Клавдия металась от окна к окну. Уже давно Нина должна бы прийти, а ее все нет и нет. Неужели с девкой что то случилось. Ни одна хорошая мысль не приходила в голову. Подсознание рисовало картины одна мрачнее другой.
На улице уже темнеть начало. Тут дел то было самое многое до обеда. А то бы и раньше могла прийти. Клавдия подхватила Васятку на руки, села с ним на лавку, прижала к себе.
- Ох, Васенька, где же мамка то твоя, куда запропастилась. Неужели я собственными руками на погибель ее отправила. Надо было остановить, не пускать. Время то какое теперь, за червонец человека погубят, а там деньжищи то какие. Лучше бы уж не продала она ничего. Только бы сама живая пришла.
Клавдия все сильнее прижимала мальчишку к себе. Она даже не замечала, что по щекам бегут слезы, машинально вытирала их рукавом кофты и снова продолжала причитать тихонечко. Боялась, как бы Васятку не напугать.
На крылечке послышался топот ног, кто то старательно стряхивал с ног снег перемешанный с замерзшей землей. Кто же это мог быть, конечно Нина. Клавдия подскочила, усадила Васятку на кровать, а сама бросилась к двери. Но на крылечко выскочить не успела, Нина сама открыла дверь и уже стояла на пороге. А за ней Руфа.
- Ты, мама, чего такая испуганная то?
- Ох, Нинушка, я уж только чего не подумала. Что это тебя так долго то не было. Думала уж живую не увижу.
Нина не стала пугать свекровь, не стала рассказывать, что побывала в том месте, где никогда бы не бывать никому. Да мало того, что побывала, а еще и вышла оттуда. Видно ангел ее распростер свои крылья, не допустил беды, умягчил сердце начальника. Пожалел детей малых, которые без нее с голоду сгинут.
- Да что ты, мама, переживала то как. Продала я кольцо и деньги за него, какие хотела выручила. А что долго, так ведь это не носки продать. Туда- сюда пришлось сходить. Деньги то большие, с собой люди столько не носят.
- Ой, девчонки, есть, чай, хотите как. Целый день не емши то. Давай Руфа разоболокайся. Поешь тоже. У меня все горяченькое, припасенное в печи стоит. Сейчас самовар поставлю еще.
Клавдия засуетилась, выставляя чугуны из печи. Васятка подошел к матери в ожидании гостинца с базара.
- Васенька, гостинцев то я тебе не принесла сегодня. В другой раз ужо.
Нина вытащила из кармана краюшку хлеба, посыпанную солью. Утром сунула в карман, думала перекусить дорогой обратно. Только дорогой то даже и не вспомнила про нее. О другом они с Руфой думали и говорили.
- Дорогой вот лисичку встретили, она тебе хлебушка велела передать. На вот, вкусный должно быть хлебушек у лисицы.
Мальчишка с недоверием посмотрел на мать, на горбушку, к которой пристали какие то соринки. Он взял хлеб в руки, холодный, почти замерзший. Видно и правда из леса. Дома то он теплый бывает. Откусил. И вправду какой вкусный хлеб. Он стал расспрашивать про лису, про то, кому она этот хлебушек несла. Тут уж Руфа пришла на помощь. Сказка о встрече с лисой на дороге получилась такая, как надо. Тут же и маленькие лисята, и волк с зайчиком появились. Малыш слушал Руфу раскрыв глаза, совсем забыл, что гостинцы ждал из города.
Когда все сели за стол, Руфа перестала плести историю про лису, стала серьезной. С упреком посмотрела на Клавдию.
- Что же ты, тетка Клава, Нинку то на какое дело благословила. Ведь сама чуяла, что все может плохо кончиться, а не остановила. Ладно все обошлось.
Нина хотела остановить подругу, но та уже разошлась, выложила все, как было на самом деле. Клавдия аж в лице изменилась. Вон куда занесло. Да, там век бы не бывать.
Вспомнила свою подружку Онисью, еще в девках они вместе гуляли. Онисья веселая девка была, плясунья. Частушки любила петь да приплясывать под гармошку. На каком то празднике спела частушку, что налог яйцами довели, а она и нестись не умеет, потом еще другие. Вечером весело было. А на другой день приехали и забрали девку. Обвинили в антисоветской пропаганде.
Клавдия хорошо помнила, как они с матерью Онисьи ходили к тому дому. Мать хотела узнать, что с ее дочерью будет. Так с ней даже разговаривать не стали. Домой Онисья вернулась через пять лет. Не плясала больше и не пела. Даже с людьми не больно то разговаривала , молчала о том, где была. Замуж вышла, особо не копалась в женихах. Кто первый сосватал, за того и пошла.
Клавдия и сейчас, бывает, с Онисьей ходят друг к другу на беседки, только про тот случай никогда не разговаривают. А сейчас вот сразу вспомнилось. И то здание, где люди так пропадали.
- Ох, Руфка, не знаю, что на меня нашло. Как обашмурило. Нинушка то радовалась, что продаст, хоть голодать не будем. Вот я и согласилась. Разве могла подумать, что этим закончится.
Руфа долго сидеть не стала. Дома тоже, чай, бабушка переживает, что долго ее нет. После чая сразу собралась и пошла.
Конечно Марфа переживала. Но Руфу удивил Виктор. Улучив минутку, когда Марфа была на кухне, он взял девушку за руки и глядя прямо в ее глаза прошептал.
- Я так боялся, что с тобой что то случилось. Так долго нет. Еще бабушка сказала, что волки, бывает, на дорогу зимой выходят. Совсем страшно стало.
Он бормотал еще какие то слова, но Руфа не слышала их. Ее бросило в жар только от прикосновения учителя, от его взгляда, слов, зашумело в голове. Девушке так хотелось, чтоб он обнял ее, прижал к себе. Возможно так бы и случилось, но из за занавески вышла Марфа и молодые люди отпрянули друг от друга.
Бабушка сразу смекнула, что помешала, вышла совсем не во время. Она даже ругнула себя за это. Но уж что сделано, обратно не убежишь. Подумала, что заделье вечерами надо какое то придумать, чтоб их вдвоем оставлять в избе. Глядишь побыстрее дело то пойдет. Видит она, что и та, и другой друг к другу тянутся. Только вот никак не решатся признаться в этом.
Руфа ничего не стала говорить при Викторе про Нину. Зато на другой день, когда тот ушел на работу, выплеснула все свое негодование. Ругала и Клавдию, и Нину на чем свет стоит. Это ж надо было додуматься идти с незнакомым мужиком неизвестно куда. Хорошо хоть ее с собой додумалась позвать.
Заодно от Руфы досталось и неизвестному ей Николаю. Давно бы уж должен написать ответ бабушке, да все не пишет. Марфа чуть успокоила разгневанную внучку. Она, конечно, удивилась опрометчивому поступку Нины. Порадовалась, что все закончилось благополучно. С такими людьми лучше не иметь никаких дел.
- Вот ведь твои отец с матерью сюда уехали в деревню из за того, что людей честных стали забирать и объявлять врагами. Не говорила тебе раньше об этом. Мала еще была. Теперь то, думаю, все поймешь. Отцу твоему кто то дохнул тогда, что надо срочно уезжать. Вот и бросили они все там в городе, меня оставили присматривать. А сами уехали. А так бы не знаю, чем все закончилось.
Марфа перекрестилась на одинокую икону в Красном углу. Как же не поблагодарить Бога, что помог ее внучке и ее подружке выпутаться в таком непростом деле.
Вечером, когда поужинали, Виктор уселся за освободившийся стол со своими учебниками, тетрадями. Марфа вдруг засобиралась.
- Бабушка, ты куда это на ночь то глядя пошла. - Руфа с удивлением посмотрела на Марфу.
- Я Зое Степановне обещала про травы рассказать, да все никак не соберусь Ноги у нее болят. Сегодня вот что то опять припомнилось. Нехорошо, думаю, обещаешь так выполнять надо. Днем травки собрала нужные. Расскажу, что с ними делать.
- А кто это такая, Зоя Степановна?
- Вот те раз. Забыла что ли, учительница к нам приходила к Виктору Александровичу. Вы еще с ней к нему домой ходили.
Руфе даже стыдно стало. Совсем из головы вылетело, как ее зовут.
- Ну, конечно, сходи. А то нехорошо получается.
- Хорошая учительница эта Зоя Степановна. Она еще и завуч в школе. Я к ней всегда обращаюсь, если что то непонятно. Учился давно уж, а в школе до вашей деревни не одного дня не работал. Поэтому и сижу долго, планы пишу. А она иногда, как у школьника, проверяет их у меня, указывает, где что надо доработать. - добавил Виктор.
Уже на пороге Марфа обронила, что пробудет часок, другой. Хоть поговорит с человеком. А то скоро и разговаривать разучится. На какое то время в избе повисла тишина. Виктор что то писал в своих тетрадях. В тишине было слышно, как он обмакивает перо в чернильницу, а потом пишет и перышко легонько поскрипывает.
Руфа, зная свою бабушку, разгадала ее задумку. Хитрая старушка решила их наедине оставить. Видно заметила вчера, как они смотрели друг на друга и Виктор держал ее руки в своих. Но поймет ли ее хитрый ход Виктор.
Учитель закончил писать, взял промокашку, аккуратно промокнул чернила и закрыл тетрадь. Он все делал молча. Только когда убрал учебники и тетради со стола, Виктор повернулся к Руфе. Глаза их встретились. Свершилось то, о чем мечтала девушка. Наконец то она оказалась в крепких мужских объятиях.
Но когда Виктор попытался ее поцеловать, Руфа смущенно отпрянула, высвободилась из объятий.
- Ты что, разве так можно.
Она вдруг заплакала. Виктор смотрел на нее и не понимал, чем же он обидел Руфу.
- Руфа, что случилось, почему ты плачешь. Господи, чем я тебя обидел?
Руфа начала, сбиваясь и всхлипывая, говорить о Чернышевском, о его крылатой фразе “умри но не дай поцелуя без любви”, и что то еще про высокие чувства.
Но Виктор не стал ее слушать. Он ласково прикрыл ее рот рукой, чтоб девушка замолчала и объявил, что любит ее с тех пор, как впервые увидел. Тогда, еще в полудреме, он испугался, что видит ангела, спустившегося с небес, решил, что он бредит, что так не бывает в жизни. Потом, позже, понял, что это не привидение, что это живая девушка. Вот тогда то он и понял, что пропал. Стало страшно, что такая неземная девушка не полюбит его.
Виктор говорил говорил. Наконец то он мог выговориться, рассказать, как любуется ею каждое мгновение, как представляет ее образ в школе во время уроков, как каждую ночь она приходит к нему во сне и он хотя бы в снах становится самым счастливым человеком.
Руфа уже не плакала. Высохли слезы. Она впитывала каждое слово Виктора и чувствовала, как становится ей тепло на душе . Девушке хотелось, чтоб он говорил и говорил, не останавливаясь. Она набралась смелости и почти выдохнула из себя.
- Ты был счастливым во сне, а я счастлива сейчас. Я ждала, когда ты мне это скажешь и боялась, что никогда не дождусь. Да, на меня многие смотрели, как на красивую игрушку, любовались, а потом оставляли и уходили.
Руфа вспомнила, как любовался на нее Владимир, а потом и не заехал даже к ней. Она боялась, что также будет и с Виктором. Но нет, здесь все по другому. И глядит он на нее совсем не как на игрушку, не как на красивого истукана, а как на девушку, которая ему нравится. Почему то в этот счастливый для нее момент, Руфа вспомнила колдунью, которая заверила, что все у нее хорошо будет. И ведь не соврала. Ей сейчас так хорошо, что лучше и быть не может.