Ольга любила предсъездовское оживление. Даже в стенах приглушенного Тумановым союза писателей толпился народ. Об Евцихевиче уже открыто говорили как о халтурщике. А, недвано появившийся в союзе, решительно вырубленный богатырь Илья Харламов, только что прочитавший рукопись Ольги, довольно откровенно восхищался ею, заявляя, что такими романами и нужно вытеснять халтурщиков, вроде Евцихевича. Это было в какой-то мере вызовом, потому что многие, учитывая, что Ольга не в ладах с Тумановым, от комплиментов ей воздерживались...
И Ольга поверила, что от усилий этих осмелевших людей зависит торжество правды, от чего еще больше утвердилась в необходимости обо всех нарушениях демократизма в союзе и помехах справедливому решению судеб произведений, сказать с высокой съездовской трибуны. Но по неопытности многого, как всегда, не учла. Ей даже билета не дали. И она вынуждена была проходить в зал заседаний ежедневно беспокоя работников ЦК партии, съезд проходил в правительственном здании, издерганная этим и подавленная.
Чувствуя, что тяжба приобретает затяжной характер, Ольга пыталась устроиться в издательство, в союз или журнал, причем на должность на любую, литработником, редактором, корректором, машинисткой, только бы быть вблизи от прототипов. Ей всюду отказали, хотя во всех этих организациях работали бывшие студенты, окончившие тот же вуз и тот же факультет, даже поздней ее... Начало ощущаться влияние Леонида, который, как и она, только окончив вуз, себя считал способным руководить целым коллективом писателей, а ее даже не вправе работать в этой же сети... Ольга находила возвеличивание Леонида незаслуженным, тем более, что его творчество заметно начало сужаться до восхваления себя, жены, детей, и если Валю это оттолкнуло, Ляля это самовосхваление поощряла, раздаривая его вновь вышедшие сборники стихов, с претенциозной подписью: "Дар от жены поэта"...