думал, что натяну свой длинный лук, чтобы убивать людей. Стоя на краю нашего лагеря в Азенкуре, я видел перед собой не только бесконечную линию французских рыцарей, но и ощетинившуюся копьями линию пехоты, и выдвинувшихся вперёд арбалетчиков из Генуи, наёмников французов. Были среди них и лучники, но небольшие луки французов стреляли едва ли не вполовину длины наших.
Арбалетчиков я не боялся. Пока они натянут и зарядят арбалет тяжёлым болтом, я мог выпустить стрел двадцать, тем не менее, я решил, что генуэзцев нужно выщелкать в первую очередь.
Я знал, что даже на излёте моя стрела способна убить рыцаря, если попадёт в незащищённое место. Привыкший бить кроликов в глаз, чтобы не испортить шкурку, я мог пустить издалека стрелу и в прорезь закрытого шлема.
Мой командир, сэр Томас Эрпингем, оглянулся на нас, лучников, и кивнул.
— Готовы? — его голос был холодным, но уверенным.
Я кивнул в ответ, чувствуя, как сердце бьётся всё быстрее. Мы не знали, что нас ждёт.
Наш король Генрих V Плантагенет стоял чуть позади, его взгляд был сосредоточенным и жёстким.
— Сегодня, люди Англии, — сказал он нам на рассвете, — мы сражаемся не за золото и не за славу. Мы сражаемся за наш дом, за наш остров! Не бойтесь смерти, бойтесь позора! Покажем этим надутым французам силу англичан!
Я достал из колчана первую стрелу и положил её на тетиву, увидев, как стальная громада тяжёлых всадников, взметая копытами боевых коней фонтанчики грязи, берёт разгон, устремляясь на наши позиции...
В грязи и крови
До начала атаки рыцарской конницы я верил словам своего короля. Но сейчас, когда после перестрелки наших лучников с арбалетчиками, и почти поголовной гибели последних, а арбалет не выдержал соревнования с английским луком, — тысячи французов неслись на нас в яростной атаке, в моём сердце был лишь ледяной ужас.
— По сигналу! — Эрпингем взмахнул жезлом, и наши руки синхронно потянулись к тетивам. Стрелы были готовы взмыть в небо. Я поменял уже третий колчан.
Сильный крик раздался среди наших рядов:
— За Генриха! За Англию!
Мы выпустили стрелы. Это был первый залп по рыцарям — почти невидимый дождь смерти, взметнувшийся в небо. Я видел, как стрелы вонзались во французскую кавалерию, пробивая доспехи и падая на головы людей и коней. Раненые и обезумевшие кони несли своих всадников в хаос.
— Джон, ты их видишь? — спросил мой товарищ Уильям, указывая на приближающуюся французскую армию. — Их слишком много. Мы как мухи против вепря.
— Не дрейфь, Уилл, — ответил я, пытаясь скрыть собственные опасения. — Наши стрелы летят быстрее, чем движутся они. Давай покажем этим французским павлинам, на что способны настоящие англичане!
Я поднял голову и увидел вдалеке Генриха V, нашего короля, уверенно стоящего в своих сверкающих доспехах в окружении знати, телохранителей и оруженосцев. В отличие от французских баронов и графов, он был спешенным, и его коня увели далеко от места сражения.
Наш король показывал своей армии, что даже не думает о бегстве, демонстрируя уверенность в победе.
Генрих был спокоен, словно знал, что победа — лишь вопрос времени.
— Стрелы в небо! — раздался голос Томаса Эрпингема.
Я натянул тетиву. Звук был резким, но знакомым — мой старый друг, лук, был готов снова вступить в бой. Моя стрела взмыла вверх вместе с тысячами других, направляясь к своим целям. Мы не стреляли в небо. Каждый наш выстрел был прицельным.
— Они падают! — взволнованно закричал Уильям. — Смотри, Джон, эти французы падают, как осенние листья!
И правда. Рыцари валились с лошадей, как снопы. Большинство стрел отскакивали от доспехов, но незащищённые места тел были утыканы стрелами, и французы походили на ежей.
Но мой взгляд был прикован к человеку, который всё ещё держался на ногах. Я знал, что это был Карл д’Альбре, коннетабль Франции. Его рыцари тонули в грязи и кровавом месиве, а он продолжал скакать вперёд, с орифламмой и украшенным лилиями и коронами знаменем отсутствующего сегодня под Азенкуром французского короля Карла VI Безумного.
Говорят, король Франции и впрямь был безумен. Наш командир сэр Томас рассказывал о двух удивительных припадках монарха. Однажды во время конной прогулки в лесу Карл внезапно закричал «Вперёд, вперёд на предателей!», и убил пажа, собственного бастарда и ранил троих рыцарей свиты.
Второй случай был ещё более дикий, в нём фигурировали заживо сожжённые люди, в гибели которых якобы принимал участие король Франции.
Ясно, что отсутствие монарха наших врагов на поле боя подрывало их мораль. В то время, когда наш король Генрих — был прославленным воином и всегда делил со своим войском все тяготы и лишения войны.
— Держитесь, парни! — крикнул наш командир. — Не останавливайтесь! Ещё стрелы!
Мы снова дали залп. Воздух наполнился свистом, и через мгновение небо над полем битвы стало чёрным от стрел, а земля — красной от крови.
Рядом со мной мой товарищ, Уильям, стиснул зубы и крикнул:
— Они не смогут прорваться через это! Мы их всех перебьём!
Но я знал, что это только начало. Каждый выстрел отзывался в моём теле, каждый падающий рыцарь — новой тяжестью на душе.
Атака мертвецов
Когда французская кавалерия была уничтожена, спешившиеся рыцари двинулись вперёд. Среди них выделялся Карл д’Альбре, их коннетабль. Он шёл прямо по трупам своих павших товарищей, не обращая внимания ни на грязь, ни на смерть. Я выпустил стрелу прямо в него, но она отскочила от его доспехов, как от камня.
— Стреляй выше, Джон! — закричал Эрпингем. — Целься в зазор!
Я натянул тетиву и выпустил стрелу, целясь в лицо другого рыцаря. Но когда она привычно попала в зазор его шлема, я почувствовал, как внутри меня что-то сломалось. Сколько человек я уже убил? Я, привыкший лишь к гибели кроликов на охоте...
Каждый раз, когда я убивал, мне казалось, что я теряю частицу себя. Война больше не казалась мне героической.
— С ними покончено! — крикнул Уильям. — Мы их уничтожим!
Но это была не победа, это было избиение. Французы падали один за другим в грязь. Многие из них просто не могли встать под тяжестью своих доспехов и от усталости. Мы стреляли без остановки, пока у нас не закончились стрелы.
Все мои восемь колчанов были пусты.
— Мечи на изготовку! — раздался приказ Генриха.
Я схватился за свой меч и бросился в бой. Французы едва держались. Они были полумёртвыми от усталости. Ведь они шагали по грязи много ярдов, а мы — стояли на месте. Мы убивали их, они вяло отмахивались от нас мечами, еле держась на ногах. Грязь была повсюду — под ногами, на руках, на лицах.
Это было не сражение, а настоящая бойня. Доблести в ней было мало.
Наш король Генрих сражался вместе со всеми. Он был на краю гибели, когда какой-то рыцарь срубил боевым топором золотое навершие его шлема-короны.
Королю нанёс удар герцог Жан Алансонский. На храбреца тут же набросилась охрана Генриха, прикончив его, несмотря на то, что тот попытался сдаться в плен.
Но этот момент был последним актом французского сопротивления.
Хотя нет! Предпоследним, как оказалось!
Нападение на обоз: жестокость рождает жестокость
Когда я сражался среди трупов, меч в моей руке уже ощущался как часть меня. Грязь под ногами мешала каждому шагу, но я продолжал.
Вдруг до нас донёсся крик из тыла.
— Обоз! — закричал кто-то. — Они напали на обоз!
Я обернулся. Далеко позади воздух чертили взмахи мечей и слышались крики. Французы прорвались! Местный сеньор Изембер д’Азенкур возглавил этот отряд.
— Боже! — Уильям рядом со мной побледнел. — Если они захватят обоз, победа от нас может ускользнуть!
— Отступаем, — приказал Эрпингем. — Обоз должен быть защищён любой ценой.
Мы просто увлеклись резнёй и забыли об его охране. Лишь мальчики-пажи, сыновья знатных англичан, стерегли их... Подростки... Их любил Генрих, мечтая, как они заменят своих отцов на королевской службе...
Мы побежали, спотыкаясь в грязи, падая и вставая, не зная, что ждёт нас впереди.
Когда мы добрались до обоза, на нас набросились рыцари д’Азенкура. Они хладнокровно убивали беззащитных мальчиков и пажей и пытались остановить нас. Я видел, как одного из королевских пажей, мальчишку не старше пятнадцати лет, сбросили с лошади и мгновенно убили.
— Мы не можем позволить им украсть нашу победу! — закричал Эрпингем. — В атаку!
Я увидел Генриха, который появился на поле боя. Его лицо было бледным, но решительным. Он едва сдерживал ярость и горе, глядя на убитых подростков-пажей. Генрих взмахнул мечом.
— Убейте всех пленных! — крикнул он в ярости. — Не оставляйте в живых никого!
Я замер. Это был приказ. Королевский приказ. Мы должны были убить тех, кто уже сдался. А сдались очень многие.
В другое время с ними, полумёртвыми от усталости, ранеными, — обращались бы достойно. Их бы лечили, кормили и даже отдавали почести сообразно их титулу.
Однако сейчас, когда их соотечественники убили мальчишек, рыцарственность полностью исчезла под яростью войны.
Выбор судьбы
Мои руки дрожали, когда я смотрел на пленных рыцарей. Они стояли или лежали, связанные и беспомощные. Эти люди, которые совсем недавно сражались с нами, теперь были не более чем людьми, доживавшими последние минуты жизни.
— Джон, что ты медлишь? — в ярости закричал Уильям. — Мы должны их убить, таков приказ короля! Ты видел, что сделали их товарищи с нашими мальчиками!
— Я… я не могу… — прошептал я, не в силах поднять свой меч.
Генрих снова крикнул:
— Убейте их всех! У нас нет времени, иначе они снова поднимут на нас мечи! Отомстите за английских детей!
Один из пленников, французский рыцарь, посмотрел мне прямо в глаза. Его лицо было измождённым. В отличие от многих своих товарищей, он был лишь легко ранен.
Я видел как в его глазах светилась человечность. Сейчас он не был врагом. Он был просто человеком, как и я. Благородство проступало в каждой черте его лица.
— Убей нас, если хочешь! — выкрикнул рыцарь. — Но знай, что ты станешь не лучше тех извергов, которые убили детей! Я бы так никогда не поступил! Я, Антуан Бургундский, герцог Брабанта!
Эти слова застряли у меня в голове. Что я мог сделать? Я был солдатом, я был подданным своего короля, но я больше не мог смотреть на это как на сражение.
Внутри меня всё кричало: «Нет! Это не может быть правильно!»
Я отступил. Я бросил свой меч в грязь. Я больше не был частью этой войны.
— Джон! — Уильям попытался схватить меня, но я уже уходил. — Ты дезертируешь! Ты не англичанин! Ты трус!
Но я уже знал: трус я или нет, я не мог стать мясником. Я исчез в тени, слыша крики и стоны тех, кто умирал у меня за спиной.
Уильям бросился вперёд, но я уходил. Я не мог. Я чувствовал, как что-то тёмное окутывает меня. Вокруг раздавались крики и стоны, но я их не слышал, как будто шум боя внезапно стих. Всё, что я видел, — это как мои товарищи превращались в мясников, безжалостно убивая тех, кто не мог дать отпор.
Я упал на колени, вглядываясь в грязь и пытаясь сдержать подступающую тошноту. Моя душа была разбита. Не такой должна быть слава Англии!
Я чувствовал, как меня тянет назад, прочь с поля боя, прочь от крови. Никто не заметил, как я ушёл, спрятавшись в тени леса. Вдалеке слышались крики тех, кто погибал на глазах у моего короля.
Я не знал, куда иду. Я знал только одно: я больше никогда не вернусь на это поле. Война изменила меня. Я больше не мог смотреть на себя в зеркало, как раньше. Я видел, как Генрих размахивал мечом, видел, как мой друг Уильям вонзал клинок в голову пленного рыцаря, а я лишь стоял в стороне, не в силах остановить это безумие.
«Это ли та слава, за которую мы сражаемся?» — спрашивал я себя снова и снова, уходя в ночь. «Неужели это и есть Англия?»
В тот момент я понял: война не для меня. Я дезертир.
Я пробирался через лес, не оглядываясь назад. Вдалеке всё ещё раздавались крики — и среди них я слышал голос Генриха. Но этот голос больше не внушал мне уверенности. Он был жесток и холоден.
«Что мы наделали?» — спрашивал я себя, уходя всё дальше в лесную чащу.
Я чувствовал, что потерял всё. Свою честь, свою веру. Даже победа при Азенкуре теперь казалась пустой.