После того случая в парке все изменилось. Петр стал частью ее жизни – незаметно, естественно, словно так было всегда.
Они гуляли каждый вечер. Он показывал ей укромные уголки парка, рассказывал о своей работе в ботаническом саду. Жанна, в свою очередь, делилась историями о своем огороде, о том, как выращивала помидоры-гиганты.
– Представляешь, Петь, каждый куст по два метра высотой! А помидоры – во! – она разводила руки. – Соседки завидовали страшно.
– Это все любовь, – он улыбался. – К земле, к растениям. Они это чувствуют.
Друзья, это окончание рассказа, начало здесь:
В такие моменты она ловила себя на мысли – как похож Петр на ее Павла. Та же основательность, то же умение слушать. Только глаза другие – зеленые, с золотистыми искорками.
Светлана заметила перемены в матери почти сразу. Новая прическа, легкий макияж по вечерам...
– Мама, ты куда так вырядилась? – в голосе дочери звучало подозрение.
– Гулять, доченька. Врач сказал – больше двигаться надо.
Но однажды Света увидела их вместе. Они сидели в маленьком кафе, и Петр осторожно накрыл ладонью руку Жанны.
– Это что такое?! – голос дочери раздался над самым ухом. – Ты поэтому сюда переехала? Чтобы крутить романы?
В тот же вечер она позвонила брату.
– Андрей, ты должен приехать. Мама совсем с ума сошла – завела себе ухажера! В ее-то возрасте, после инсульта...
Андрей примчался через два дня. Высокий, хмурый, как две капли воды похожий на отца.
– Мам, мы должны серьезно поговорить.
Светлана нервно расхаживала по гостиной, изредка бросая на Жанну осуждающие взгляды. Андрей устроился в кресле у окна, хмуро сцепив пальцы.
– Как ты могла, мама? – дочь всхлипывала. – Папа всего три года как умер!
– А сколько лет должно пройти? – тихо спросила Жанна. – Пять? Десять? Когда мне будет позволено снова жить?
– Жить?! – взорвался Андрей. – Ты о чем вообще? Тебе под шестьдесят! О какой личной жизни может идти речь?
– А о какой может идти речь в тридцать пять, когда ты бросил жену с ребенком ради молоденькой секретарши? – Жанна впервые за много лет повысила голос на сына.
В комнате повисла звенящая тишина. И вдруг раздался голос Алексея:
– А по-моему, ваша мать имеет полное право на счастье.
Все повернулись к нему. Зять отложил ноутбук и впервые за вечер поднял глаза.
– Что ты несешь? – Света задохнулась от возмущения.
– То, что давно пора сказать. Мы привезли ее сюда якобы заботясь о здоровье. А на деле? Запретили готовить, общаться с внуком, даже гулять контролируем. Она что – заключенная?
В этот момент в дверь позвонили. На пороге стоял Петр – прямой, подтянутый, с букетом полевых цветов.
– Добрый вечер. Я пришел поговорить с детьми Жанны Михайловны.
Разговор длился больше двух часов. Петр успел рассказать о себе буквально все – о тридцати годах по-настоящему счастливого брака с ныне покойной женой, о своей работе в ботаническом саду, и смешно ли, но он даже принес справку состоянии здоровья.
– Я не претендую на роль вашего нового отца, вы уже не маленькие, – говорил он. – Я просто хочу, чтобы ваша мама снова стала счастливой. Она удивительная женщина.
Но дети не слышали. Для них мать навсегда должна была остаться той, что печет пироги и нянчит внуков. Просто функция, не человек.
Спустя неделю Жанна сняла маленькую квартиру недалеко от парка. Света не разговаривала с ней, Андрей уехал, хлопнув дверью. Только Димка тайком приезжал на автобусе – слушать бабушкины истории, играть ей свои песни.
– Я буду скучать, – шептал внук, уткнувшись ей в плечо. – Но мама не разрешит видеться. Она сказала – или музыка, или семья.
– Все наладится, солнышко, – Жанна гладила его по непослушным вихрам. – Время все лечит.
Вечером она стояла у окна своей новой квартиры. Петр обнял ее сзади, и она прижалась к его плечу.
– Жалеешь? – тихо спросил он.
– О чем?
– Что выбрала... это. Меня.
Она повернулась к нему. В глазах блестели слезы, но губы улыбались.
– Знаешь, Петя, я всю жизнь жила для других. Для мужа, для детей... Может, хоть эти годы поживу для себя? И для тебя, конечно.
За окном падал снег – первый в этом году. Где-то далеко Димка наигрывал на гитаре придуманную для бабушки мелодию. А здесь, в маленькой квартире, пахло яблоками и табаком, и впервые за долгое время сердце болело не от горя, а от счастья.