На день Успения, еще затемно, Матрена новый хлеб затворила. Ох, уродилась рожь в этот год, ничего не скажешь! Добрый урожай собрали. При свете лучины, с молитвой, Матрена трудилась возле печки, тогда как Горазд начал в лес снаряжаться.
- Чего это ты, отец? – испугалась она. – Никак ужо пойдешь? Нынче, в Божий праздник?
- Пойду, - кивнул тот. – Нету мочи, сердце не на месте из-за девки.
- Ох, - Матрена так и осела, бросив стряпню. – И у меня не на месте! Да только доселе оно за Беляну болело, а нынче еще и за вас станет!
- За кого это – за вас? – не понял Горазд.
- За тебя, отец, и за Любима! Вместе ж вы к Радиму-то пойдете!
Глава семейства нахмурился:
- Любим дома останется. Нечего ему там делать! Коли взбредет что Радиму на ум – не прощу себе, ежели и с сыном беда приключится!
- Один, никак, выдвинешься? – зажала рот рукой Матрена.
- Один. И нечего меня отговаривать! Так я порешил.
И Горазд продолжил сборы. На душе его, меж тем, кошки скребли. Как пережил он последние трое суток да чего только не передумал бессонными ночами, одному Богу было известно. Нынче порешил глава семейства: надлежит за Беляной идти, в лесную вотчину Радима. Жива девка или нет, того он не ведал, но на всякий случай приготовился к худшему. Так или иначе, хорошего исхода Горазд не ожидал. Два пути у него было: либо узнать о смерти дочери, либо отдать свою жизнь в жертву Радиму в благодарность за спасение Беляны.
На то, что может быть иной исход, Горазд даже не надеялся. Матрене он ничего о своих соображениях не сказывал, предупредил лишь, чтобы искать его не вздумали. Коли не вернется через несколько дней – значится, нет его в живых. Матрена, как услыхала это, выть начала, но Горазд пресек бабьи причитания: и без того тошно было. Любима он не хотел брать с собой потому, что надлежало кому-то в случае чего заботиться о семье и кормить ее. Парень негодовал, рвался вслед за отцом, даже снарядиться поспел в лес, но Горазд был непреклонен.
- О матери помысли, - коротко говорил он, - как она без нас, коли что? Дед наш немощен, сестры с братьями меньшие твои еще малы… кто кормить их станет? И не проси: дома дожидайся.
- Да как же! – восклицал Любим. – Могу ли я сложа руки сидеть? Ведь на смерть ты идешь, отец, к Радиму в логово! Не брошу я тебя одного!
- Я свое слово молвил! – жестко ответил Горазд и пошел из избы.
Парень бросился за ним. А там, на дворе, оба так и остолбенели. В предрассветном тумане перед ними стояла Беляна – живая и невредимая.
- Ох ты, Господи… - только и смог вымолвить Горазд, осеняя себя крестным знамением.
- Сестрица! – воскликнул Любим и бросился к ней с объятиями.
Когда девка вошла в избу, Матрена чуть не выронила посуду из рук от радости. Кинулась она к дочке со слезами и причитаниями… Мальцы окружили Беляну, а дед Сидор вслух молиться начал, как увидал воротившуюся внучку… Горазд все повторял:
- Матерь Божья! Не сон ли?! Живехонька! Радим тебя просто так отпустил, дочка? Ничего взамен не требовал?
Беляна отвечала, опустив глаза:
- Ничего не просил… излечил он меня своими снадобьями… три дня у него в избе пролежала…
- Правду ли молвишь? – подступился Горазд к дочери. – Исцелил да до краю леса проводил?
- Так… - кивнула девка, не поведя и бровью, - все так, отец…
Усмехнулся Горазд, но усмешка его более походила на недоверчивое хмыканье.
- Вот те раз… - бормотал он, - как же так… неужто одумался Радим, мести жаждать перестал? Вот уж не ожидал… неужто и впрямь он Беляну спас, повинуясь доброму порыву?
- Чего там бормочешь, отец? – толкнула его в бок Матрена, утирая слезы счастья. – Дочка домой воротилась, живая и невредимая! Ох… напужала ты нас, Беляна! Да кто ж надоумил тебя ягоды-то волчьи есть? К чему ты глупость такую наделала?
- А неразумна я была, - спокойно отвечала девка, - кручина меня одолевала. Нынче я уж другая стала, вот увидите. Не стану больше в лес бегать, ягоды ядовитые есть. Все по-прежнему станет!
- Ну, дела! – восклицал Любим. – Ты, сестрица, будто родилась заново! И мыслишь-то иначе.
- Чу… чу… чудны дела Твои, Господи! – крикнул дед Сидор из дальней горницы. – Никак, образумилась де… девонька наша? Это все Божий промысел! Он ей и… и… испытание это послал, чтобы на путь истинный на… наставить!
- Верно молвишь, отец! – закивала Матрена. – Господь милостив!
И обезумевшая от радости баба повалилась перед образами земные поклоны бить.
В тот день ликованию в доме Горазда не было предела. Матрена все наглядеться не могла на дочку, вмиг позабыв, сколько Беляна тревог принесла им за последнее время. Мальцы не отпускали девку, а Горазд, продолжая недоумевать над произошедшим, сам втихомолку крестился от счастья.
Повечеряли в тот день славно: хлеб с нового урожая вкусили да и скоромной пищи отведали – благо, что пост окончился. Впервые за последние дни Горазд, казалось, поел с охотою: давеча-то и кусок в горло не лез. Глядел он на дочку и диву давался: неужто внял Господь его молитвам? Неужто через эту хворь девка переменилась, разумнее мыслить стала?
Беляна и впрямь сидела за столом будто другая. Не бледнела, не краснела, а с удовольствием поглощала запеченную кашу с маслом, закусывая свежим хлебом. На расспросы домашних отвечала она просто и спокойно, без тени смущения поднимая свои большие голубые глаза.
И лишь один Горазд терзался неясным чувством тревоги.
«Ну будет, будет о дурном мыслить! – уговаривал он самого себя. – Дома девка, живая и здоровая, и за то этому нехристю сердечная благодарность! Поди, пожалел горемычную, заела совесть поганца за былые пакости!»
Размышления его прервала сама Беляна:
- Завтра Спас Ореховый?
- Так, дочка, - кивнула Матрена. – Третий Спас-то, последний. А уж кто как его кличет – кто Ореховым, кто Хлебным. Мы вот, хлебца уж нынче с молодой муки отведали. А Дарена вон, назавтра печь собралась.
- Вот бы орешками лесными полакомиться! – вздохнула Беляна. – Раньше, бывало, и освящали мы, орехи-то.
- Ох, мы эти дни глаз толком не сомкнули, дочка! О тебе все мыслили. Как ты там, живехонька ли… отец не то что орехи собирать, работать не в силах был… из рук все валилось…
Беляна перевела взгляд на отца, но промолчала. Горазд сказал:
- А что, коли такое дело, не сходить ли нам завтра на речку спозаранку с Любимом? Рыбки к вечере наловим да по окраине леса пройдем, лещины нарвем. Будет и мальцам, и Беляне вон, угощение, коли так им орехов охота!
Глаза Беляны просияли, а Любим, засунув в рот большой кусок хлеба, подхватился из-за стола:
- Дело, отец! Пойду-ка снасти погляжу, все ли с ними ладно!
В тот вечер семья впервые за последнее время улеглась спать спокойно. Одного Горазда лишь сомнения одолевали: неужто позади все их печали? Неужто совесть проснулась в Радиме, и девку спас он бескорыстно? Эх-х, укрылся бы он нынче в лесах, да носу оттуда не выказывал! Это было самой заветной мечтой Горазда, но надежда в его душе перемежалась с неясной тревогой. Внутренний голос подсказывал, что жить как прежде они уже никогда не смогут…
Долго ворочался на печке Горазд, покуда Матрена не вопросила:
- Чего тебе неймется, отец? Болит чего?
- Да не болит… - отвечал он, - так… думы разные одолевают…
- Ты спи, спи, сердешный! Поутру подниматься-то раненько…
- Дык сплю, сплю…
Зевнув, Матрена быстро заснула крепким сном, а вскоре захрапел и Горазд.
Рано поутру они с Любимом отправились на речку через туманное поле. Солнце уж на осень заворачивало: поднималось из-за сонного леса неспешно, лениво, отчего и природа, казалось, просыпалась дольше, чем в разгар лета. Припомнил Горазд и прошлую осень, когда дела страшные в их деревне начались… сколько пережито было за минувший год! И что-то ожидало их впереди?
- Дай Бог, добрый улов сегодня будет! – нарушил его раздумья Любим. – Эх, рыбкой нынче запеченой полакомимся! А коли много наловим, так мать нам рыбник испечет! Обещалась уж… Ох, дюже любы мне ее рыбники…
- Угу, угу, - поддакивал Горазд, а у самого на душе почему-то кошки скребли.
Меж тем, Матрена, проводив своих мужчин на реку, стряпней занялась. Беляна надоила к утренней трапезе свежего молока, и мальцы расселись за столом. Второй день дивилась Матрена своей дочери: ишь, как хворь-то ее переменила! А может, сам Господь сжалился, разума в голову девки вложил?
Беляна вела себя непривычно спокойно и рассудительно, будто повзрослела за эти несколько дней. На вопросы матери отвечала просто и открыто, не заливалась краской смущения или обиды. Даже по дому начала управляться она ловчее: Матрена только втайне радовалась и головой качала.
«Никак, образумилась девка! – мыслила она про себя. – Авось, теперь все и наладится! Заживем по-старому, тихо и мирно. А летом Найда с Мечиславом воротятся – там и свадебку сыграем… авось, тут и обвенчаются…»
Далеко в своих думах Матрена уплывала, а все опасения и смутные предчувствия гнала от себя прочь.
Справившись по дому, Беляна на двор с мальцами пошла: благо, день погожий зачинался. Присела она на крылечке и вдруг припомнила, что намедни еще, воротившись из лесу, узелок небольшой в уголке избы оставила. Там, завязанная в ее цветастый платочек, лежала горстка лесных орехов. Орехи эти Радим ей дал, когда прощались они на окраине леса.
- На вот, полакомишься после да мальцов угостишь! – усмехнулся он, протягивая ей лещину.
Беляна припомнила, как от прикосновения его горячей руки ей стало жарко и дрожь пробежала по всему телу. Она смутилась, но поглядела ему прямо в глаза:
- Благодарствую… ты и прежде меня орехами одаривал…
- Было дело, - хитро ответил Радим. – Только в той, прежней жизни. А нынче все по-другому пойдет. Нынче я не одними орехами угощать тебя стану.
Против воли щеки Беляны зарделись, и она тихо проговорила:
- А ты ведь гнал меня от себя… что ж передумал?
Радим пристально поглядел на нее и сказал, прожигая темным взглядом:
- Ярость и досада меня снедали. Прошлое припомнил, оно мне покоя и не давало. Ничего, нынче успокоился я. Другие заботы у меня имеются.
- Но свидеться мы не сможем: отец строго-настрого запретит в лес одной ходить. Боязно мне, что и вовек он меня сюда не отпустит…
- А ты и не выказывай охоты в лес ходить. Так будет лучше, коли они думать станут, что самой тебе сюда не надобно.
- Как же?
- Отцу твоему только на пользу мыслить, что ты позабыла меня. Вот и живи себе, не тужи, а я скоро устрою так, что Горазд сам тебя в лес поведет!
Беляна изумленно вскинула на Радима взгляд, но тот лишь усмехнулся:
- После все узнаешь. А нынче не позабудь, о чем мы с тобой толковали еще там, в избе! Да орешками мальцов угости. К слову, дикая лещина нынче богато уродилась! По окраине леса, за речкой, уж поспели орехи! Набрать довольно можно.
Беляна кивнула и, приподнявшись на цыпочках, быстро прижалась своими алыми губами к губам Радима. Вспыхнув, она побежала прочь, но обернулась на прощание у самого края леса:
- Не стану я в лес проситься, как ты и сказывал! Все сделаю, о чем просишь! Только обо мне не позабудь!
И она бросилась из лесу на поле, откуда до деревни было уже рукой подать.
Радим же глядел девке вслед до тех пор, покуда она не скрылась в зарослях. Тогда в темно-карих глазах его растаяли последние искорки теплоты. Он желчно усмехнулся, дернув подбородком, и пошел назад вглубь леса. Душа его полнилась нетерпеливым предвкушением грядущих событий…
Назад или Читать далее (Глава 96. Дикая лещина)
#легендаоволколаке #оборотень #волколак #мистика #мистическаяповесть
