Устойчивое течение в драматическом театре — документальный театр или вербатим. Если строго, вербатим – это когда в спектакле звучит дословное воспроизведение прямой речи реальных людей. Поэтому с латинского это слово переводится как «дословно» или «слово в слово».
Спектакль «Магазин» Небольшого драматического театра по мотивам одноименной пьесы Олжаса Жанайдарова складывается из сюжета криминальной хроники про рабство, в которое попали девушки из Средней Азии. Они работали в Москве, в спальном районе, в продуктовом магазине.
Автор не разговаривал с рабынями напрямую. Чтобы создать эту пьесу, он разговаривал только с правозащитниками, которые занимались этим делом. Таким образом, строго-строго эту пьесу и спектакль по ней назвать вербатимом нельзя. Но в медиа, так или иначе, все спектакли на реальной основе именуются документальными.
В Москве есть театр – Театр.doc, который первым в России начал заниматься документальным театром. Там впервые опробовали методику вербатима. Но в его репертуаре есть не только «правильные» вербатимы. Поэтому этой статьей мы тоже расширяем это понятие и утверждаем, что документальный театр – это не только вербатим, а еще много всякого разного.
Спектакль «Магазин» – это режиссерский дебют Артема Злобина (он поставил его в 23 года). Спектакль так прогремел, что режиссер попал в топ–50 известных людей Петербурга и стал единственным с курса, кого Лев Эренбург позвал в труппу НДТ.
Мы – Аня и Настя, ведущие подкаста «Бельэтаж это где?» посмотрели спектакль. Это правда, очень жестко и жестоко. Дисклеймер на этом заканчивается. Если вы готовы, то смотреть стоит! И да, этот тот самый случай, когда 18+ – это реально 18+.
Как стать режиссером без макета на вступительных
Настя: С чего началось твое увлечение театром?
Артем: Я родился в Новосибирске. С детства ходил в театр, и при том было так, что я как бы водил своих родителей в театр, а не они меня. Ну, конечно, они в раннем детстве часто брали меня с собой, и вот так я постепенно узнавал этот мир и это вошло в привычку. А потом я как бы взял на себя инициативу и начал водить бабушку на всякие спектакли, маму. Потом возникла театральная студия «Маскарад», где я занимался около восьми лет. И случился такой этап. Просто ходил по театрам Новосибирска, ходил на всякие разные фестивали, много приезжало театров из Москвы, из Петербурга, и я вырабатывал эту, условно говоря, насмотренность какую-то.
Аня: И потом ты решил поступать на режиссера в РГИСИ?
Артем: Вообще я планировал пойти на актерский факультет, потому что я закончил школу, мне было 17 лет, я точно понимал, что в 17 лет меня вряд ли кто-то возьмет на режиссерский факультет.
Я всегда думал, что это будет мое второе образование, но понимал, что мне нужно набраться опыта и побыть немножко в актерской шкуре, а дальше уже можно осваивать режиссерскую профессию. Но так получилось, что я слетел с туров в Москве, и грустный приехал в Петербург, пытался как-то найти себя, ходил к каким-то мастерам.
Это уже было до отчаяния, я уже ходил пробоваться к тем мастерам, которые мне заведомо не нравились, на факультеты, которые не из моей жизни, как будто бы, просто, чтобы не приезжать в свой родной город и не говорить о том, что, мол, не получилось. Но возник Лев Борисович и я решил попробоваться к нему на режиссуру, прошел все туры.
Аня: Ты сразу, с первого раза к нему поступил?
Артем: Да, с первого раза. Это было непросто, потому что туда приходили ребята уже такие опытные, матерые, которые уже четвертый год поступают. Приходили с такими огромными макетами. И я такой стою, а у меня ни макета, ничего. Потом я только впоследствии узнал, что Лев Борисович ненавидит макеты, ну, его ярость берет, когда они приносят все эти свои концепции. «Вот у меня тут вишнёвый сад, тут у меня будет вот это». Он на это смотрит с юмором, потому что для него не первостепенно художественное видение и оформление спектакля. Первый вопрос, который он задаёт - «А что между этими героями? Что между ними происходит? И про что эта вся история? Почему её нужно делать сегодня?»
Аня: А помимо истории с макетами, чем-то еще ваша мастерская отличалась от других?
Артем: Мне кажется, той свободы, которая у нас была, в моих ощущениях, не было нигде. На тот момент мне кажется, мы были самыми свободными. Я имею в виду свободы в предъявлении, мы могли приносить все, что мы хотим. Да, так тоже делают разные мастера, мастерские и так далее. Но то, что мы вытворяли, у нас не были связаны руки совершенно. Мы могли реально делать все, что угодно.
Мастер нам сказал единственную фразу – «можно все, важно во имя чего». Понимаете, такая профессия – режиссер и ты как бы препарируешь острые темы, ты как бы заходишь на разные территории, иногда запретные, иногда табуированные, и как бы волей-неволей ты обо всем этом должен говорить.
Поэтому нас часто ругали за натурализм, за физиологию, что мы какие-то не про искусство, мы больше про что-то клиническое и так далее.
Но были люди, которые очень сильно завидовали, что они в своей мастерской не могут реализовать то, что хотят. Им просто это запрещают.
Настя: Как ты думаешь, о чем тогда сегодня важно говорить в театре?
Артем: Мне кажется, нет прям таких тем, о которых стоит говорить. Все завязано на человеке, на его взаимоотношениях с другим человеком. Мне кажется, если это про тебя, если ты ощущаешь, что это про тебя, то это может заинтересовать и другого человека. Тем самым это будет актуально. То есть, если ты это делаешь действительно от чистого сердца, если у тебя это болит. Тут один критерий на самом деле. Важно, чтобы это попадало в зрителя. Ты можешь делать спектакль по какому-то шаблону: исходное событие, главное событие и так далее, но просто если в этом нет тебя, то это уже неинтересно.
Как пьеса о рабстве трудовых мигрантов стала первым спектаклем Артема
Аня: Исходя из этого всего, почему ты выбрал пьесу «Магазин»?
Артем: Во-первых, мне очень понравился именно язык, то, как это написано. Мне кажется, что это предельно откровенно, документально, иногда с юмором, и как-то очень по правде. Во-вторых, конечно, это тема какой-то созависимости и вот этих болезненных взаимоотношений, максимально извращенной любви и при этом жестокости, которая всегда рука об руку.
Потому что если брать эту пьесу в частую как социальную, то уходит все человеческое. Там очень много понятных жизненных, человеческих мотивов. Поэтому мне кажется, что это было главным.
Аня: То есть самое первое, что тебя зацепило, это какая-то предельность правды?
Артем: Я думаю, что да, это и еще ее образность. Потому что одно дело, ты можешь просто написать и изложить события, как это было в жизни, документально, сухо, как протокол. А другое дело, когда у тебя есть вот этот бытовой текст, и он максимально наполнен метафорами и какими-то художественными отсылками. Текст очень образный и метафоричный, и поэтому форма спектакля тоже такая.
Аня: А команде спектакля «Магазин» было не тяжело психологически работать над пьесой? Потому что нам смотреть было тяжело, именно эмпатически.
Артем: Конечно, были тяжелые моменты, когда мы смотрели какие-то сводки, какие-то видео, все, что связано именно с вопросом о гольяновских рабах. Это реальные случаи порабощения людей в Москве, в районе Гольяново. Мы смотрели материалы про скинхедов, про то, как они издевались над людьми, мы во все погружались, естественно, это в тебя попадает.
Не может не попадать, потому что, конечно, жестокость – это насилие. Но все равно атмосфера была какая-то позитивная. Очень странное слово по отношению к этому материалу, если честно. Но, тем не менее, просто это нравилось артистам.
Конечно были трудности, потому что мы долго искали язык, как это играть. Потому что это просто такой вербатим в частую. Это два монолога, которые где-то пересекаются, но которые идут параллельно. Поэтому у нас какие-то отрывки из текста идут в начале, которые у автора в конце. Мы максимально перемешали пьесу.
Аня: А какие-то отзывы приходили на спектакль, не только хвалебные?
Артем: Мы понимаем, что какие-то зрители могут уйти со спектакля. Были мои знакомые, которые уходили со спектакля, и потом мне писали, что, мол «очень понравилось, как это сделано визуально, режиссерски, актерски. Что артисты просто максимально убедительно стараются это играть и предельно откровенно, но я не смог смотреть, потому что для меня эта тема болезненная. Мне было очень плохо, я просто понимал, что мне нужно сейчас покинуть помещение».
Человек мне объяснил, почему он это сделал. Ты покупаешь билет в театр, ты имеешь право его покинуть, если тебе не нравится, если это не твое. Поэтому это нормально, мы к этому готовы. Мы, конечно, не делали просто провокацию ради провокации.
Кому-то может показаться, что это too much, что слишком много приемов, очень много жестокости, что все это гипертрофировано, это все неправда. Были и такие отзывы тоже. Но это все есть у автора, это все есть в реальной хронике, а мы просто это обостряем в спектакле и усиливаем.
Настя: А тебе бы хотелось, чтобы с каким настроением и ощущением выходили зрители после твоего спектакля?
Артем: Кто-то мне говорит: «После спектакля твоего хочется пойти и просто выпить водки, забыться». Я надеюсь, что все-таки какая-то терапия происходит, что человек уходит с какими-то мыслями. Да, возможно, света не очень много в конце. Мы это закладывали и мы это делали, вдохновившись, всеми событиями, которые происходят сейчас, сегодня. Конечно, это отражается в спектакле.
Но сделали финал такой сделали слегка бескомпромиссный, но все равно даже в этом можно найти свет, можно найти какую-то надежду. Тут вообще вопрос – что приносит нам театр? Может ли он изменить человека, или может он его поменять на какое-то мгновение?
Аня: В спектакле много визуальных метафор, сравнений, спецэффектов. Это как придумывалось? Чисто режиссерски или вы с художником?
Артем: Это придумывалось с артистами, но у нас был такой формат, что мой художник Алена Ромашкина часто приходила на репетиции. Такое, кстати, бывает, на самом деле, очень редко в театре, потому что художники в основном общаются с режиссером, сдают эскизы и появляются только там, условно говоря, на выпуске.
Но она приходила на репетиции в том числе и тоже привносила какие-то идеи, что касается какого-то визуала. Конечно, большая часть была реализована с помощью артистов и их какого-то приноса, потому что они много чего придумывали здесь и сейчас, мы всегда репетировали вместе. Это было такое прям сотворчество. Понятно, что каждый отвечал за разное, художники за одно, артисты за другое, я за третье. Но какие-то пересечения мы все-таки находили.
Аня: Можешь привести какой-нибудь пример приноса?
Артем: Например, Ольга Альбанова придумала историю с полицейским, с курткой, которую она просто открытым ходом надевает, как бы задом наперед, и играет его силуэт сзади. И вообще идейно нам хотелось, чтобы всех, условно говоря, персонажей второго плана играла сама Зияш – хозяйка. В этом тоже была определенная идея и метафора.
И вот какие-то такие фишки придумались вот здесь и сейчас на площадке. Самое крутое это всегда что-то очень простое, что-то очень такое близколежащее. Оно вот всегда где-то рядом, просто мы к этому приходим зачастую очень трудным путем.
Настя: Ты говорил, что вы два года разрабатывали спектакль?
Артем: Это была моя дипломная, как бы, курсовая работа. Поэтому мы ее показали сначала в эскизном варианте на кафедру. Мне ее зачли в качестве одноактовки, одноактного спектакля. А дальше уже мастер Лев Эренбург увидел в этом какой-то потенциал и сказал, что это можно дорабатывать до того, чтобы он шел потом в репертуаре НДТ.
О будущих постановках после успеха первого спектакля
Аня: Магазин стал довольно громким событием. Каково после этого взяться за другой спектакль?
Артем: Очень сложно. Ответ однозначный. Потому что это первый спектакль и ты хочешь показать все и сразу. Настолько тебя кроет, что ты хочешь использовать этот прием, этот ход. А особенно, когда есть прекрасные артисты – Ольга Альбанова, Аня Шульпикова и Миша Тараканов, с которыми было очень круто работать. Когда они сами приносят какие-то этюды, когда они работают над материалом максимально включено, то происходит сотворчество.
Но, тем не менее, тут (в Небольшом драматическом театре) я это «вырастил» как бы в своей семье, и поэтому, конечно, сложно приступать к новым спектаклям. Ты должен быть интересен сам себе в первую очередь, ты должен удивлять самого себя в процессе репетиции, делать то, что ты не делал, отключиться от того опыта, который у тебя был, войти в реку заново.
Настя: Теперь поговорим про твой новый спектакль. Можешь рассказать, что это и когда его можно будет посмотреть?
Артем: Спектакль называется «Научи меня любить» в Театре на Васильевском по современной пьесе учеников Николая Коляды, Екатерины Бронниковой и Романа Дымшакова. История на самом деле может показаться очень простой, но со своим вторым дном. История про учительницу, про ученика, про их связи, про их взаимоотношения с обществом, про табу.
Сейчас у Артема Злобина вы можете посмотреть эти спектакли:
«Магазин» – Небольшой драматический театр
«Научи меня любить» – Театр на Васильевском
«Кроткая. Монтаж» – ТЮЗ им. Брянцева
Если у вас был зрительский опыт спектаклей на документальной основе – пишите нам. Через сложные темы в театре мы исследуем себя.
Не забудьте послушать полную версию выпуска подкаста про документальный театр с Артемом Злобиным
и до встречи в «Бельэтаже!»
