- И че! Тебе, Агриппина, вовсе нечего бояться. Сошлют если, талоны на пропитание детям дадут. Посадят – детей в детдом заберут, худо-бедно, сытые будут.
А мне чего бояться? Хе, пропадать, дык пропадать! Андрюшу моего забрали, и мне место где-нибудь в поселении найдется. Парни-то у меня взрослые, и без мамки не заревут.
Поплакала Зинаида, поплакала, да пошла греть воду. Раскочегарила самовар, села на лавку и призадумалась. Пустить-то в баню Агриппину она пустила, но это ведь еще пяток лишних ртов. Где набраться-то еды? Одной картошки сколько уйдет? А муки? А крупы?
Надо было ослушаться мужа. А как ослушаться, как уйти, оставив осиротевшую семью на улице? Ой, Господи, что мне делать, Ан-дрееей!
Налив в ведро кипяток из самовара, Зинаида спустилась к бане. Ее квартиранты сидели, скучившись на лавке в предбаннике, с тревожными, испуганными, заплаканными лицами.
Только старшая дочь, Вера, встав на широкую доску ниже по течению, отмывает в реке батюшкин крест. Услышав, как звякнули дужки ведер, Вера вздрогнула и испуганно оглянулась.
Сергей в первый раз увидел эту девочку и поразился. Глаза! Синие-пресиние, что васильки, растущие по краю ржаного поля. В них плещется испуг, смятение, даже страх.
Сергуня смотрел на девочку, забыв обо всем. Тишина, слышно лишь тихое журчанье ручья, звук прозрачных капель, падающих в серебристую воду, с серебряного, начисто отмытого креста, каап, каап, каап.
Ветви плакучей ивы, склонились к голове Верушки. Солнце выглянуло из-за туч, превратив в золото пожелтевшую листву. Девочка прижала к груди серебряный крест, глянула синими глазами на синее оконце меж туч, и едва заметно улыбнулась.
Она похожа на Ангела, сошедшего на Землю – подумал Сергей - он же встречал Верушку, в соседях живет, почему не видел ее раньше? А как ее увидишь, если она на улицу не выходит, с девками хороводы не водит?
Попова дочка, Верушка, в школу не ходит. В церкви она обучается, псалмы поет, иконы цветочками, да вышитыми полотенцами убирает. Сама же и полы в храме моет.
Ей ли мыть полы? Она же тонкая, что веточка ивы, кажется, всяк ее может сломать. Дрогнуло сердце Сергуньки, жаль Верушку, захотелось защитить ее, заслонить от бед, укрыть, спасти.
Сергей, вылив в котел воду из ведер, оглянулся на мать
- Мамань надоть баню подтопить маленько, холодно будет ночевать-то.
Зинаида взглянула на сына. Что это с ним? Никогда, ни о ком не заботился, и вдруг? Не похоже, на Сергея, ой не похоже! Зинаиду иногда даже пугает жесткость сына, не умеет он жалеть никого.
Неизвестно в кого пошел сынок, только не в отца. Андрей лишь на вид сердитый и неулыбчивый, душа у него мягкая, словно воск. Не в отца пошел Сергуня и обличьем, невысокий, сутулый, голова словно вросла в широченные плечи, руки длинные, кулаки, каждая по кувалде.
Андрей, отец его, в молодости слыл первым красавцем на три села, завидным был женихом. С Сергеем же согласилась гулять лишь одна девка, востроглазая, шустрая, хитроватая, вся в мать, дочь Марьи Антипкиной, Галинка.
Андрей с Зинаидой не против такой невестки, да и свекровь Зинаиды, Евдокия Степановна, одобряет
- На бабку свою, на Лизавету походит, Галька-то, сноровистая баба из нее выйдет, пущай Сергунька на ей и женится. Он у нас работящий, хозяйственный, хорошая пара из них получится. А что Галина хитрованка, это ничо, как бабе без хитрости прожить?
Гулять-то гуляет Сергей с Галинкой, нравится ему потискать девку где-нибудь в темном углу. И большего охота попробовать, наслышался, как парни постарше о сладости с девкой, того-этого, болтают. Однако, Галина строго блюдет себя, пощупать руками можно и то не везде, маленько только.
Терпения у Сергуньки нет, ночами мучается, сны всякие мерзкие снятся. Просыпается весь в поту, лежит, мечтает, эх, кабы щас баба под боком была! Придется жениться на Гальке, другой-то все равно нету.
Больше Сергунька на Веру не взглянул, нечо глаза пялить, малая еще совсем девчонка-то. Ишь, как напугалась, да и немудрено, сам понимает, не красавец писаный. Только красота мужику ни к чему, мужиков не за это бабы любят. Наслышан.
Ужинали в сумерках чищеной картошкой, забеленной молоком. Зинаиде кусок в горло не идет, как там ее Андрюша? Говорят, в НКВД пытают больно, да голодом морят. Про ребятишек Агриппины думает. Есть, пить, наверно, хотят горемычные.
Ели молча, только дед Афанасий пожурил маленько внуков Вовку с Мишаней
- Болтались, где, неслухи? Отца без вас забрали, а он еть вас ждал. Где ваши орехи?
Мишаня молчал, смотря перед собой, возражать деду не след, хотя и без него обидно до слез, не попрощались с тятей, когда еще придется свидеться?
Володька не стерпел,
- Чего, ты, дедушка, и так тошно! Кто знал, что такое случится? Сам говорил, лещины припасти надо, да калины. Набрали с Мишкой пол мешка орехов, да калины с ведро.
- Так это, вы за цельный день! Навоз на поле вывозить надо, пока дожди не пошли, они шатаются! Зинаида! Гуси-то все пришли? Пересчитала?
- Пересчитала, тятя. Куда они денутся, все пришли.
Дед Афанасий вытер двумя пальцами слезившиеся глаза. Нутро его почернело от горя. Сына единственного, надежу всей семьи забрали. Не знает дед, куда себя девать, вот и отыгрывается на семье.
- Сергунька, ты скотине дал?
- Только что из хлева пришел, дед, конечно, дал.
- Ты больно сена много овцам не кидай, а то знаю я вас, не жалеете добра-то, ниче о будущем не думаете, седни день прошел и ладно! Зинаида, ты че все поглядываешь, да жмуришься, спросить че хочешь?
- Тятя, поди снесу детишкам батюшки маленько картохи, да молочка?
Дед каак стукнет деревянной ложкой по столу!
- Я те снесу! Привела в дом, не спросилась, ишь, хозяйкой заделалась. Пока я жив, сам буду распоряжаться.
- Тятя, я что поделаю, Андрей велел, не посмела я ослушаться.
- Велел! Ты и рада, готовы все добро по ветру пустить, корми всю деревню, давай, сами по миру пойдем.
- Так ведь дети, им с голоду помирать?
- Тебе какое дело? О своих, вон, подумай, бездельники, дармоеды, толку от них никакого, а каждый день за стол садятся, да не по разу.
Михаил соскочил с места и вышел из-за стола, не доев кусок хлеба. Степановна шибко рассердилась
- Ты бы помолчал, старый! Лежишь целыми днями на печи, костями скрипишь, а к столу тоже не забываешь садиться. Ты мне брось эту манеру, едой корить. Чем тебе ребята не угодили? Наравне с отцом работают, работали. Теперь все хозяйство на них ляжет.
Зинаида, я сегодня картошки побольше сварила, ты унеси, детишкам-то. Молока маленько налей, да старый чайник, с которым Андрей на рыбалку ходил, тоже унеси. Я в нем смородиновый лист заварила, пусть попьют горяченького.
Зинаида шмыгнула за печь, не смея глянуть на злое лицо свекра. Это он сейчас еще добрый, по молодости, бывало, получала от него Зина черессидельником по спине. Положив в ставец картошки, налив в пол литровую банку молока, она вышла в сенцы, и оттуда окликнула сына
- Мишаня, я чайник забыла, вынеси, поможешь мне донести.
Паренек тут же вынес чайник
- Пошли, мам, помогу
- Миша, возьми в темном чулане отцовы и дедовы тулупы, да лампу-летучку. Я пойду, догонишь меня.
Подойдя к бане, Зинаида услышала, поют. Да, церковное поют, чтобы не так сильно бояться. В бане ночью страшно, там всякая нечисть ночует. Она сначала прокашлялась, постучала. Песнопение прекратилось. Зинаида окликнула
- Матушка Агриппина, не пугайтесь, я это, Зинаида.
С непривычки женщине показалось, что в бане тьма кромешная. Однако, приглядевшись, она увидела силуэты самой Агриппины с малышом на руках, девчонок, прижавшихся к ней и мальчонку, сидевшему с краю лавки.
- Как вы тут, матушка Агриппина?
- Слава Богу, не на улице ночевать. Спасибо тебе, Зинаида, не испугалась, взяла к себе, а то хоть иди и топись в Каме вместе с детьми.
- Что ты такое говоришь, матушка, грех ведь.
- Зинаида, не зови меня матушкой, я моложе тебя буду, зови Агриппиной или Груней, так меня мой Порфирий называл. Добрая ты душа, Зинаида, пришла нас проведать.
- Я не так просто, поесть вам принесла. Картошки немного, молока, да чаю горячего. Не догадалась кружек взять, сегодня уж из ковша попьете, завтра кружки принесу
- Зинаида! Дай Бог тебе здоровья! Молиться за тебя стану перед нашим Господом. Ой, кто-то еще идет!
- Это Мишаня. Он лампу несет. Сейчас вам будет светло, не так страшно.
Михаил зажег лампу, постелил на полок тулуп, встал у дверей.
- Тетя Агриппина, я видел у тебя в огороде знатная капуста. Мам, что, если я схожу и срежу несколько головок?
- Я тебе срежу! Посадят рядом с отцом. Теперь это имущество Сельсовета. Ступай домой, я еще немного тут побуду.
Подождав, когда сын уйдет подальше, Зинаида заговорила, едва ли не шепотом.
- Агриппина, вы ешьте, я домой схожу за мешками, да за ножом. На улице уже вечереет. Как совсем стемнеет, пойдем с тобой задами в ваш огород, срежем капусту и перетаскаем в наш амбар.
- Окстись, Зинаида! Ежели поймают, нас с тобой засадят или сошлют.
- И че! Тебе, Агриппина, вовсе нечего бояться. Сошлют если, талоны на пропитание детям дадут. Посадят – детей в детдом заберут, худо-бедно, сытые будут.
А мне чего бояться? Хе, пропадать, дык пропадать! Андрюшу моего забрали, и мне место где-нибудь в поселении найдется. Парни-то у меня взрослые, и без мамки не заревут.
- Бесстрашная, ты, Зинаида! Раз ты пойдешь, мне деваться некуда, ради моих детей идешь на воровство.
Припасла Зинаида мешки и нож-косарь, положила возле крыльца, камнем придавила. Дождавшись, когда все уснут, проскользнула в двери, тихо закрыла, не стукнула, не скрипнула. Только дед Афанасий все равно услышал
- Старуха, спишь что ли? Нет? Слышь, куда это она ночью пошастала?
- Тебе что за дело? Пошастала, значит, надо! Может Агриппину пошла проведать, не слышно было, чтобы за ворота вышла.
- Больно уж мягкосердечная у тебя сношенька, а ты возле ее пляшешь, все голуба, да милушка. Вот она и творит, что хочет. Совсем изварлыжилась, чересседельника на ее спину не хватает.
- Молчи уж, хватило ей, да и мне тоже. Злишься все, сил-то нет поколотить, хоть словами ужалить.
Женщины пробрались в огород священника со стороны речки. Присели возле кустов смородины, прислушались. Кто-то в огороде есть, капусту режут.
Зинаида встала во весь рост
- Кхм, кхм! Иду я от кумы, гляжу, кто-то сельсоветскую капусту ворует. Думаю, дай-ко посмотрю, кто это, да в Сельсовет донесу, может за это моему Андрею Афанасьевичу прослабление какое выйдет?
Мишка! Ты что ли? Ты зачем ночью в огород полез? Тебе бы и днем дали, как последнему бедняку в деревне.
- Дали бы! Поделят на всех, даже по кочану не достанется. Не посмотрят, что у меня капуста нынче не уродилась.
- Когда у тебя че родилось, Миша? Ну, извиняй уж меня, но я в Сельсовет напишу. Сошлют тебя, несчастная твоя головушка. Нет, лучше я за председателем схожу.
- Иди, пока ты ходишь, у меня и след простыл. Пиши, как известно, не пойман, не вор.
Мишка затрусил из огорода во двор, Зинаида присела на корточки около Агриппины.
- Не вставай на ноги, так и ползи на корточках, срежем по паре кочанов и уйдем. Он сейчас вернется, не верится мне, что далеко ушел.
Не удалось сильно разжиться капустой, ушли женщины, унося всего по два кочана. Наутро огород священника был вытоптан и никакой капусты там не было.
Однако, Агриппина с Зинаидой на этом не успокоились. Агриппина рассказала, гурт с морковью и свеклой у них за сараем сделан. На яме стоит стожок с сеном. Даже если сено заберут, не догадаются, что под ним яма, она совсем небольшая.
Дождавшись ночи, когда дождь сливал, женщины снова пробрались в огород, выкопали они эту проклятую яму, два мешка получилось моркови и свеклы. Потащили мешки, скользя и падая, где волоком, где как! Вывозились, промокли до исподнего. Спрятали мешки в сарай под солому. Отмылись в ледяной воде прямо в ручье, лопаты, сапоги вымыли.
Слава Богу, никто сразу не увидел ямины в огороде священника. Заметили ребятишки, когда выпал первый снег. Разговоры пошли по деревне. Будто закопал батюшка у себя в огороде несметные богатства, золотые подсвечники, кадила, украшенные драгоценными каменьями.
Сами врали, сами себе верили. Никому в голову не пришло подумать, откуда в селе, где отродясь не водилось купечества, и помещика в здешних местах богатого не было, появятся золотые оклады, да кадила с драгоценными камнями.
Невелика прибыль с моркови да свеклы, но Агриппине уже легче на душе, не все чужой хлеб, хоть маленько, но свое есть. Да, и не сидят они в бане без дела. Девчонки двор подметут, воды в баню натаскают, белье в речке прополощут.
Вера по дому Зинаиде помогает. Работы много. Решил дед Афанасий не ждать возвращения сына, женить внука. Готовиться надо.
- Зинаида, ты сходи к Гришке Антипкину, спроси, согласен он или нет отдать Галю ихнюю без сватовства и свадьбы. Если согласен, пусть Сергунька ведет ее, пущай живут.
- Схожу. Только, зря, поди. Не захотят они родниться с нами, Андрей-то у нас арестант считается.
- Я тебя не спрашивая, захотят ли. Иди, спроси, за спрос денег не берут.
Сергунька! Слышишь, что я говорю? Разговаривал, али нет с Галькой-то? Пойдет она за тебя?
- Говорила, пойдет. Не вековухой же ей оставаться, не за кого ей больше выходить, да и мне больше не на ком жениться. Все давно уж просватаны, Покров скоро.
- Ты, паря, чего такой кислый? Неохота на Гальке жениться, так и скажи. Высватаем девку из другой деревни. Жену не на один день берешь, смотри, чтобы по душе была!
- Чего тут смотреть? Баба, она и есть баба. Привыкну, небось, все привыкают. Галька, она, работящая, характером веселая, пойдет!
Продолжение Глава 3