Вылазка полковника Максимова в тайгу.
С острова до вертикальной шахты пробраться теперь можно было достаточно легко. Люха постарался и лаз расширил хорошо, таскал за собой на веревке деревянное корыто, нашлось в хозяйстве у староверов, и заполнял его камнями, землей, всем, что удавалось соскоблить со стен норы. Потом вываливал грунт в труповозный ящик, нечего ему было простаивать, и опускал вниз, рассыпал породу ровным слоем по полу склепа и утаптывал. Склеп или грот по высоте был приличным, так что ее уменьшение не сказывалось, по крайней мере незаметно было. О том, что такое самоуправство могло боком выйти, неприятности доставить, как-то не думалось.
- А что, я же для удобства делаю, не только для себя, для всех. - Так наверное Люха рассуждал.
Пройти по проходу конечно не получилось бы, но на карачках двигаться можно, все не ползком. Люха двигался первым, за ним Максимов, Коля замыкал процессию, ему приходилось труднее всех с культяпкой вместо правой руки. Но ничего, приспособился, справлялся как-то. Для Максимова такое передвижение вообще было в радость, люди новые места, тем более такие.
- Ты, Люха, молодец, - похвалил парня Коля, когда остановились передохнуть. - Сергеич, не довелось тебе тут в прошлый раз ползти, как черви вкручивались, застрять боялись.
- А меня Коля ногами вперед за собой тащил, - усмехнулся Илья, все не мог забыть то путешествие.
- Почему так-то? - Удивился Максимов.
- Выбирать не приходилось, как дом начал рушиться, в майну падать, спасаться надо было. Люху бревном по голове отоварило, я в нору первым юркнул, ну а его за собой, уж как пришлось, на веревке тащил, пока не очнулся.
- Свет из шахты пробивается? - Спросил Максимов.
- Из нее, - ответил Илья, он теперь здесь был старожилом, - а в шахту из тоннеля, в нем вообще светло.
- Ну и как, возил жмуров в последний путь? - Усмехнулся Максимов.
- Не пришлось еще.
- Но тебя вызывают… Так просто сидишь?
- Получается, что так.
- Не срабатывает система, - предположил Коля.
- Может в другое место доставляют, - предположил Максимов, - не одно наверное такое место, еще есть. А притаскивают кто, твои человечки? - Вопрос относился уже к Ручкастому.
- Какие мои, - взъерепенился Коля, - они сами по себе.
- Ладно, ладно, чего-ты, - успокоил Максимов, - давайте-ка дальше, а то время идет. Шестаков заждался.
Добрались до шахты, на помосте тоже постояли, посмотрели вниз. Ящик для жмуров тут же был, привязан веревкой, в полной, можно сказать боевой готовности.
- Никак прокатиться хочешь, Сергеич? - Решил пошутить Ручкастый и переглянулся с Ильей, подмигнув ему. Надо заметить, в каких бы ситуациях, экстремальных, мистических, да разных, не оказывался человек, всегда был готов пошутить, причем по-доброму.
- Рановато мне, - ответил Максимов вполне серьезно, но шутку понял. - В следующий раз как нибудь. Давайте-ка дальше.
Самым трудным во втором проходе так и оставался участок, перед самым гротом с Матерью. - Мать это, никакая не баба, пусть и золотая, неважно из чего она, важно зачем она. - Размышлял Максимов, протискиваясь в широкую, но низкую щель, ему пожалуй было труднее остальных, комплекция не позволяла проскользнуть. Люха выбрался первым, тянул Максимова за руки, а Рукастый, хоть и одной рукой, подталкивал сзади.
- Яшка, первооткрыватель, так и лежит тут, - заметил Максимов, - вот кого в ящик надо, да вниз отправить. Там найдут ему достойное место.
- Ты это серьезно, - Ручкастый выбрался последним, - о достойном месте?
- В переносном смысле, - непонятно объяснил Максимов.
- Это как?
- Вот он! - Перебил Илья и подошел к сидящему на полу человеку, сжавшемуся в комок, спрятавшему голову между коленями. Больше он походил на кучу тряпья, сваленную в угол. - Эй, паря! - Люха осторожно потряс человека за плечо. - Живой?
Куча шевельнулась, показалось исхудавшее, почерневшее лицо, в свете фонарика сверкнули глаза, затуманенные, без мысли. - Пить, - шевельнулись растрескавшиеся побелевшие губы.
Илья достал фляжку, отвернул пробку и поднес горлышко к губам бедолаги. Взять фляжку руками тот не мог, они дрожали, да и пил кое как, половина проливалась и стекала по заросшему подбородку. Расспрашивать парня в таком плачевном состоянии было бесполезно, надо было дождаться, пока он хоть немного придет в себя.
Мать всех матерей после последнего прихода Максимова не изменилась, да и не могла. Она отмеряла время веками, если не тысячелетиями, что ей несколько лет, всего лишь миг.
- А ведь она ждет… - в задумчивости проронил Максимов, стоя перед изваянием.
- Чего ждет? - Спросил Ручкастый.
- На поднос ей надо что-то положить.
- Так разное клали, пластины те же, записку из псалтыря, она вообще в пепел превратилась. - Коля провел рукой по подносу, который держала в руках Мать. - Вот, смотри! - Ладонь покрылась черным пеплом. - С того раза еще осталось.
- От листа бумаги и столько сажи? - Усомнился Максимов. - Нет, тут в другом дело. Нельзя ей на поднос чужое класть, не ее.
- Пластины и записка для тех? - Ручкастый кивнул на нишу с тремя фигурками.
- Твои друзья, - усмехнулся Максимов, - И к Матери они никакого отношения не имеют, - а потом вдруг добавил. - Не любит она их. - Откуда приходили полковнику такие откровения, он и сам не знал.
- Значит напрасно всё, все наши старания? - Предположил Коля.
- Нет! - Вдруг раздалось из темного угла. - Помогите встать.
Илья и Коля помогли обессилившему Борису Шестакову и подвели к Матери. Вне сомнений, это был он, никого другого тут и быть не могло. Тем более, что Черный монах так сказал, а ему все же надо было верить. Если ему не верить, тогда вообще кому? Боря разжал правую ладонь, на ней оказалась тяжеленькая вещица, отливающая латунным светом. Он положил ее на поднос и приподнял крышечку. Оттуда вырвалось слабенькое пламя, но его хватило чтобы осветить грот и даже ослепить находящихся здесь людей.
- Огонь? - Спросил Максимов, первый пришедший в себя. - О нем Зойка говорила?
- Огонек, - благоговейно прошептал Боря, - он всему начало! - Лицо парня изменилось и стало похожим на каменное изваяние, левый зрачок закатился за веко, глаз стал белым. Быть может так свет падал, на лицах остальных никаких изменений не случилось.
Продолжение ЗДЕСЬ
