О том, как Плотин умер, мы узнаём почти в самом начале его жизнеописания, которое нам оставил Порфирий, один из ближайших учеников философа:
«В день же его смерти, как рассказывал нам Евстохий, поскольку он, Евстохий, жил в Путиолах и пришел к нему поздно, Плотин сказал “я все еще жду тебя” и “старайтесь возвести бога, присутствующего в вас, к божественному во всём”, и в тот момент, когда змея проползла под ложем, на котором он лежал, и скрылась через дыру в стене, он испустил дух…» (пер. Д.В. Бугая).
Это небольшое место оказалось большой проблемой для исследователей. Во-первых, в рукописях существует разночтение последних слов Плотина, т.е. неясно как именно это сказано по-гречески. Во-вторых, о точном смысле слов Плотина также ведутся большие дискуссии. Полемика осложняется тем, что часть исследователей видит (и не без серьезных оснований) в них главную идею всей философии Плотина. В-третьих, вызывает вопросы и тот факт, что мыслитель умирал почти в полном одиночестве. Присутствовал при этом один лишь Евстохий. Какой статус имел «кружок» Плотина, и каким авторитетом в нем обладал сам Плотин? В-четвертых, почему акцентируется внимание на змее? Этот вопрос мы сейчас рассмотрим подробнее.
Невозможно установить, проползала ли в тот момент змея на самом деле или нет. Нельзя узнать и то, не выдумал ли эту подробность Евстохий или сам Порфирий. Факт состоит в том, что Порфирий счёл это заслуживающим упоминания. Хотел ли он детально запечатлеть последние мгновения жизни учителя или же намеренно попытался мистифицировать смерть Плотина? Этого мы не узнаем.
Тем не менее, Э. Брейе делится интересным наблюдением:
«Хотя змея часто появляется в момент смерти, эту легенду следует связать с повествованием из главы X, где Плотин вызывает даймона. Даймон, который на самом деле был богом, несомненно, идентичен змею, который покидает Плотина в момент его смерти. В Александрии известен змеиный бог, Агатодемон, роль которого примерно соответствует роли Гермеса-Тота, т.е. открывателя божественной истины; возможно, именно ему суеверие александрийца Евстохия приписало роль даймона Плотина».
Однако эта гипотеза не кажется убедительной, так как сам Порфирий эти два случая (один — из второй главы, другой — из главы десятой) никак не соединяет, хотя такое сопоставление было бы вполне в его стиле.
Интересно, что похожее свидетельство о змее, оказавшейся рядом с античным философом, когда тот умер, мы находим у Диогена Лаэртского. Диоген пишет о Гераклиде (не путаем с Гераклитом!):
«Там же сообщается о нем вот что: и мальчиком и взрослым он держал при себе ручную змею, а перед смертью завещал верному человеку во время похорон спрятать эту змею на погребальных носилках, чтобы казалось, будто он отошел к богам. Так и было сделано; но когда граждане, с громкими похвалами сопровождавшие тело Гераклида, подняли шум, то змея это услышала и высунулась из-под его плаща, всех обративши в ужас. Однако потом все открылось, и люди увидели Гераклида не каким он казался, а каким он был. Наши о нем стихи таковы:
Ты, Гераклид, пожелал, чтоб люди поверили славе,
Будто по смерти своей стал ты живою змеей.
Ты обманулся, мудрец — иное у нас в разуменье:
Видя животным змею, видим животным тебя».
Но и это свидетельство почти бесполезно в нашем случае. Порфирий явно не планировал оставлять намек на то, будто бы душа Плотина могла переселиться в змею. С точки зрения неоплатоников, это было бы весьма прискорбным событием, которое не соответствует ни добродетели, ни мудрости Плотина. Кроме того, по свидетельству самого оракула, Плотина после смерти ожидала совсем иная участь, нежели жизнь пресмыкающегося.
Итак, предположение Брейе о том, что под змеей Порфирий (или Евстохий) подразумевает александрийского Агатодемона, кажется сомнительным. Вариант с перевоплощением Плотина в пресловутую змею после смерти противоречит представлениям неоплатоников о загробной жизни Плотина. Уверены мы можем быть лишь в том, что Порфирий посчитал сообщение о проскользнувшей змее заслуживающим внимания.
а.н.
