Антоний не подал вида, что удивлен приезду самого князя. Степенно вышел он на встречу именитому гостю, приветствовал его так же, как и остальных, волею судеб забредших к нему, путников. Его скромное жилище в скалах расширилось, прирастало новыми жильцами. Антоний не отказывал в пристанище никому. Жизнь его была проста и понятна. В труде с утра до вечера, дабы обеспечить себя скромной пищей, молитвы, да вечерние посиделки у костра в размышлениях о вечном и суетном. Он по памяти рассказывал о слышанных им на горе Афонской житиях святых, об их бескорыстном служении Богу и слушатели внимали ему с благоговением. Измученным и уставшим от суетной жизни, обездоленным и пережившим страшные потери, а именно такие и составляли большинство прибившихся к Печерским пещерам, слова Антония бальзамом исцеляющим проливались на душу. Не меньше чем Антония, любили здесь и Моисея, ставшего Антонию главной опорой. Но если Антоний вещал для всех, с Моисеем любили беседовать наедине, не боясь открывать перед ним все глубинные страсти своей души. Никто, никогда не услышал от Моисея ни слова осуждения. Он понимал каждого и собственным примером учил бороться со страстями. О его увечье знали немногие, Моисей не любил говорить о том. Даже лишенный естества он все еще ощущал томление, которое одолевает каждого, научился преодолевать его постом и молитвой, и этому учил других.
Отшельники столпились поодаль, глядя, как Антоний ведет к пещерам именитого гостя. Дружину свою князь оставил внизу, взяв с собой лишь воеводу Остромира, последнее время пользовавшегося особым доверием Ярослава. Остромир был молод, суров и немногословен. С князем почтителен, но без подобострастия и лизоблюдства, которое Ярослав видел во многих своих приближенных.
-Как здравствуете, Божии люди? - поприветствовал Ярослав отшельников, заметив их опасливые и любопытные взгляды.
Ему поклонились все, а ответил один за всех.
-С Божьей помощью, помаленьку живем, княже!
Говоривший был молод. Жиденькая бородка еще не приобрела той густоты и жесткости, что присуща мужам более зрелым. В голубых глазах читался острый ум.
Антоний подвел князя к кресту, встал на колени, осенил себя крестным знамением. Ярослав и Остромир последовали его примеру. Потом Антоний повел гостей в пещеру. Посреди помещения, выдолбленного в скале, стоял большой, гладко струганный, дубовый стол, а вокруг скамьи. По знаку Антония, пожилой отшельник, видимо исполнявший роль кухарки, поставил перед гостями большое блюдо, на котором куски рыбы возлежали на пареной брюкве.
-Угостись князь, чем Бог послал! - сказал Антоний.
-Благодарствую! - ответил Ярослав, беря рукой кусок брюквы, - Я ведь к тебе по делу, Антоний!
-Рад услужить тебе, князь, коли то в моих силах! - ответил Антоний.
Ярослав замялся не зная, как начать.
-Вижу я, что человек ты ученый, добродетельный... Нужен мне наставник духовный для сына моего и для всего люда, а Византийцам то веры нету...
-Правда твоя князь. Слово Божие на нашей земле следует нести тому, кто на ней родился!
Ярослав приободрился.
-Есть ли у тебя человек такой на примете?
-Таких людей много! Но ведь кроме веры истовой у такого человека должен быть и ум, и сметка!
-Твоя правда, Антоний!
-Ты, князь, поживи среди нас пару дней, присмотрись. Может приметишь сам того, кто тебе по сердцу придется!
-Да вот еще! - вспомнил Ярослав о просьбе Предславы, сказанной ему перед самым отъездом из ее обители, - Живет здесь некий Моисей Угрин, надо мне с ним свидеться!
-В лесу сейчас Моисей, к ночи вернется! - сказал Антоний, сделав вид, что не удивлен желанию князя.
К неудовольствию Остромира, князю и ему самому, выдали простые, темные одеяния. Антоний, лукаво прищурясь, сказал, что жизнь у них черная, грязная, ни к чему одежды богатые портить. Ярослав решил, что Антоний просто хочет, чтобы чужаки не сильно смущали отшельников и спорить не стал. Остромиру ничего не оставалось, как последовать примеру князя.
Моисей вернулся, когда солнце уже опустилось за ближайшую гору. На спине он тащил связку дров. Моисей любил проводить дни в одиночестве, вдали от остальной братии. При свете дня он испытывал мучительный стыд, словно недуг его под лучами солнца был всем заметен. Он понимал, что бояться следует лишь суда Божьего, однако в еще не до конца очерствевшей душе его, горел не гаснущим огоньком уголек пережитого позора. В обители его почитали чуть ли не мудрецом, схимником, добровольно отказавшимся от земных утех, однако он знал, что страдает по чужой, злой воле. Потому считал тех, кто ежедневно боролся с зовом плоти, гораздо более сильными и целостными людьми, нежели он сам. По вечерам, когда его лицо было скрыто в тени капюшона и отсветов костра или факела, он чувствовал себя увереннее, мог находиться среди братии. Он любил слушать истории других, рассказанные ему наедине, как на исповеди. У каждого человека была своя, не менее трагичная чем у него самого, судьба. Каждую такую историю Моисей записывал в памяти золотыми буквами, но ни единой живой душе не раскрывал тайну, доверенную ему. "Эх, жизнь! Каждого ты ломаешь по своему, ни единожды не повторяясь! Во истину говорят, что у каждого свой крест!" - думал он, выслушав в очередной раз печальное чье-то повествование.
-Моисей! - окликнули его, когда он укладывал принесенные дрова в общую поленницу, - Там тебя ожидают!
-Кто же? - удивился Моисей.
-Князь Киевский пожаловал! - понизил голос до шепота говоривший.
"Князь! Брат княжича Бориса и княжны Предславы!" - изумился Моисей, - "А какое же ему до меня дело?"
А вслух сказал:
-Ну коли столь высокий гость меня требует, то поспешу!
У костра, в стороне от остальных отшельников, сидели двое незнакомцев. Одежда на них была такой же простой, как и самого Моисея, однако осанка, не кроткие выражения лиц, сразу подсказывали, что люди это не простые, обладающие властью. Таких Моисей успел повидать на своем веку не мало. "Видимо тот, что постарше, и есть князь Ярослав?" - подумал Моисей. Он внимательно вглядывался в черты его лица, стараясь уловить в нем сходство с братом и сестрой, но в полутьме разглядеть князя как следует не смог.
-А вот и Моисей Угрин! - сказал Антоний громко, заметив Моисея.
Князь поднялся ему на встречу и неожиданно для всех отвесил Моисею поклон.
-Не знаю, чем услужил ты сестрице моей, княжне Предславе, да только велела она тебе кланяться! - сказал Ярослав смутившемуся Моисею.
"Помнит Предслава обо мне значит!" - сердце Моисея забилось гулко, он не знал, что ответить князю.
-А еще она сказала, что есть тебе о чем мне поведать! - продолжил Ярослав.
-Поведать есть о чем, коли ты, князь, желаешь меня послушать! - решился Моисей.
Долгие годы, мысль о том, что кроме него правду о гибели княжича Бориса почти никто не ведает, точила его. Именно с гибели Бориса, переменилась и его, Моисея, судьба.
-Коли вам есть о чем поговорить, ступайте в боковую пещеру, там вас никто не потревожит! - предложил Антоний.
Моисей пошел и князь послушно побрел за ним, велев Остромиру дожидаться его с остальными.
Ярослав чувствовал на себе пристальный взгляд Моисея. Почему Предслава так настаивала на встрече с ним он не знал. Судя по голосу, Моисей был еще достаточно молод. Лица его Ярослав разглядеть не мог из-за надвинутого на самые брови капюшона. Сам Ярослав сидел перед Угриным с непокрытой головой и в какой-то миг ощутил себя беззащитным, почти голым.
-Откуда ты сестру мою знаешь? - решил первым начать непонятный разговор Ярослав.
-Я не только сестру твою знаю, но и меньшого брата знавал! - ответил Моисей.
-Которого? - Ярослав был искренне удивлен ответу отшельника.
-Княжичу Борису служил я когда-то!
На Ярослава накатили воспоминания о смутных временах, когда братья Владимировичи схлестнулись за отцовский стол. Много воды утекло с тех пор, а рана в душе все еще кровоточила. Перед младшими братьями, Борисом и Глебом, Ярослав ощущал особую вину. Пока он отсиживался в далеком от Киева Новгороде, готовился, войско собирал, Святополк по одному, подло, изничтожил их. Знал Ярослав и о толках, ходивших до сих пор в народе. Мол не Святополк младших братьев погубил, а были они умерщвлены по приказу Ярослава, дабы освободить дорогу к Киевскому столу. Такие подозрения терзали сердце, хоть и знал за собой, что вины на нем нет.
Между тем, Моисей тихо повел рассказ, о том, как он, вместе своим братом Григорием, попал на службу к княжичу Борису, как стали они свидетелями жуткой смерти последнего, как укрыла его у себя княжна Предслава. На том хотел было Моисей остановиться, да не смог. Слова, так тщательно оберегаемые ото всех, вдруг прорвались наружу и удержать их было нельзя, как нельзя повернуть вспять реку, прорвавшую плотину. Он рассказал князю о пленении его сестер, о долгом пути до Польского княжества, который он проделал рядом с Предславой. Замолчал Моисей на том месте, где дороги их разошлись в разные стороны.
Ярослав, поглощенный рассказом, понимая, что на том злоключения Моисея не закончились, спросил:
-А дальше что было? Как ты на Русь возвратился?
Немного помедлив, Моисей продолжил рассказ. Как ни старался быть кратким и на своих бедах не заострять внимание князя, не смог сдержаться, и при воспоминании о жуткой каре, которой его подвергла похотливая вдова, расплакался.
Ярослав встал, перекрестился на висевший в углу образ, потом повернулся к Моисею, успевшему взять себя в руки.
-Спасибо тебе, за твой рассказ, Моисей! Теперь мне понятно, отчего Предслава так настаивала на встрече с тобой! Тяжкий груз ты снял с моей души!
-Да как же, княже?! - удивился Моисей, - Ты и слова не произнес!
-Зато из твоего рассказа многое понял! Есть у меня мысль, найти тела братьев моих, Бориса и Глеба, похоронить их под святыми сводами. Поможешь ли ты мне в том?
-Помогу князь, за честь почту!
-Вижу, что человек ты мудрый и честный, Моисей Угрин! Нужен мне такой в Новгороде, при сыне моем да при народе чтоб наставником был!
-Тела твоих братьев найти помогу, князь! А вот от власти уволь меня, не прогневайся! Не хочу в мир возвращаться, обет дал!
Ярослав понял, что не имеет права неволить этого, прошедшего через адовы муки, человека.
-Тогда может присоветуешь кого?
-Отчего же не присоветовать. Лука Жидята, пожалуй, подошел бы. Умен, язык хорошо подвешен, чтоб наставления давать. И при том вера его крепка, корысти не имеет!
На другой день Антоний привел к Ярославу Луку Жидяту. Им оказался тот самый отшельник, что поприветствовал князя по прибытии. В долину спускались уже втроем. Моисей Угрин обещал князю через пару дней выступить в путь, исполнить его волю. Для защиты отшельника Ярослав оставил охрану, хоть Моисей тому и противился. Самому князю предстоял долгий, обратный путь в Новгород. Ехал неспешно, наслаждаясь беседами с Лукой, убеждаясь, что совет Моисея был весьма ценен. Лука был именно тем, кого Ярослав искал. Любовь к родной земле, к простым людям, непоколебимая вера и умение на любой вопрос найти правильные слова, определили дальнейшую судьбу Луки. Его имя, впоследствии, тесно было связано с Ярославом и сыном его, Владимиром, сидевшим в Новгороде. А поучения его духовенству и народу дошли и до наших дней. Лука призывал к всеобщему миру, осуждал пороки и все мысли свои доносил простым, понятным языком, за что его и любили...